Зверь

— Останься.

Ну уж нет. И нечего на меня смотреть так, словно умрешь от моего отказа.

— Я серьезно. Мне на работу нужно.

Моргнула и сглотнула, растерявшись от того, как Филатов улыбнулся. Его бледное лицо преобразилось, став каким-то невинным и мальчишески-искренним.

— У тебя нога отекла. Куда ты пойдешь? — спросил, кивнув в мою сторону. — А если к врачу — придется сочинить целую историю, чтобы там ментов не вызвали. Так что… будешь тут.

— А ты не боишься, что они к тебе заявятся? — ухватилась за протянутую Филом руку, которую он предложил, поднявшись.

— Если ночью не нагрянули, значит пронесло.

Я изумленно захлопала ресницами, глядя на Вадима с некоторой злостью. Неужели ему на все плевать? Что за человек? У него есть хотя бы какие-то моральные принципы?

Вадим в свою очередь тоже рассматривал меня, спокойно затягиваясь и стоя всего в метре от двери. Сердце невольно сжалось. Что-то должно произойти. Это как в тех стремных фильмах о слащавой любви, где главные герои пялятся друг на друга, а потом целуются, словно лет сто ничего подобного не делали.

В общем-то, мне вдруг захотелось рвануть к двери, настолько страшно стало от слишком пристального внимания. Инстинктивно сделала шаг назад, когда Фил подался ко мне. Хмыкнул, опустил голову и, подняв руки, будто сдаваясь, отступил. Ладно. Совсем не страшно. Но стоило мне только двинуться в прихожую, причем едва переставляя ноги, как Филатов внезапно с глухим стуком уперся рукой в дверной косяк. Я почти врезалась в его бицепс. Перевела на парня раздраженный взор и шикнула:

— Отвали.

Он раздумывал лишь мгновение, затем рванул меня к себе, стиснув пальцы на моем затылке, и поцеловал. Крепко, с особым напором и некоторой злобой. Как будто хотел убедиться в том, что я не подхожу ему вообще. Но по мере того, как мои колени наливались свинцом, а в голове начинало все смешиваться, вторая рука Фила — та, что с сигаретой — легла мне на спину и прижала еще сильнее.

Он был очень горячим. Все тело Вадима буквально пылало. Этому пламени не было конца, потому, видимо, и хотелось окунуться в него, сорваться вниз и никогда не возвращаться. Но кое-что из этого мира, на который я благополучно забила, меня все еще удерживало в рамках здравомыслия: мама, отец, брат. Семья. Люди, которые любят и ждут меня. Нельзя поддаваться…

Но…

Как…

Уйти?

Теплая ладонь массировала мой затылок, и я пока понимала, что происходит, не без удовольствия отвечая на этот «прокуренный» поцелуй. Но когда Вадим немного подался бедрами вперед, мой мозг расплавился, пробуждая в теле то, чего я, собственно, не испытывала никогда. То есть парни у меня были, но такой реакции не наблюдалось.

Фил был запретным плодом. Тем, что хочется взять немедленно, однако сдерживаешься, чтобы избежать болезненных последствий. А то, что такие отношения принесут лишь боль — несомненно…

— Уйдешь? — прохрипел Филатов, оторвавшись от меня.

Уставилась ему в глаза, пропадая, как бы пафосно это не звучало, и буквально позволяя уговорить себя. Темно-карие омуты пожирали меня, растерянную и вмиг потерявшую всю свою решительность.

— Тебе нельзя уходить, — все так же вкрадчиво сообщил Вадим, докуривая и оценивая произведенный на меня эффект.

Я инстинктивно облизнулась и молча прошмыгнула мимо него, почти перед самым носом Фила захлопывая дверь ванной. Уже там немного успокоилась и осторожно взглянула в зеркало, боясь увидеть жуткие кровоподтеки после вчерашнего падения. Наваждение ушло, и теперь я могла здраво оценить ситуацию. Ничего хорошего, если честно.

Физически Вадим привлекал меня просто до головокружения, а вот разум твердил, что вестись на это не стоит. Все может закончиться довольно плачевно. И это очевидно.

Решено. Я должна уехать домой.

После недолгого пребывания в ванной, я, немного взбодрившаяся холодной водой, вышла в прихожую и тут же услышала разговор Филатова с кем-то по телефону.

— Ты зачем приперлась к Костяну? — О, наверное, с матерью говорит. — Нечего выпендриваться… ты… слушай… я серьезно, тебе столько лет было на меня насрать, а теперь что, проснулась? — ровным, но ледяным тоном проговорил Вадим. — Не надо… нет… не хочу тебя видеть! Ты срала на меня пятнадцать лет! Вот и дальше продолжай! Пиздуй в свою Америку! Пока!

