Страница 10 из 22
– Ну как? – взволнованно проговорил я.
– Вполне приличный текст, – сухо и отрывисто произнес он.
– Ну слава богу! – Я откинулся на спинку кресла.
– Подожди, «слава богу» скажешь в конце! – с угрозой проговорил он.
Он долго молча стучал – я весь извертелся – потом замедлил стук.
– Как это прикажешь понимать: «Гротеск является кратчайшим путем от страдания к его противоположности»? К чьей противоположности – страдания или гротеска?
– Страдания, ясное дело!
– Пример? – строго проговорил он.
– Ну… например… сижу я дома… Полный завал! Абсолютный! И у жены, и у дочери – полный ужас! И вдруг – раздается резкий звонок в дверь, входит незнакомая волевая женщина, молча проходит в комнату, откидывает одеяла и начинает срывать с постелей наволочки, простыни, пододеяльники. «Простите, но в чем дело?» – робко пытаюсь у нее спросить. «Дело в том, что я по ошибке выдала вам чужое белье!» – «А… где наше, позвольте узнать?» – «Понятия не имею!» – гордо говорит. С огромным комом нашего белья идет к двери. «Откройте, пожалуйста!» – высокомерно приказывает. И вдруг все мы чувствуем, что нас вместо предполагаемых рыданий душит смех. Секунда – и все мы не выдерживаем, радостно хохочем! Женщина презрительно смотрит на нас: «Таким идиотам, как вы, вообще не надо белья выдавать!» Уходит. А мы не можем остановиться!.. Понятно? Страдание, неимоверно разрастаясь, не имея эстетического вкуса, перевешивает само себя, грохается в лужу. Плюс еще одна беда – и страдание переходит в хохот. Меняет полюсность. Вот так вот… Умно?
Гага молча кивнул и, снова повернувшись к клавишам, продолжал стучать.
– Так… а это – «Все проблемы возникают из-за ошибок»? Не слишком ли высокомерно?
– Нормально!
Гага застучал.
– Так, а это что за литературный прием у тебя: «…Газета гналась за грузовиком – видно, что-то хотела ему сообщить»? Не знаешь?
– Не знаю.
– Ну ладно… тебе завтра объяснят! – с угрозой произнес он и снова застучал.
Наконец он допечатал, долго сидел сгорбившись, вдумчиво попыхивая трубочкой, – я даже извелся.
– Ну так и что? – Он поднял пытливые глаза. – По-прежнему, значит, отрицаешь социальность в литературе?
– Ну… примерно да!
– Напрасно! Это сейчас очень модно! Большой бум!
– Знаю, ну и что? Как-то стыдно, понимаешь, говорить то, что все уже говорят. Разрешенная смелость! «То, что общеизвестно, – то уже неверно!» Слыхал?! «Смелый писатель – это тот, кто смело говорит людям то, что они и сами давно знают». Это уже мое… Вот как, скажем, принято сейчас: ругай милицию, всяких администраторов… и все в порядке будет у тебя. А мне почему-то стыдно! Понимаю – отличнейший момент, бешеную карьеру можно сделать, именно, наверное, поэтому – не могу! Недавно иду по одной площади, ну там толковище, как сейчас везде… И по тротуару мимо меня идет мильтон с рацией в руке. И что, ты думаешь, он в эту рацию бубнит? «Внимание, внимание!.. Купил расческу, следую домой!.. Внимание, внимание! Купил расческу, следую домой!»
– Та-ак! А может, это шифр какой-нибудь? – усомнился Гага.
– Да нет, не думаю. Закончил связь – вытащил из кармана расческу, некоторое время любовался ею, начал причесываться. Вот такая на самом деле жизнь!
– Ну ясно. – Гага помолчал. – А потом этот же мильтон дубинкой тебя жахнет по башке – будешь знать!
– Так то в другой уже момент! А я выбираю вот этот… Или, скажем: недавно прорывались мы в ресторан, ну как всегда – с унижениями, страданиями, прорвались наконец. И – гардеробщика теперь нет! Минут двадцать ждали его! И вот появляется седой старичок, утирает губы… ясное дело, видит нас… Но, как бы не видя нас, перекладывая какие-то тряпочки, «Поку-шали, поку-шали!» – напевает как бы про себя. То есть как бы извиняется, но – просит его понять… Колоссально понравилось! Вот что слышать надо… что давно уже никто не слышит. А классово подходить… Хватит! Подходили уже! – Я разволновался.
– Ну а как же надо подходить?
– Художественно! – ответил я.
Гага удовлетворенно кивнул – видно, это совпало и с его соображениями, но все же подколол:
– Не хочешь, значит? Ну-ну, смотри! А то тут недавно был один из ваших – так тот все нес по кочкам, грязью мазал. Жирно, слоями! Зал – битком. Немало «капусты нарубил»! Купил джинсы, джип, джус… что-то там еще. Компьютер, машинку, стиральную машину… Самолет с его покупками еле взлетел!
– Но ведь страшно же на таком самолете! Это я образно говорю.
– Ну, ну… говори! Ладно, как ты работаешь, это я своим балбесам более-менее объяснил. А вот как ты живешь – будут вопросы. Писать как угодно можно – свобода творчества! А вот как жить хорошо – вот будет к тебе вопрос. – Он откинулся. – Что плохо у вас живут – это все понимают, а вот что хорошо – это не понимают.
– Попробую объяснить. Ну все… А теперь – в пивную! – вскричал я.
– В пивную? Нет! В пивной ресторан! – воскликнул Гага.
Мы мгновенно промчались через лестнички, коридорчики, выскочили на волю.
– На машине? – Я рванулся к гаражу.
– Нет уж! На автобусе, представь себе!
– Нашел чем испугать!
Мы пошли на остановку – белоснежный навес.
– Ну… скоро? – нетерпеливо сказал я.
Но не успел Гага ответить, как подкатил шикарный автобус, открыл дверцы.
– Постой! – Я схватил вдруг Гагу за шиворот. – Не поедем на этом!
Автобус вежливо некоторое время ждал, потом сложил свои аккуратные дверцы и уехал.
– Ты что, с ума сошел от перенапряжения?! – вырвавшись наконец от меня, яростно зашипел Гага. – Чем тебе автобус-то не понравился?!
– Да понимаешь… – я замялся. – Как-то в нем хорошеньких было мало… Раз уж я с такими трудностями приехал к тебе, то хочется, чтобы в автобусе были хорошенькие.
– Идиот! – Гага затряс своими ладошками перед личиком. – Хорошеньких ему подавай! Да кто ты такой? Да у нас министры не требуют такого! Избалован ты просто… непонятно чем! – Он возмущенно умолк.
– Да, согласен… я избалован… но исключительно самим собой, – миролюбиво согласился я.
– Ну вот, – тоже остывая, проговорил Гага, подходя к расписанию, – теперь из-за твоего идиотизма торчи здесь… Следующий черт знает когда – через сорок минут!
– Ничего, может, еще раньше придет! – бодро сказал я.
– Не придет, понимаешь, не придет! Здесь страна систематическая, если написано – через сорок… – сварливо заскрипел он, – значит, сорок!
Из-за поворота появился автобус… Гага задохнулся от ярости!
Вот этот автобус был подходящий – хорошеньких полно!
– Ну вот видишь! – миролюбиво сказал я. – Все как я хотел!
– Стоило этому идиоту приехать, – хрипел он, поднимаясь в салон, – как моментально поломалось все, даже расписание! Знаешь, ты кто? Гений идиотизма!
– А ты – Хорь и Калиныч в одном лице! – Я больше опирался на русскую классику.
– Ну все… выходи! – он пихнул меня. – Или тебя выкинуть?
– Драться, к сожалению, не могу – слишком шикарно одет.
– Выходи, говорят тебе! – Гага выпихнул меня из автобуса.
– Жалко. – Я поглядел вслед автобусу. – Там одна отчаянно клеилась! – Я вздохнул.
– Уверен, она на тебя с испугом смотрела! – проговорил он.
– Думаешь, как в известном романсе: «Ты с ужасом глядела на меня»?
– Нет такого романса, – сказал Гага.
Мы свернули в какой-то сад.
– Куда это мы? – возмутился я. – Не туда!
– Туда-а, туда-а! – усмехаясь, произнес он.
И действительно, под раскидистыми пахучими липами я разглядел тяжелые, накрытые скатертями столы, могучие стулья. На них сидели люди, пили пиво и ели.
– Биргартен… Пивной сад! – доложил Гага.
– Понимаю! – воскликнул я.
После короткого разговора, который я частично уже понимал, официант принес много-много разноцветных сегментов сыра на деревянной доске, шершавые соленые палочки в бумажном стаканчике, потом – длинные сосиски, шипящие на сковороде. Наконец принесли и пиво.
– Ну! – Мы стукнулись тяжелыми кружками.