Страница 27 из 31
– Амиот!
Они отдали ему остатки съестного, и он жадно набросился на еду, но ел как-то машинально, а взгляд его, несколько странный, не отрывался от мирных лесов и реки, медленно текущей у подножия холма.
– Мы принесем тебе еще. О, посиди здесь, пока мы не сбегаем и не скажем маме!
Оставив его, дети убежали. Тропинка вела через дубовую рощицу, и здесь-то они и встретили миссис Льюворн – Линнет. У нее на руке тоже висела корзинка. Пусть Джонни верил в фей и всякое такое, но для Мэри именно миссис Льюворн была воплощением всего лучшего в той взрослой жизни, о которой девочка мечтала: красота, грация, величавая осанка, нежный, но властный голос, безукоризненное произношение, нарядная одежда и прочие атрибуты богатства – короче говоря, все, чего жаждала ее юная душа. И она не гнушается носить корзинку!
– Какое чудесное утро, – сказала эта красивая леди. – Я думала, вы устроили в той стороне пикник. И я думала…
– Да, да – мы нашли Амиота! Он там, внизу, в доме! Мы пошли за едой для него. Нам сказать маме, что мы его встретили?
Линнет Льюворн немного помолчала. Потом вдруг приложила палец к губам.
– Подождите, – ответила она. – Давайте посоветуемся – мы втроем.
Она загадочно улыбнулась и, поманив детей пальцем, повела их в маленькую лощину под дубами. Усевшись на землю, она похлопала руками, указывая им место рядом с собой. Дети последовали ее примеру, сгорая от любопытства.
– Я так понимаю, что вы не хотите Амиоту зла? – Вопрос, прозвучавший неожиданно резко, ошеломил детей.
– Конечно нет, – ответила Мэри, а Джонни решительно добавил:
– Я бы стал за него драться, если бы понадобилось, и если это тот французский шкипер, который его преследует, вам стоит только сказать нашему отцу…
Но миссис Льюворн с серьезным видом покачала головой.
– В том-то и дело, – объяснила она, – что твой отец ничего бы не смог сделать. Его долг – выдать Амиота полиции. Этот французский негодяй вернулся, и Амиот подрался с ним и сбил его с ног, а это значит, что его могут арестовать и обвинить в оскорблении действием, – вы понимаете, что это означает?
– Тюрьма? – выдохнула Мэри, побледнев.
Линнет кивнула.
– Шесть месяцев или больше, – сказала она. – Вы только подумайте: ему придется дробить камни или шить мешки для почты. А если он попытается бежать, его будут искать с собаками.
Дети в ужасе уставились на нее.
– Так что же мы можем сделать? – воскликнул Джонни. – Если полицейские узнают, что он здесь, они придут сюда и наденут на него наручники. И поведут к судье.
– Вот именно, – подтвердила Линнет. – Они не должны его найти. И вот почему вам не следует говорить ни вашему отцу, ни вашей матери, что он здесь. Это было бы несправедливо по отношению к ним.
Мэри и Джонни были в недоумении. Их так воспитали, что со всеми своими горестями они шли к родителям. Это никуда не годится – вернуться домой и лгать. Линнет Льюворн поняла по выражению их лиц, что творится у них в душе.
– Я не прошу вас их обманывать, – мягко произнесла она, – вы просто не упоминайте о том, что нашли его. Они не станут вас спрашивать: ведь они думают, что он сейчас далеко в море. А если в Лантиэн явится полиция с расспросами – ну что же, тогда и будем думать, что делать.
Мэри, вспомнив о своем испорченном дне рождения, первой поддалась искушению.
– Никто не собирается его здесь искать, – заявила она, – и мы с Джонни легко можем приносить ему хлеб и яйца и все, что сбережем из нашего собственного завтрака и обеда.
– О, что до того, – сказала Линнет, – то я всегда могу прийти. За мной никто не будет следить и не будет ни о чем спрашивать. Единственное, в чем я хочу быть уверена, так это что вы не выдадите его.
– Выдать Амиота?! – пылко воскликнула Мэри. – Да ни за что на свете!
– Мы клянемся собственной жизнью, – сказал Джонни.
Они были вознаграждены ослепительной улыбкой, а потом – объятиями и поцелуем. Затем искусительница поднялась на ноги.
