Жертвоприношение

— Здание скрыто заклинанием, так что не экспериментируй, — без стука вошел Паркер в спальню, где расположилась я.

Подтянув одеяло под самый подбородок, я уставилась на него и сказала:

— Хорошенькое у тебя воспитание, мог бы и предупредить, что войдешь.

— Думаю, тебе от меня скрывать нечего. На вот, — бросил на кровать mp-3-плеер с наушниками. — Наслаждайся, а то наверняка голову ломаешь мыслями обо мне.

— Это забота? — выпалила я в тон реплики еретика.

Он приподнял брови и выдал:

— Что это, детка, сарказм? Ты от меня, что ли, нахваталась?

Я отвернулась, не желая продолжать эту глупую болтовню и, подхватив плеер, улеглась на правый бок, спиной к Паркеру.

— Испугаешься бури, не вопи. Я хочу поспать. Умаялся с тобой.

Кай вышел за дверь, а я погасила свет.

Умаялся он, видите ли, убивать умаялся.

— Бессердечное чудовище, — прошептала я в темноту и сунула наушники в уши.

Уснуть, быть может, и получилось бы, но ранки на шее, намеренно оставленные Паркером, неприятно зудели и пощипывали, да так, что мне пришлось нехотя встать и пойти в ванную, чтобы отыскать там пластырь. К счастью, пара, что жила здесь, имела в своих запасах все, что нужно. Обработав место укуса антисептиком, я поверх жутко выглядевших красных ямок аккуратно наклеила пластырь и, задумавшись, уставилась на свое отражение.

В кого меня превратила эта немыслимая борьба? За что бороться? За месть? И Бонни, и Кай, они оба желают друг другу смерти. Но у Паркера все же более извращенная фантазия, его не устроит простая гибель Беннет, он уже наказал ее «привязкой» к Гилберт. Теперь Бон наверняка не может нормально жить, осознавая, что только убив себя, сможет вернуть подругу к жизни. Это просто… просто кошмарно…

Я не знаю, что вообще делаю рядом с Паркером? Ведь если признаться честно, то…

Я широко распахнула глаза, вдруг подумав, а действительно не рассказать ли Каю правду, чтобы между нами не было глупых намеков? Он решил, что я вспорола себе сонную артерию ради него, а на самом деле, я просто жутко испугалась. Ведь Кай вернулся бы и убил меня, сбеги я от него с Бонни и Джеем. Но в то же время меня перетрясло от одной только мысли, что ведьмак погибнет. Как это называется? Я тронулась умом? Симпатия к Паркеру, к тому, каким он был ранее, еще не дает мне повода бросаться во все тяжкие. Однако притяжение к еретику, к тому самому — настоящему, было сродни чему-то страшному, присланному из недр бесконечной тьмы и сброшенному на мои плечи. И самое жуткое, что я, стоя перед зеркалом и глядя в свои собственные глаза, полностью осознавала, что принимаю эти чувства. Но постоянные мысли о близких мне людях вгоняли в невыносимую тоску, ведь Паркер не тот парень, которого можно назвать бойфрендом.

Признаться честно, я чувствовала легкое облегчение от того, что нам пришлось покинуть тюремный мир. Появился крошечный, прямо мизерный шанс на побег. Однако прежде чем совершать его, неплохо было бы все хорошенько обдумать и разузнать. К тому же я не очень верю в успех этой задумки, поскольку знаю, что за веселостью Паркера скрывается настоящее чудовище. Он убьет меня без сожаления, а если нет, значит на то будут веские причины. Например, какая-то выгода. До меня уже давно дошло, что Кай не способен на теплые чувства. Ему нужна кровь, боль и страдания окружающих его людей.

Моргнув, я покачала головой и, ополоснув лицо, вышла из ванной.

Конечно идти к еретику я не собиралась, но и отсиживаться в комнате тоже не была намерена. Я решила для начала перекусить.

В холодильнике обнаружилось много всего вкусного.

Я схватила тарелку с приготовленным салатом и уселась за стол. Есть лазанью, все еще теплую, я не взялась, было сильно не по себе, несмотря на то, что Кай не оставил ни следа после убийства.

Я думала: «Вот люди готовили ужин, вот разговаривали, а потом вдруг пришел такой милый парень и убил их. Это ужасно. Несчастные».

