Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 103

— Михаил Игоревич, вам не больно? Лежите спокойно, не шевелитесь.

Снова раздался треск пулемётов, пули стучали по стволам деревьев и по земле. Штабс-ефрейтор проворчал:

— Свиньи! Грязные свиньи! Не могли найти другую цель, кроме моего котла?

Снова появилась лицо Яны, она что-то сказала, Вахтер ее не понял и тихо произнёс:

— Доченька, я в порядке. Мне не больно. Всё не так уж плохо…

Потом он услышал голос Лейзера:

— Собирайтесь! Всё закончилось! Вы только посмотрите! Ни одного выстрела по машинам. Мастерская работа!

— Нужно его забрать, — сказала Яна. — Я сделаю ему временную перевязку… до ближайшего города…

И снова голос Лейзера:

— В Шнайдемюле…

Вахтера подняли, перенесли к машине и положили на откидной борт. Кто-то сказал:

— Разрежь его одежду.

Плечу вдруг стало холодно, Яна что-то сказала, он открыл глаза, но увидел только темноту. Затем боль прошила все тело, от головы до пальцев на ногах. Вахтер закричал. Перед его глазами как будто взорвалась звезда, он провалился в пустоту, где больше не было ни чувств, ни мыслей.

Когда он очнулся, то услышал шорохи, почувствовал под пальцами ткань, но вокруг опять была темнота, и он снова провалился в черную бездну. Когда он открыл глаза и вннезапно вернулась память, он заметил, что лежит не в снегу на краю леса, и даже не на откидном борту грузовика, а в постели, и белизна вокруг была не снежным покровом, а пододеяльником.

И над ним снова появилось лицо Яны.

Она улыбнулась, и Вахтер попытался улыбнуться в ответ, потом поднял голову и с удивлением увидел, что Яна в другой форме. Не в платье Красного креста, а зелёной широкая гимнастерке, длинной зелёной юбке и грубых сапогах. Потом он услышал, как люди разговаривают на другом, знакомом языке. Женский голос по-русски задал вопрос, и мужчина ответил тоже по-русски:

— Сестричка, смилуйся, сделай ещё укол. У меня всё болит…

Что это значит? Что происходит?

— Доченька, — произнёс он, с трудом ворочая языком. — Где… где мы?

— В Шнайдемюле, Михаил Игоревич. Вы проспали три дня. Вам сделали операцию, всё хорошо, рука восстановится. Лопатка срастётся. На нее наложили проволочную сетку, и кость срастётся. Всё прошло удачно, как сказал доктор Трофим Игоревич Федоренков. Он потрясающий хирург.

— Федоренков… — Вахтер попытался немного поднять голову. — Яна, доченька… у меня бред? Где я?

— В советском лазарете №3 Второй гвардейской танковой армии. Уже два дня, как русские заняли Шнайдемюль. Мы среди своих.

— А Янтарная комната? — спросил он чуть слышно.

— Надеюсь, она в Берлине.

— Без… без нас…

— Речь идёт о вашей жизни.

— Ты должна была остаться с ней, Яна.



— Ваша жизнь была для меня важнее.

— Янтарная комната… мы… мы больше ее не увидим, Яна… Мы не справились… через двести двадцать шесть лет Вахтер не справился… Почему ты не позволила мне умереть? — Он вдруг заплакал, слёзы покатились по морщинистым щекам к уголкам рта. Яна промокнула их марлевым тампоном. — Как мы посмотрим в глаза Николаю?

— Война скоро закончится, Михаил Игоревич. — Яна наклонилась над Вахтером и вытерла его лицо. — И мы потом найдём её, мы будем её искать. Мы знаем, куда её увезли. Сначала в Берлин, потом в замок Райнхардсбрунн в Тюрингии, оттуда в Зальцбергверк. Возможно, после войны только мы будем об этом знать. Мы найдём Янтарную комнату, и наступит день, когда она снова окажется в Екатерининском дворце. Николай будет за ней присматривать, а вы будете играть в парке со внуками и рассказывать им, как вас обстрелял истребитель, покажете им свои шрамы. А они будут рассказывать про дедушку-герой и гордиться вами.

— Но мне стыдно. — Вахтер отвернулся от неё. — Мы поклялись…

— А гауляйтер Кох не клялся сражаться до последнего человека? Уже 28 января он сбежал со всей своей сворой в Нойтиф под Пиллау. И теперь ждёт в подземном бункере, когда можно будет бежать дальше на запад. — Яна обеими руками обхватила голову Вахтера и повернула к себе. — Я разговаривала с генерал-лейтенантом Богдановым, командующим Второй танковой армией, и рассказала ему всё, указав в качестве свидетеля генерала Зиновьева. Он позвонил Зиновьеву и потом ответил: «По словам Ленина, Янтарная комната — святыня нашего народа. Можете на меня положиться. Я помогу вам и сделаю всё, что в моих силах».

