Страница 19 из 103
Но в Янтарной комнате медсестры не оказалось. Мерзкий штатский, этот русско-немецкий Вахтер, дожидался его на своей скамеечке. Мюллер-Гиссен резко остановился.
— Что вы здесь делаете? — сердито спросил он. — Вас освободили от обязанности присматривать за комнатой!
Михаил Вахтер не стал спорить с Мюллер-Гиссеном. Он поднялся со скамеечки и вежливо ответил:
— Меня просили передать, герр майор, что медсестра Яна прийти не сможет.
— Ах, вот в чём дело! — просопел Мюллер-Гиссен. — А она не могла мне это сама сказать?
— Тогда она была бы здесь.
— А где она?
— Я не знаю. Она сказала, что ей срочно нужно в госпиталь.
— В какой?
— Этого она не сказала. А я не спросил, герр майор, потому что она сильно торопилась.
— Дерьмо! — Мюллер-Гиссен прошёлся по Янтарной комнате взад-вперёд, пытаясь успокоиться, потом резко повернулся и не прощаясь вышел из зала. В замке он разузнал, где в штабе дивизии расположился полковник медицинской службы, и обратился к нему с вопросом.
— Сколько госпиталей в Пушкине?
— Непосредственно в Пушкине или в окрестностях?
— В близлежащем районе, герр полковник.
— Ой-е! Не могу сказать так сразу. Учитывая отставшие перевязочные пункты, места сбора раненых и полевые лазареты, их в районе Пушкина будет не меньше девятнадцати. — Полковник с удивлением посмотрел на Мюллер-Гиссена. — А почему это вас интересует?
— Меня интересует, есть ли госпиталя во дворцах, где находятся ценные произведения искусства, — достаточно правдоподобно ответил Мюллер-Гиссен. Он был крайне разочарован. Не менее девятнадцати… В поисках медсестры все не обойдешь. А известно лишь её красивое имя. Яна — оно ей очень подходит. Яна…
— Врачей и санитаров интересуют только раненые, а не картины и антиквариат, — начал раздражаться полковник. Мюллер-Гиссен понял, что не имеет смысла продолжать расспросы.
Всё кончено, с горечью подумал он. Всё кончено, так и не начавшись. Послезавтра надо быть в Петродворце, где зондерфюрер доктор Ганс-Хайнц Руннефельдт демонтирует фонтан Нептуна. Он-то получил от 18-й армии необходимые грузовики… без всяких проволочек, ведь это приказ фюрера.
— Спасибо, герр полковник, — вежливо попрощался Мюллер-Гиссен и вышел. Лишь в прихожей он громко произнёс своё любимое слово: «Дерьмо!» — и покинул Екатерининский дворец. Его машина стояла у крыльца. Шофёр, унтер-офицер, читал солдатский иллюстрированный журнал «Вермахт», в котором военные корреспонденты со всех участков фронта описывали происходящие там события, публиковали фотографии и схемы. Как только на лестнице появился Мюллер-Гиссен, водитель отложил журнал на соседнее сиденье.
— Обратно в Александровский дворец! — приказал Мюллер-Гиссен. Он плюхнулся на заднее сиденье и откинулся на спинку. — Нет… Поехали в город. Остановимся на Большой площади. И побыстрей, уже скоро стемнеет.
Ночь он провёл с пышнотелой крестьянской девкой, которую подобрал по дороге в Пушкин. Она его особенно не возбуждала, просто лежала, как доска, с закрытыми глазами и ждала, когда потный немецкий офицер закончит своё дело. Мюллер-Гиссен не получил никакого удовольствия. Он отблагодарил девушку тремя плитками шоколада, двумя пакетами печенья и консервной банкой паштета. Она была счастлива, поцеловала Мюллеру-Гиссену руку и убежала. Всё только ради еды, подумал Мюллер-Гиссен, смывая её запах. С Яной всё было бы по-другому. Непередаваемый восторг. Но обойти девятнадцать лазаретов — это немыслимо!
— А завтра, — во весь голос произнес он, — я достану двадцать грузовиков! Я лично поговорю с Кюхлером!
Какое наивное желание. Генерал-полковник Кюхлер его даже не принял.
— Он ушёл, — сказал Вахтер, потирая руки. — Только сопел, как разъярённый бык. Он больше не вернётся.