Немного перекусив и запив это дело холодным чаем, которым был наполнен стеклянный графин, я тщательно и даже как-то методично вымыла посуду и вышла из кухни. Паркер сидел в гостиной. Я не знала об этом заранее, а потому когда вошла в комнату, немного растерялась и остановилась, понимая, что вот сейчас и должна с ним поговорить.

«Ох, так, отлично, — подумала я. — Самое время, особенно если учесть, что Кай уже выпил немного виски. Никогда не знаешь, чего ждать от этого парня».

Он посмотрел на меня, а я все продолжала мяться у двери, а потом еретик лениво взмахнул рукой и сказал:

— Давай, начинай.

Оу, похоже, выражение моего лица более чем красноречиво.

— Я лишь хотела… — начала было я, но, пройдя немного вперед, снова смутилась. Уж слишком откровенно Паркер потешался над моей нерешительностью.

— Ну, — вскинул он брови. — Продолжай… Ох, брось, Кэтти, я не кусаюсь, — и сам же рассмеялся. — Все верно, еще как кусаюсь. Но если ты не разозлишь меня, в чем я не уверен, то уйдешь к себе без истерик и обвинений в адрес моего такого неподходящего тебе характера.

И снова сердце больно обожгло вот этим ерничеством, этим постоянным сарказмом, будто Кай не знает других интонаций и слов.

— Обязательно все усложнять? — вспыхнула я, четко ощущая, как лицо заливает краска.

— А вот лучше ты мне скажи, милая, — тут же из беззаботного шута Паркер превратился в коварного насмешника. — Это ты у нас девица, обремененная моралью, которая постоянно говорит мне о моей негодности, жестокости и бессердечии, и при этом именно ты бросаешься в омут с головой, подготовленный не мной. Тобой, детка. Ты сама туда ныряешь. Мне было бы жаль тебя, походи ты на Беннет. Та тоже вечно ноет о неправильности моих поступков. Да ладно, вы серьезно? Кому как не мне напоминать вам обеим о жестоких реалиях жизни. Вы обе постоянно доказываете всем вокруг, что нужно уметь прощать. Вот только Бонни держит свое слово, хотя и забывает из-за клятв о том самом всепрощении, а ты, Кэтти… — еретик одарил меня лучезарным, почти озорным взглядом, — ты мечтаешь во всем походить на своих подруг. На одну из них. Я разочарую тебя, но ты не она. Твое сердечко трепыхается при виде меня так, что чаще всего мне хочется его вырвать.

Я часто моргала, чувствуя, что по щекам все равно поползли две отвратительные соленые капли. Обидно слышать подобное.

— Почему?

И зачем я это спросила?

— Да потому что я не понимаю, что тебе вообще нужно, Кэт! — разводя руками и повышая голос, но беззлобно, выдал Кай. — Это странно — слышать слова ненависти при нервно колотящемся сердце, стоит мне только посмотреть на тебя.

— Ненависть — те же чувства, — я поспешила утереть слезы, чтобы окончательно не пасть в глазах еретика.

— Да, только я умею различать поцелуи, милая. И твои — не из-за ненависти такие горячие.

— А знаешь что, — мотнула я головой. — Думай, что хочешь. Да, вот так, можешь льстить себе дальше. Я больше не стану пытаться что-то тебе объяснять.

— То, что нужно, — кивнул Паркер, откинувшись на спинку дивана. — Отправляйся к себе, пока я не придумал новое развлечение. Потом не жалуйся.

Досадно покусывая нижнюю губу, я поспешила к двери, когда ведьмак вдруг окликнул меня, сказав:

— Не переживай, я понял, что ты хотела мне поведать, Кэтти.

— Ничего, Кай, я абсолютно ничего не собиралась тебе говорить, — притормозила я у двери. — Просто думала, что неплохо бы предупредить: я осталась не из-за тебя, а ради своих близких, потому что тебя нельзя выпускать из тюремного мира. Жаль, что ты все же вырвался.

— О, это что-то новенькое, — рассмеялся еретик, и я оглянулась на него. — Что еще придумаешь, детка, чтобы только прикрыть собственные чувства?

Мне было очень обидно, что Кай постоянно насмехается надо мной. Он вообще никогда не раскрывал своих чувств. Я не знала, нужна ли я ему для чего-то важного, или же я таскаюсь за ним лишь потому, что он решил это за меня. Как будто я его игрушка, развлечение.

Меня охватило такое сильное чувство негодования, что я едва не топнула ногой, но вместо этого, откинув волосы назад, проигнорировала выпад Кая и вышла в холл. И уже ухватилась за перила, когда услышала за спиной голос еретика: