Страница 57 из 69
Восставшие собрались в деревне Дудино, вызвали туда Култашева и потребовали (как пишет он в своем донесении) объяснения: «зачем де я приехал и имею ли бумагу от самого государя, в противном случае, ежели тебе приказал помещик, не имеющий над нами никакой власти, то мы тебя кольями проводим». При этом они угрожали кольями и дубинами. Култашев, изрядно струсив, сделал попытку «ласковым образом вразумить им заблуждение их и худые оного последствия, но ничто не помогло: они оставались твердыми в убеждении, что им дарована будет свобода». «Видя всех <крестьян> напитанных духом вольности» и готовых «в случае какого-либо» «употребления силы <дать> жесточайший отпор», — Култашев решил отступить. В своем донесении он просил прислать в имение Ноинского два батальона войск для подавления восстания, так как в имении было более 3000 крепостных.
Псковский губернатор Б. А. фон-Адеркас, получив сообщение о волнениях в имении Ноинского, распорядился, чтобы к месту восстания немедленно выехал весь состав Порховского земского суда. Одновременно он просил командира военного поселения, квартировавшего в Порхове, послать в имение Ноинского два батальона войск.
Восстание тем временем принимало все более грозный характер. Из имения Ноинского движение перекинулось в имение Цеэ. Култашев бросился туда, но отряд крестьян в 40 человек, вооруженных вилами, кольями и огнестрельным оружием, собрался в деревне Липовцы и оказал ему вооруженный отпор. 10 марта Култашев с батальоном солдат двинулся на приступ дома, где засели крестьяне. Однако овладеть домом не удалось, и Култашев решил взять засевших измором. Окружив со всех сторон дом, он распорядился не пропускать туда ни одного человека, надеясь голодом вынудить осажденных сдаться. 13 марта большая группа крестьян (в том числе и женщины) предприняла попытку выручить осажденных товарищей.
Воспользовавшись тем, что возле осажденного дома находился сарай с сеном, они подожгли этот сарай в надежде, что военная команда бросится тушить пожар, и это даст возможность осажденным бежать. Однако Култашев распорядился не снимать осады дома. Тогда осажденные, выломав ворота, вступили в бой с солдатами, открывшими по ним стрельбу. В ходе столкновения несколько крестьян было тяжело ранено, три или четыре человека сгорели в осажденном доме, остальные были схвачены.
О событиях в Порховском у., где к движению примкнули крестьяне соседних имений (гр. Завадовской и Вильбоа), стало известно не только губернатору фон-Адеркасу, но и самому царю. 18 марта фон-Адеркас лично отправился к месту восстания. Одновременно Николай I отправил туда же в качестве уполномоченного полковника Германа. Из доклада губернатора министру внутренних дел мы узнаем, что 20 марта он прибыл в одну из деревень помещика Ноинского, Крутец, уже успев по дороге «внушить повиновение» в двенадцати деревнях. Почти одновременно с Адеркасом к месту восстания прибыл полковник Герман, а еще до их прибытия в Крутец подошли спешно затребованные войска.
21 марта крепостным Ноинского был отдан приказ собраться на следующий день в селе Крутец. Однако крестьяне не подчинились приказу и вместо этого начали собираться большими группами в соседних деревнях. Как указано в донесении губернатора, около 60 крестьян были вооружены ружьями и пиками. Увидев, что им не удастся справиться с войсками, восставшие отступили, но отказались выполнить требование Адеркаса. 23 марта силою оружия значительная часть «непокорных» была все же доставлена в Крутец. Однако наиболее стойкие скрылись, захватив с собою оружие. Когда участников движения удалось собрать, полковник Герман велел солдатам окружить их и потребовал, чтобы крестьяне «покаялись и изъявили покорность». Тут же был отдан приказ арестовать наиболее деятельных участников восстания. Крестьяне попытались заступиться за своих товарищей, но, по распоряжению Германа и губернатора, некоторые из них были наказаны розгами.
Арестовав часть крестьян и оставив солдат для окончательного усмирения восставших, каратели двинулись в имение Цеэ. После снятия допроса с раненых, они собрали 25 марта всех крепостных Цеэ. Крестьяне были наказаны розгами, после чего еще двое участников волнения были арестованы и вместе с ранеными отправлены в Порховскую тюрьму. Часть войска и здесь была оставлена для полного подавления «беспорядков». Войска были отозваны только 14 мая 1826 г., спустя два месяца, по просьбе самих помещиков.
Волнения в имениях Ноинского и Цеэ оказали непосредственное влияние на крестьян соседних имений — помещиков Вильбоа, гр. Завадовской и Корсакова. Здесь также происходили выступления крестьян, для подавления которых местным властям пришлось прибегнуть к помощи солдат.
Весной 1826 г. вспыхнуло волнение в имении порховского помещика гр. Н.А. Апраксина, доведшего своих крестьян до полной нищеты.
Крестьяне написали на Апраксина жалобу и послали в Петербург ходоков — Степанова и Филатова. Из Петербурга жалобу крестьян переслали для «расследования» приятелю Апраксина — порховскому предводителю дворянства кн. Васильчикову, который поспешил написать, что она не соответствует действительности.
В результате, по приказанию генерал-губернатора Паулуччи, несколько крестьян Апраксина были преданы суду за якобы ложную жалобу на помещика. Однако суд, стремясь в интересах Апраксина, боявшегося более глубокого расследования, замять дело, постановил «простить» крестьян, сделав им при этом строгое предупреждение о тяжком наказании в случае нового неповиновения.
Выпущенные из тюрьмы ходоки явились в деревню и принялись убеждать крестьян не подчиняться помещику. Порховскому земскому исправнику и судье, прибывшим для усмирения восставших, крестьяне заявили, что казенные налоги они платить согласны, но платить оброк помещику не будут, пока не получат из Петербурга ответа на свою жалобу. Исправник и судья угрожали крестьянам военным судом, но большинство крестьян остались твердыми в своем решении.
После того, как войскам удалось подавить восстание, в конце января 1827 г. по этому делу была создана комиссия военного суда. 7 февраля комиссия присудила Изота Михайлова — к смертной казни, Ефима Ларионова — к наказанию шпицрутенами, остальных крестьян — к наказанию палками. Два главных руководителя движения — Федор Григорьев и Иван Степанов — бежали, и их должны были предать суду после поимки.
Жестокая расправа с крестьянами Апраксина вызвала протест неизвестного нам современника. В апреле 1827 г. начальнику III Отделения Бенкендорфу была послана анонимная «Записка о бунте, последовавшем в имении графа Николая Александровича Апраксина в Псковской губернии».
Записка представляет большой интерес, и мы приводим ее целиком: «Сие имение, состоящее из 300 душ, с давнего времени находится в самом бедственном положении. Граф Апраксин, проматывая в С. Петербурге втрое противу суммы, вносимой оброчными его крестьянами, велел своему управляющему заставлять их, сверх платимого ими оброка, работать барщину и разорил их до того, что они все приведены были в нищету. Это его не остановило: он приказал управителю наказать их за неуплату повинностей, но тщетно, ибо они лишены были, отнюдь, всех средств к заработку. Месяца за три пред сим граф Апраксин приезжал в свое имение; несчастные крестьяне, приписывая вину своих бедствий управителю, обрадовались в надежде на исправление их участи, но ошиблись: Апраксин вынудил у них 10000 рублей бесчеловечным с ними обращением, вывел их вовсе из терпения, и они взбунтовались. Он приехал в Псков, и тамошний суд усмирил <крестьян>. Многие приговорены к наказанию и один даже к виселице. Известно, что граф Апраксин истратил все имевшиеся у него наличные деньги на производство сего дела в псковских правительственных местах. Утверждают, что следствие по оному сделано несправедливое, что сего поступка доведенных до крайности крестьян невозможно назвать бунтом и проч.»
В апреле 1826 г. возникло движение крестьян в имении новоржевских помещиков Конюшевских (деревня Боскина-Грива). Здесь также началось с того, что крестьяне подали жалобу, в которой писали, что помещик их совершенно разорил тяжелыми платежами и даже забрал у них скот, земли и постройки. Как и следовало ожидать, псковские власти ответили, что жалоба не соответствует действительности. Это вызвало среди крестьян сильное волнение. По донесению новоржевского земского исправника, они «совершенно вышли из повиновения законной власти помещика своего». Только в мае 1827 г. движение было подавлено. Руководитель движения, Никита Федоров, был сослан в Сибирь, а остальные участники наказаны плетьми.