Страница 30 из 103
— Останемся сзади, — сказал Пашке. — Мне лучше знать.
Он беспокоился о Яне, которую швыряло в кузове. У неё красивые ноги, он ещё ни разу их не погладил.
— Ну и дерьмо же ты!
Восемнадцать грузовиков подъехали к избе, длинной вереницей. Из первого грузовика передали, что машина шефа стоит во дворе. Пашке отдал приказ остановиться на перекус.
Водители выскочили из машин и побежали к дому. Серозелёная волна быстро заполнила комнату, завоняло промокшей одеждой и прочим. Старик мирно сидел на скамейке около печки рядом с доктором Волтерсом и с интересом разглядывал солдат. Волтерс снял китель с верёвки и быстро надел.
— Спецподразделение «Гамбург» прибыло! — доложил Пашке и щёлкнул каблуками. — Без происшествий.
Доктор Руннефельдт кивнул. Пашке расслабился. Запах куриного супа ударил ему в нос.
— Как дорога? — спросил доктор Руннефедьдт.
— Так себе, герр зондерфюрер. Но если она и дальше будет такой… До Кёнигсберга ещё целых шестьсот километров.
— В рейхе начнутся хорошие дороги, Пашке. Вы голодны?
— Так точно, герр зондерфюрер.
— Тогда доставайте котелки. Для вас готова каша с курятиной.
— Как хорошо, когда всё ладится, как говорил мой беззубый дедушка. — Пашке развернулся. За его спиной толпились тридцать пять водителей. — Приготовиться к приёму пищи!
Спустя двадцать минут каждый солдат получил по полному черпаку каши. Они стояли, прислонившись к стене, или сидели на полу в сенях. Какое-то время слышался только стук ложек.
Доктор Руннефельдт, Волтерс и Вахтер сидели за столом и ели из керамических тарелок. Прасковья, дети и Трофим молча смотрели на них. Сегодня Трофим был счастлив — он носил самые красивые на свете подтяжки.
Пашке съел немного каши и сказал чавкающему Доллю, внимательно ковыряющему луковицу:
— Я схожу отлить. Может, найду где-нибудь сухой уголок…
Он вышел.
Пригнувшись, он побежал к своей машине, запрыгнул на бампер и быстро перемахнул через борт. Эти несколько метров он пробежал, как сквозь водопад.
— Это я, девочка, — сказал он в полутьме. — Не бойся. Всё идёт как по маслу. Твои кости целы? Я принёс тебе немного поесть. Каша с курятиной. Выглядит не очень аппетитно, но на вкус лучше, чем я думал.
Он протиснулся между ящиками и подошёл к Яне.
Она сидела, прислонившись спиной к кабине, и протянула правую руку. Пашке подал ей котелок.
— Хороший ты человек, — сказала она.
Слова Яны его немного смутили.
— Я уже ел этой ложкой. — сказал он. — Но можешь не беспокоиться. У меня нет сифилиса.
Он облокотился на ящик с Богородицей и головой ангела и некоторое время смотрел на Яну. Она съела всего несколько ложек и вернула ему котелок.
— Спасибо, Юлиус…
— Можешь всё съесть, Яна.
— А ты?
— Я себе ещё возьму. Тебе не понравилось?
— Я сыта, Юлиус.
— Моя морская свинка и то ест больше. Я держу дома морскую свинку. Её зовут Эмма. Как мою тёщу. Сначала Йоханна, моя жена, очень обиделась на это. Но потом купила канарейку и назвала её Кларой. Как мою маму. Так она со мной расквиталась.
Он взял котелок и доел остатки каши. Потом протянул Яне фляжку.
— Чай, — сказал он. — С лимонным порошком. Но вкусно.
Яна с жадностью пила, наполняя рот так, что раздувались щёки. И только после этого проглатывала. Три глотка. Когда фляжка опустела наполовину, она вернула её Пашке.
— Ты отличная девушка, — сказал он. — Что только война с вами делает.
— Она скоро закончится, Юлиус.
— Ты так думаешь? Я не знаю. Посмотрим.
Он бегом вернулся в дом, промокнув до нитки, и встал рядом с Доллем у стены.
Доктор Руннефельдт пару раз подходил к окну и смотрел на дождь. Не было никакой надежды на то, что он скоро закончится.