Трубка лязгнула по аппарату, затем еще раз, в итоге в стену улетела стеклянная пепельница, со звоном рассыпаясь на сотни осколков.

— Я верю в себя, — четко произнес Фил, глядя в окно, а я, наблюдая за ним из-за приоткрытой двери, притихла. — Ты в меня не веришь… — и вдруг проорал: — Мария!

Я подпрыгнула на месте, постояла пару секунд и вышла. Филатов смотрел на меня так, словно это я ему позвонила с претензиями и обвинениями.

— Знаешь, как это называется? — встал, открыл верхний ящик тумбочки. — Это называется — сдохни, никто и не заметит.

В пальцах Фила блеснула фольга, и я быстро ринулась к нему, не контролируя свою ярость, и выбила эту хрень из его рук.

— Не начинай! — рявкнула на слегка ошеломленного парня. — Что, другого способа нет? Тогда ты слабак! Ясно? Вот да, точно, ты слабак.

Я заметила как дрогнули его ноздри, когда он перевел взгляд с моего лица на блестящий комок, валяющийся на полу.

— Еще раз, — посмотрел на меня и от злобы, что заблестела в темных глазах, мне стало искренне не по себе. — И я сделаю тебе больно. Не вынуждай.

Комок в горле не дал ответить. Просто качнула головой, отходя назад, потом сглотнула и все же сказала:

— Убьешь за дозу? Как предсказуемо, — и поплелась на выход.

Он не остановил меня. Не выскочил следом, не наорал, не запер в квартире. Просто остался в комнате. Забренчали струны гитары, и я ушла. Изрядно потрепанная и бесконечно разочарованная в людях.

***

Почему, когда мы ждем чего-то достойного от друга, который раньше нас не предавал, то получаем взамен как раз его предательство? Наверное, потому что нельзя быть такими доверчивыми. Это, говорят, даже опасно для жизни.

Вот и Мишка, пропавший на несколько дней, вдруг примчался на железнодорожный вокзал, откуда я должна была отправиться в родной город на выходные, и заныл о деньгах.

— Иди в жопу, понял меня? — рявкнула я так, что обернулись люди, ожидающие поезда, и, понизив голос, добавила: — Ты где пропадал? Тебе лечиться нужно, а ты что, скачешь с места на место. Задолбал. Нет у меня ничего, ясно? На билет потратилась.

— Марусь, не юли, — насупился Миха. — Знаю, что есть заначки.

— Знаешь, Туров, — если я перехожу на фамилии, значит серьезно злюсь. — Конечно знаешь! Ты всегда суешь нос не в свои дела. Тебя отец искал! Ты две недели дома не появлялся, совсем офонарел?

— Я у Каспера отсиживался.

— А, ну ясно. Вот и возвращайся к своему Касперу. И вообще, — резнула, — хватит уже, Миш, серьезно. Просто хватит. Я тебе не могу помочь…

— А Филу? — выдал приятель, прищурившись. — Ему можешь?

— Причем здесь Фил? — сквозь зубы.

— Ты мне скажи. Возишься с ним. Хрен знает, где обитаете. Юлька с чего-то носилась, искала тебя. Костя мне рассказал, что пару недель назад ты с Филатовым в какую-то аварию попала. Все обошлось, как вижу. Хорошо, когда есть друзья, правда?

Я нервно сбросила с плеча лямку сумки, расстегнула боковой кармашек и, достав парочку купюр не слишком крупного достоинства, сунула их в руки Мишки.

— Ты эгоист, Миха, — тоскливо и апатично произнесла я, глядя в уставшее лицо такого юного, но уже очень старого друга. — Моими руками хочешь загнать себя в могилу. Сволочь ты и придурок. А Филатову передай, что знать его больше не желаю…

Развернулась и поспешила на перрон, куда только что пришел мой поезд.

— Сама передашь, — бросил мне в спину Туров, но я не стала оборачиваться.

***

Я люблю поезда. Они умиротворяют. Стук колес — лучшая колыбельная на ночь.

Поскольку ездила я к родителям действительно очень редко, то вполне могла себе позволить отдельное купе. То есть на автобусе ехать путь длиною в пять часов было выгоднее и дешевле, чем на поезде всю ночь, но я не торопилась. Хотелось провести это время в одиночестве. В тишине и покое. Просто подумать.