Страница 21 из 31
Припозднившаяся июньская кукушка в последний раз прокуковала в лесу и умолкла. Наступившая тишина словно развеяла чары. Амиот сел, потянулся за своей скрипкой и начал пощипывать струны, имитируя заунывный голос кукушки.
– Я ненавижу эти звуки, – вдруг заявила Линнет. – Они такие печальные, словно кто-то плачет по покойнику.
Он встал, сломал скрипку о колено и бросил ее в огонь, который почти сразу же начал лизать корпус скрипки.
Их взгляды встретились, и, весь дрожа, он сделал движение, вознамерившись перешагнуть костер и наклониться над ней, но тут хрустнула ветка и из темного леса появилась Дебора.
Она взглянула на две фигуры и на быстро угасавший костер, который все еще разделял их.
– Начинается отлив, хозяйка. Даже сейчас вам вряд ли удастся не испачкать туфли в иле. А лодка наполовину в воде, наполовину на траве. Вы пришли сюда, как приходили и раньше, – обратилась она к Амиоту, – а мы не сходили в церковь и пропустили проповедь. Давайте-ка собираться домой.
Глава 13
Вмешательство миссис Бозанко
– Габриель, я очень тревожусь, – однажды ранним утром призналась мужу миссис Бозанко. – Я сегодня всю ночь глаз не сомкнула… Ты уже проснулся?
– Почти, – сонным голосом ответил фермер и сразу же повернулся к жене, как заботливый муж, который с самого дня свадьбы никогда не забывал, что он еще и любовник. – Тревожишься? – повторил он. – Ты же не хочешь сказать, что детям нездоровится?
– Нет, слава богу.
– А Пеструха позавчера отелилась, да еще и телочку родила; остальные дают много молока. С балансом в банке тоже все в порядке. Более того, мы же внесли деньги на счет?
– Да, конечно, я уже тебе говорила.
– Тогда я не понимаю, в чем дело. Положи-ка мне головку на плечо, моя дорогая, и расскажи, что тебя тревожит.
– Это касается Амиота… и миссис Льюворн.
– Я не вижу тут никакой связи, – наверно, тебе что-то приснилось, ведь в снах все так перепутывается и два плюс два дает пять. Просыпайся, дорогая, и расскажи мне все.
– Она его любит.
– Ну и что, мы все его любим, и дети тоже.
– Она слишком его любит. И беда в том, что и он ее любит. Я сразу заметила, что она к нему неравнодушна. Но он же такой доверчивый… Ты заметил в нем какие-нибудь перемены за последнее время?
– Сейчас, когда ты заговорила об этом, я припоминаю, что теперь мне приходится дважды обращаться к нему, прежде чем он ответит. А ведь обычно он так быстро все схватывает, и проворнее его работника не найдешь.
– Вот я и тревожусь. Мы пребываем в счастливом неведении. Лошади его любят, и дети его любят. А между тем недалеко до греха. Он должен уйти.
– До греха?
– Конечно. Она же замужняя женщина.
– Ну, если дело обстоит так, как ты говоришь…
– Я в этом уверена.
– Если все обстоит так, как ты говоришь, что же тут поделаешь? Коли старому Льюворну взбрело в голову жениться на девушке втрое моложе себя, пусть он и беспокоится. Я считаю, что это не наше дело.
– Нет, наше. Послушай-ка – придвинься поближе, – разве ты не знаешь, что любая женщина рано или поздно, после определенного возраста, просто до безумия жаждет, чтобы ее любили? Разве ты не знаешь? Ах, мой дорогой, в самом деле не знаешь?!
– Допустим. И все-таки я никак не возьму в толк…
– Не говори глупостей – просто слушай. Я все обдумала, пока ты тут похрапывал. И вот к какому заключению я пришла: Амиоту придется уйти.
– Мне никогда не нравился Марк Льюворн, я всегда его не переваривал, – пробурчал фермер хриплым со сна голосом. – Но даже если ты и права – пусть он сам присматривает за своим добром. Какое нам до этого дело! Мне нравится этот парень, и тебе тоже; и если придется его выставить, то под каким предлогом я это сделаю, интересно бы знать?
– Предоставь это мне, я все скажу сама.
– Да ты и всегда это делаешь, слава богу!
– Но прежде всего я отправлюсь в Трой…
– А это еще зачем? – Мистер Бозанко резко сел в кровати. – Ты же не собираешься все рассказать Льюворну?
