Зверь

Помятые, с окровавленными лицами, взлохмаченные.

Более или менее, приходящий в себя Филатов, по-хозяйски опустил свою руку мне на плечи, и в таком странном, но каком-то будто объединяющем положении мы пошли дальше.

— Знаешь, что я решил? — спросил Филатов, остановившись, чтобы прикурить и застегнуть косуху.

— Что? — качнула головой в ответ.

Вадим поднял на меня глаза. Такого взгляда я у него еще не видела. В рассеянном фонарном освещении темные глаза Вадима, в которых словно не было зрачков, словно радужка была абсолютно черной, сияли лихорадочным огнем. Оно и понятно, это все из-за… ну да, я уже говорила из-за чего.

Но что-то осмысленное и… в общем, слов не могу подобрать. Это был взгляд мудреца, заточенного в теле молодого мужчины. И ему, мудрецу, было тесно в этой оболочке. Он кричал, пытаясь вырваться наружу: «Эй, Земля! Очнитесь, я здесь! Мне дышать нечем, отпустите», и потому лично мне была понятна глубина тоски и одиночества Филатова. До мозга костей свободный и в то же время закованный в кандалы.

Мне стало страшно от той гаммы эмоций, что отразилась на бледном лице Фила, но я еще сильнее испугалась, когда он вцепился руками в мои предплечья и проговорил, жарко и с внезапной экспрессией:

— А хочешь, я брошу. Я могу. Клянусь. Мне просто нужен стимул, поддержка нужна, понимаешь, да? Прошу… Мария, не молчи. Мы вместе сможем. Ты веришь мне?

Я хотела верить. И верила в тот миг, но гребаный разум утверждал, что, ступив на эту стезю, зависимый человек не может избавиться от этого.

— Вадим, — я качнула головой и сглотнула. — Твоя жизнь превратится в ад. Ты должен это осознавать.

— Да, — он отодвинулся, кивнув, и затянулся. Прикрыл глаза, выпуская кольца дыма. — Я знаю. Но ведь это ад, в котором мы будем вдвоем. Это уже гораздо веселее.

Ответить я не могла. Ком застрял в горле и не позволил выдавить из себя хотя бы малейший звук.

Какое-то кошмарное чувство безысходности и болезненного страха навалилось сверху, пока мы на такси добирались до моей квартиры. Уже там я помогла Вадиму стащить куртку и футболку и, ошеломленно уставившись на кровоподтеки, что «украшали» его тело, совсем неожиданно, даже для себя, сморщилась и разревелась.

— О… — выдавил растерявшийся Вадим. — Ты серьезно, что ли? Мария…

Я склонила голову и уткнулась лбом в его плечо. Надо сказать, Фил достойно сдержал болезненный вопль, потому как я нажала ровно на багровый синяк. Спустя мгновение почувствовала теплые ладони на своей спине. Фил обнял меня и, поглаживая, проговорил, при этом прижавшись щетинистой щекой к моему виску:

— Распустила нюни, не надо так. Ты же вытащила меня из лап кровожадного дракона, мой рыцарь.

Я невольно прыснула со смеху, вдруг представив Вадима в красивом платье с кринолином. Тот отодвинулся, посмотрел на меня, шутливо выгнув бровь, и сказал:

— Так-то лучше. А то разревелась. Ты же Мари-и-ия, — протянул темноглазый «демон» и, развернувшись, отправился в ванную.

М-да, веский аргумент. Я — Мария. Это должно что-то значить?

Безумец.

Казалось бы, вот оно — облегчение, но…

Что-то темное и тяжелое давило в груди.

Наполнив чашки сладким горячим чаем, я уселась на кухонный подоконник и уставилась на желтые огни ночного Минска.

По широкой полосе дороги проплывали машины, которых сейчас было значительно меньше, чем днем, а по тротуарам плелись редкие прохожие.

Все было так, как и должно быть. Но…

Грусть, щемящая в душе, вынуждала ерзать на месте и продолжать тихо плакать. Я чувствовала, знала, что все так просто не закончится. Нас ждет много дерьма, в которое еще не раз встрянет Филатов. Но бросать его из-за этого…

Нет, я хочу сказать, здравомыслие — мой конек, но после знакомства с Вадимом оно благополучно улетучилось, не оставляя мне шанса на осмысление ситуации. Теперь мое мнение насчет Фила было предвзятым, поскольку здесь уже присутствовали эмоции и личная симпатия. Симпатия?