— Слова. Слова! Всё это лишь слова! — Вахтер схватил Яну за руку. — Мы должны были остаться с ней. Где её теперь искать?

— Нам известен маршрут. У нас есть её след.

— След? Ничего у нас нет, Яночка! Ничего. Ты должна была привязать меня к ящику!

— Тогда вы ты умерли…

— Это единственная причина, по которой можно потерять Янтарную комнату, Яна. Смерть!

— Не жалуйтесь, Михаил Игоревич. Лежите спокойно и набирайтесь сил. Мы пойдём вместе с нашими солдатами на Берлин. Победа уже близка. Головные части Пятой танковой армии стоят под Зеденом, в шестидесяти километрах от Берлина. Мы догоним Янтарную комнату, догоним. Только вы должны набраться сил… Вот почему я осталась с вами.

Вахтер слабо кивнул и снова заснул, измученный длинным разговором и ослабев от потери крови.

Ему приснилось, как он входит в Янтарную комнату. Она снова предстала перед ним во всём сверкающем великолепии. Свет через окно падал на резные фигуры и стены, переливаясь всеми оттенками золота. Вахтер уже хотел подойти к панели, из которой когда-то извлекли головку ангела для царя Петра, чтобы смиренно поцеловать её, как чья-то рука грубо оттащила его и резкий голос рявкнул по-английски: «No entry!»

Нет входа? Он, Вахтер, не может войти в Янтарную комнату? И это приказал кто-то на английском?! Вдруг Янтарная комната начала расплываться перед глазами, разлетаться на кусочки, оставляя после себя лишь чёрные стены с трещинами и дырами, через которые штормовой ветер сдул с его головы шляпу.

Он проснулся с громким стоном. Яна снова была рядом, уложила его обратно на подушку и погладила по лицу.

— Тише, тише, — сказала она.

— Доченька, Яночка! — воскликнул Вахтер, сбрасывая ее руки. — Оставь меня! Позволь мне уйти! Я видел её… я потерял Янтарную комнату… Яна, комнаты больше нет.

Он упал, потеряв сознание, как будто и впрямь умер.

В последние дни января 1945 года в деревушку Нуссдорф-ам-Аттерзе въехали четыре вездехода СС и остановились перед ратушей. Над озером, самым большим в Австрии и пользующимся популярностью у отдыхающих из-за живописных мест среди лугов и скал, стоял густой туман. Серые клубы тянулись вверх по крутой, обрывистой, изрезанной ущельями горе Холленгебирге на противоположном берегу. Дороги стали скользкими, местами обледенели, и даже полноприводные машины СС с трудом продвигались по берегу озера.

Командир маленькой группы, унтерштурмфюрер СС, закутанный в длинное, подбитое мехом пальто, выскочил из машины и направился в кабинет бургомистра.

Секретарь увидел в окно подъехавшую машину СС и отошёл от занавески.

— Они уже здесь, — сообщил секретарь, — во всей красе.

— Закрой рот, — предупредил бургомистр. — На СС лучше смотреть со спины.

Бургомистр Карл Визингер, а также владелец ресторана «Брёйвирт» в Нуссдорфе, был праведным человеком и патриотом. Каждый день он отмечал на карте продвижения немецких и вражеских войск, основываясь на сообщения вермахта, и часто удивлялся, как искусно в этих сообщениях маскировалась потеря огромных территорий. Говорили или о стратегическом отступлении, или о выравнивании линии фронта, или об условиях местности. На карте всё выглядело совсем по-другому — на ней было видно, что армии, противостоящие Германии, окружили её со всех сторон и всё глубже продвигаются вглубь рейха. Быстро и неотступно. Визингера больше всего интересовало южное направление, от Венгрии до Баварии.

Оттуда войска двигались прямо к Нуссдорфу, хотя не было никаких оснований опасаться, что когда-нибудь Аттерзе станет передней линией обороны. Со стороны Мюнхена ветер доносил до Нуссдорфа грохот взрывов, иногда в ясную погоду на небо светилось красным заревом пожаров, но жители Нуссдорфа не слишком боялись. На них шли не русские, а американцы, не какие-нибудь изверги. Только негры вызывали беспокойство — говорили, что когда он напиваются, то начинают буянить, как дикари. Хотя никто не знал наверняка. Жители Нуссдорфа видели негров только в шатрах передвижного цирка в Санкт-Георгене, Фёклабрукке, Велсе или Зальцбурге.