– Нет, мой бедный дурачок! Приляг опять. Я пойду на таможню и спрошу, не нужен ли какому-нибудь шкиперу матрос. Я там знаю сборщика таможенных пошлин – правда, не очень близко. Его фамилия Макфейл, и говорят, он добрый человек. Я просто схожу к нему и изложу факты: что Амиот – парень с бретонского корабля и как его к нам привезли, а потом он стал у тебя служить, но поскольку он плавал на корабле, то теперь хочет вернуться в море.
– Но допустим, Амиот не захочет?
– Захочет, когда я с ним поговорю, – твердо ответила миссис Бозанко. – Но это, полагаю, будет не так-то просто. Что касается миссис Льюворн, то я не думаю, что причиняю ей зло. Мне жаль ее, бедняжку. По-своему я ее понимаю. Но существуют же принципы. К тому же у нас дети, и негоже, чтобы рядом с двумя невинными существами творилось такое.
– Да, – согласился мистер Бозанко, – это серьезный довод, моя дорогая. Не они ли там чирикают за стенкой, в соседней комнате?
– Чирикают, как пара воробушков.
– Почему так рано?
– Потому что сегодня Мэри исполняется четырнадцать лет, и Джонни разбудил ее, чтобы вручить свой подарок – хорошенький молитвенник, который я купила, в переплете, украшенном слоновой костью, с духовными гимнами Уэсли!
Миссис Бозанко отправилась в Трой в двуколке и вернулась, когда еще не было трех часов. Таким образом, у нее осталось достаточно времени, чтобы упаковать корзину для пикника по случаю дня рождения, которую Амиот и Зилла отнесли на место, выбранное детьми, – у подножия виадука, под лиственницами.
Она послала Зиллу на конюшню, а сама поднялась наверх, чтобы принарядиться. Это заняло совсем немного времени, и, когда вернулась служанка, миссис Бозанко уже поджидала ее на пороге черного хода.
– Он сейчас придет, – сообщила Зилла.
– Что за женщина беседовала с ним? Я заметила ее из окна спальни.
– Это была служанка мистера Льюворна, из Троя. Я видела ее раза два, однако узнала, когда она шмыгнула прочь. «Шуры-муры», – сказала я себе, хотя и не знала, встречались ли они раньше. Ну что ж, лето – самое подходящее время для таких дел. И я в свое время слушала кукушку. Но он ушел в море и сгинул там зимой.
– Сейчас конец июля. «В июле он готовится сбежать», – процитировала хозяйка.
Семья устроила праздничное чаепитие под виадуком. Дети занялись костром, беспрерывно споря и стараясь убрать пепел от костра, кем-то разложенного здесь раньше.
– Но что это такое? – спросил Джонни, поднимая кусок обуглившегося дерева.
– Это моя скрипка, – признался Амиот. – Я понял, что никогда не смогу играть на ней правильно, и сжег ее здесь.
– Значит, мелодий больше не будет?
– И историй не будет?
– О, истории будут, много-много, я надеюсь.
Дети начали к нему приставать, и он рассказал им бретонский вариант истории о Рудольфе и леди из Триполи – одну из тех легенд, которые странствуют по миру. Голос его звучал взволнованно, он раскраснелся и жестикулировал больше, чем обычно. Миссис Бозанко пристально за ним наблюдала. Взгляд ее мужа был устремлен на берег реки и на пшеничное поле.
Потом показались грачи, летевшие в Пенквайт, и Амиот, пересчитывая птиц, говорил, кто из них родители, а кто – птенцы; юные грачи учились летать, с каждым днем все выше и дальше.
Когда чаепитие закончилось и все было упаковано в корзину, миссис Бозанко тронула юношу за рукав:
– Задержись-ка, Амиот. Я хочу сказать тебе пару слов.
Вздрогнув, Амиот посмотрел на нее:
– Что-то случилось, мадам? Я сделал что-нибудь не так?
– Надеюсь, нет – уверена, что нет; а если это так, то я как раз вовремя.
– Если у хозяина есть какие-то жалобы на мою работу…
– Жалоб нет. Как раз сегодня утром он хвалил тебя.
– Тогда, если я ненароком вас обидел и вы не можете мне простить…
– Нет, Амиот, ничего такого. Ты же знаешь, что все мы – и мистер Бозанко, и я, и дети – очень тебя полюбили.