Да я же по уши встряла в эту игру. Меня прямо «знобит от этого веселья»*, просто невероятно, как можно влюбиться в мужчину всего за парочку недель. И ведь можно. Даже за сутки можно…

Точно. Все правильно.

Я спрыгнула с подоконника и, едва ли не швырнув свою кружку в раковину, ринулась к двери ванной, за которой было тихо.

— Вадим, — позвала я.

— М? — отозвался тот устало.

Я присела на пол и сказала, вздохнув:

— Тогда, в первый вечер нашего знакомства, когда ты вынудил меня остаться…

— Я не вынуждал. Ты сама хотела.

Я задохнулась.

— Верно, — прошелестела, понимая, насколько бывают близки совершенно разные люди. — Я сразу так решила. А ты? Почему не сказал мне, что тебе плевать на Миху с его долгом?

Дверь распахнулась, обдавая меня теплом, что всегда сохранялось в ванной.

Я подняла на Фила глаза. Он смотрел на меня сверху вниз и теребил пальцами свои волосы, то и дело запуская в них всю пятерню.

— По-моему, ты и без моих слов понимаешь, насколько мне плевать на все. Поэтому я здесь. Потому что ты всегда меня понимаешь.

Откровение далось Филатову не слишком легко, но он признался, а потом прошел мимо и скрылся на кухне, и уже оттуда донеслось приглушенное ругательство, а затем ровным голосом Фил добавил уже громче:

— Мария… Мишка мертв. Тебе сообщение прислали…

Резкий скачок сердца куда-то в область горла, вполне ожидаемо переходящий в крик ужаса. Мои пальцы, скрючившись, забрались в волосы, норовя выдрать их с корнем. Все. То самое черное отчаяние взорвалось в груди, затапливая мое одеревеневшее тело. Все. Теперь уже не выбраться.

Комментарий к Глава седьмая

*”Странные праздники. Что-то меня знобит от этого веселья” - фраза из фильма “Сказка странствий”, которая была впоследствии использована в самом начале песни группы “Агата Кристи” - “Странное Рождество”.

========== Глава восьмая ==========

«Они просто не успели… Избили… А что милиция… Там все куплено…»: словно сквозь толщу воды доносился голос моего брата, который примчался в Минск и даже вместе со мной отправился на похороны Миши.

Я не очень осознавала, как выпутаться из сложившейся ситуации. Особенно если учесть, что подобная участь грозила и Вадиму. Я слышала, как Сашка знакомился с Анной Семеновной, мамой Михи, как жалел ее, честно признаваясь, что сам не знал ее сына, а приехал ради меня. Но мать Мишки, напичканная успокоительными, слабо реагировала на окружающих, сидя на кухне у окна и тихо рассказывая о детстве своего единственного ребенка. А я…

Снова я пряталась в ванной и заходилась там в немом крике. Потом умывалась и возвращалась на кухню.

Вадим тоже пришел. Анна Семеновна теперь никого уже не винила, единственное, о чем просила — и почему-то моего брата, — чтобы посадили Касперовича. Это фамилия Каспера. Я знала Сашу, он это так не оставит, если я его попрошу о помощи. Но я молчала. Пока молчала.

Однако, покинув погрязшую в скорби квартиру, твердо решила привести себя в порядок и поговорить с братом.

Я плелась впереди Сашки и Фила, которые, идя следом, тихо беседовали. Краем уха улавливала гневные нотки в голосе Саши, наезжающего на Филатова из-за его пагубных пристрастий. Но Вадим молчал в ответ. А когда я притормозила и оглянулась, он посмотрел на меня так тоскливо, что сжалось сердце. Конечно, по ссадинам на его лице многие догадались о присутствии Фила в квартире Каспера на момент убийства. Думаю, многие даже приписали Вадиму несуществующие действия. Наверняка кто-то обвинял его в гибели парня, а кто-то, возможно, и героя из Вадима делал. Но таких, уверена, было мало.

Поравнявшись со мной, брат прикурил и поделился огнем с Филом. Оба задумчиво задымили сигаретами, а я очень хотела остаться одна. Мне было жизненно важно посидеть, повспоминать, переварить.

— Ребят, — шмыгнула я красным носом, натертым салфетками. — Я домой. Простите…

И пошла прочь. Очень удивилась, когда меня догнал Вадим и, ухватив за рукав, развернул к себе.