— Ничего не поделаешь, — обратился он к доктору Волтерсу. — Надо ехать. Несмотря на дождь. Мы ведь не сахарные. В Литве будет лучше. Там хорошие дороги. — Он повернулся к солдатам и хлопнул в ладоши. — Ребята, едем дальше! Мы не капитулируем перед русскими дорогами. Отдохнём в Кёнигсберге…
Последними избу покидали Волтерс и доктор Руннефельдт. Вахтер уже занял место на заднем сиденье, а водитель прикрыл порванный верх машины обрывком мешка из-под картошки.
— Не хотите поменяться местами? — спросил доктор Руннефельдт. — Вы сзади, а я спереди?
— Нет! — бросил Волтерс.
— Или Вахтера посадим вперед…
— Я останусь на своём месте! — Волтерс втянул голову в плечи, подбежал к машине, открыл дверцу и уселся впереди. Доктор Руннефельдт протянул Трофиму руку. Старик так удивился, что его рука на ощупь оказалась вялой, как тряпка.
— Будь здоров, дед, — сказал доктор Руннефедьдт, отпрянув от Прасковьи, которая пыталась поцеловать ему другую руку.
Как хорошо, что они сегодня уезжают! Не шарили по дому, ничего не забрали, только Лидией пришлось пожертвовать, но это невысокая цена за доброту немецких офицеров. Они даже разрешили дедушке надеть подтяжки. Это ведь такое событие в его жизни. Почему же нельзя отблагодарить старым способом?
— И береги свою икону…Шестнадцатый век. Потом, после войны, построишь новый дом, — сказал доктор Руннефельдт.
Трофим, конечно, ничего не понял, но по голосу уяснил, что сказали что-то хорошее. Он предусмотрительно кивнул, проводил доктора Руннефельдта до машины и долго смотрел вслед колонне, которая сквозь дождь медленно продвигалась по дороге.
В этот день дежурный офицер внёс в журнал боевых действий 50-го армейского корпуса следующую запись:
16 октября. Красногвардейск.
Ротмистр Волтерс и зондерфюрер Руннефельдт окончательно завершили работу (изъятие произведений искусства) в штабе генерального командования 50-й дивизии.
Так было задокументировано величайшее в истории похищение произведений искусства.
Они ехали два дня и три ночи: девятьсот тридцать километров по дождю, грязи, скользкой глине и вязким болотам. Три машины сломались, их с трудом дотащили до Каунаса, где имелись мастерские. Командир третьей роты обеспечения, старший фельдфебель, определил, что поломаны две рессоры, коробка передач и треснула ось.
— Ремонт займёт три дня, — доложил он. — Для этого машины придется разгрузить.
— Ремонт должен занять не более трёх часов! — приказал доктор Волтерс. — И с грузовиков не снимут ни пылинки!
Ротмистр проявил себя в этой ситуации лучше, чем горе-офицер зондерфюрер. Волтерс побывал у командира батальона обеспечения, предъявил бумаги и подождал реакции. Капитану понадобилось много времени, чтобы прочитать.
— Задание фюрера! — сказал Волтерс. — Мы не можем ждать три дня. В штаб-квартире фюрера ждут мой доклад о выполнении. А я должен доложить, что задержался в Каунасе из-за чьей-то нерасторопной задницы?
Капитан вернул документы и сдержанно посмотрел на Волтерса. «Вот напыщенная обезьяна, — подумал он. — Даже фюрер не сможет заменить ось на полностью загруженном грузовике».
— Мы постараемся всё сделать, — сказал он холодно. — Будем работать всю ночь.
— Я так и предполагал.
Волтерс попрощался и покинул расположение батальона, чувствуя себя победителем. В мастерскую распоряжение поступило по телефону. Одна машина уже стояла на подъемнике. Юлиус Пашке, заботясь о Яне, семенил рядом с доктором Руннефельдтом и уговаривал его:
— Остальные пятнадцать грузовиков могут ехать дальше! А ещё лучше, если четырнадцать машин поедут в Кёнигсберг, а я останусь здесь и догоню вас вместе с оставшимися тремя. Ничего страшного не случится. — Он искренне заглянул в глаза доктору Руннефельдту. — Я вам обещаю.
— Мы останемся все вместе, Пашке. — покачал головой доктор Руннефельдт. — Одним днем больше или меньше — никакой разницы. Герр ротмистр зря поднял шум…
«А как быть с Яной, — с ужасом подумал Пашке. — Она не сможет высунуться наружу, и я не смогу ей ничего передать, это сразу же заметят. И без того ей было рискованно вылезать по ночам. А здесь, во дворе мастерской… где столько глаз. И что теперь делать?»