– Итак, мы договорились, – заключила она. – Место, где прячется Амиот, – секрет, известный только нам троим. А теперь – что, если вам вернуться в Лантиэн – не спеша, с очень естественным видом, – а я бы пока пополнила запасы нашего… нашего пленника?
Позже дети решили, что это очень здорово – делить секрет с миссис Льюворн. Ведь она взрослая и замужем, и, разумеется, она знает, что делает. Она никогда бы не предложила хранить что-то в секрете, если бы в этом было нечто дурное.
– Не забыть бы нашу чернику, – сказала Мэри. – Там, внизу, у залива, целая корзинка.
– Надо отдать четверть ягод Амиоту, – добавил Джонни. – Если мы отдадим больше, мама что-нибудь заподозрит или обвинит нас в том, что мы съели чернику сами.
Они вернулись на берег, на этот раз крадучись, обмениваясь взглядами, как заговорщики. Радость оттого, что они нашли Амиота, теперь несколько померкла из-за тревоги. Секрет был захватывающим, но в то же время лег на них тяжким бременем. Даже великолепный день слегка утратил свое сияние; на западе собирались облака, предсказывавшие перемену погоды. Стая черноголовых чаек, предвестников осени, поднялась с песчаной отмели и с тревожным и пронзительным криком понеслась над берегом вниз по течению. Одинокая цапля, которая спокойно отыскивала себе пропитание, тоже забеспокоилась и, захлопав крыльями, пустилась следом за чайками.
Амиота не было видно, но Линнет, бросив взгляд в сторону разрушенного дома с зияющим дверным проемом, улыбнулась и сказала:
– Вам бы лучше пойти домой, дети. Я позабочусь о нем.
Взмахнув рукой, она отвернулась, как бы отпуская их. Джонни с Мэри молча взяли корзину с черникой и, не оглядываясь, направились к лесу.
Они прошли несколько сотен ярдов, и вдруг Джонни остановился:
– Мы же забыли дать Амиоту ягод! – Он указал на корзину. – Мне сбегать?
Мэри покачала головой.
– Мы им не нужны, – ответила она коротко, – и черника тоже.
Они молча побрели домой. Им казалось, что в лесу нависла гнетущая тишина. Внизу, в заливе, все замерло, словно погрузилось в полуденную дрему. Лишь время от времени малиновка заводила свою жалобную песню в заброшенном саду, где никогда больше не будут собирать яблоки.
Глава 17
Доктору Карфэксу помешали
У доктора Карфэкса был поздний ланч после утреннего объезда пациентов, и, поскольку больше вызовов не было, он пообещал себе, что время, оставшееся до вечернего приема, относительно спокойно проведет в своем саду. Точнее, в маленькой деревянной хижине, которую он себе построил в конце садовой дорожки, возле хорошо ухоженной лужайки. Морской порт, в котором кипела жизнь, прибытие и отбытие судов и прогулочных яхт – все это занимало его как наблюдателя, вооруженного подзорной трубой, в то время как мусорная куча, разместившаяся за хижиной (садовник сбрасывал туда птичий помет и прочее), давала доктору Карфэксу пищу для философских размышлений – к примеру, о бренности всего, что имеет растительное или животное происхождение, особенно животное, ибо в данную минуту он с помощью подзорной трубы наблюдал смертельную схватку между двумя случайно попавшими туда уховертками и колонией муравьев.
Поэтому в этот июльский полдень доктор особенно рассердился, когда в окне хижины показалось круглое лицо Моны (миссис Уэлч – для всех, кроме доктора), славной женщины, служившей у него; она объявила, что звонят в колокольчик у парадного входа.
– Пусть продолжают в том же духе, – решительно ответил ее хозяин. – Ребенок у Робертсов должен появиться на свет не раньше чем через две недели, сегодня утром я забинтовал щиколотку Неду Варкоу, а у Элизы Хокен достаточно таблеток от несварения желудка, чтобы убить ее, если ей так заблагорассудится. К тому же если я нужен кому-либо из моих пациентов, то они знают, что надо идти ко входу во врачебный кабинет. Ради бога, женщина, уйди и оставь меня в покое.
Но Мона не сдавалась. Звяканье дверного колокольчика прервало на середине ее дневное омовение, столь же священное для нее, как размышления – для ее хозяина, и теперь они должны страдать оба.