Когда Вахтер вернулся в комнату, Яна сидела перед маленьким радиоприемником. Она убавила звук и слушала, склонившись к громкоговорителю. Шла передача из Ленинграда, в которой звучали призывы к жителям, сообщения о мероприятиях по защите города и событиях на фронте. Ничто не приукрашивалось и не смягчалось. Жители Ленинграда знали, что их ожидает во время блокады: голод, смерть, бомбы со снарядами и наступающая зима с морозами. Но никто не поднимет руки и не сдастся. Ленинград останется советским.
Она выключила радио, выпрямилась и провела руками по волосам, как обычно делала, когда была чем-то взволнована.
— Спасибо, герр Вахтер, — сказала она послушно. Ей хотелось вскочить, подбежать к нему и обнять.
Три дня Яна не выходила из квартиры Вахтера. Лишь когда оказалось, что Мюллер-Гиссен со своим спецштабом рейхсляйтера Розенберга, СРР, больше не появится в Пушкине, Яна осмелилась ходить по Екатерининскому дворцу в платье медсестры Красного Креста.
Как и ожидалось, никто не обращал на неё внимания. Никто не спрашивал, откуда она здесь появилась и что делает. Её лишь спрашивали, есть ли у неё время… Офицеров волновало в основном лишь то, как бы скрасить скучные вечера. Но при всей приветливости и очаровательной улыбке Яна оставалась неприступной и даже стала объектом пари в офицерском казино. Кому удастся затащить в постель эту сладкую сестрёночку? Кто будет победителем при штурме её нижней части тела? Она ещё девственница? И что за врачи суетятся около такого ангелочка? Друзья, шпаги наголо...
С двадцать восьмого сентября во дворце менялся хозяин.
Генерал фон Кортте прощался с Вахтером, как с хорошим другом. Его корпусу предстояло передислоцироваться в восточную часть кольца окружения. А в Екатерининском дворце разместится штаб 50-го корпуса.
— Желаю вам всего хорошего, — сказал фон Кортте на прощание. — Возможно, мы ещё встретимся… где-нибудь… Вас легко будет найти. Где Янтарная комната — там и вы.
— Если мы выживем в войне, герр генерал. — Голос Вахтера звучал неуверенно. — Я благодарен вам за всё. Если молитвы помогут, я буду за вас молиться. Может, Господь проснётся… а пока он спит…
— Потише, Вахтер. За пораженческие настроения расстреливают. Думайте и говорите лишь об окончании войны, тогда останетесь в живых. Янтарная комната нуждается в вас. — Фон Кортте похлопал Вахтера по плечу. — У вас нет детей, наследников?
— Нет, герр генерал. — Вахтер попытался улыбнуться. — Но ещё не поздно… мне всего пятьдесят пять.
— Тогда поспешите, мой дорогой, поспешите!
Фон Кортте засмеялся и протянул Вахтеру руку.
— А кто разместится здесь?
— 50-й корпус. Командир — генерал Джобс фон Хальденберге.
— Вы с ним знакомы?
— Немного. С ним можно говорить. Я сообщил ему о вас. Это серьёзный, но приятный человек. Вы сумеете его убедить в необходимости сохранить Янтарную комнату, как убедили меня…
Вечером к Екатерининскому дворцу подъехала длинная колонна машин штаба 50-го корпуса. Генерал Джобс фон Хальденберге занял для рабочего кабинета Китайский зал, как и генерал фон Кортте, а спальню устроил в опочивальне Екатерины II. Эта комната видела небольшую армию любовников царицы, её стены могли бы рассказать о самых необычных любовных утехах.
На следующее утро Вахтер представился генералу фон Хальденберге. К удивлению адъютанта, командующий не заставил его долго ждать. Хальденберге не любил, когда его беспокоили по пустякам.
— Мне о вас уже сообщили, герр Вахтер, — сказал генерал. При этом он не протянул Вахтеру руку, как это делал фон Кортте. Он считал рукопожатие фамильярностью. — У меня есть полчаса времени. Вы могли бы показать мне легендарную Янтарную комнату.
Там уже находилась Яна, она пришла познакомиться с генералом фон Хальденберге, но он не обратил на неё внимания. Медсестра, которая в свободное время рассматривает произведения искусства… Что в этом особенного?
— Феноменально! — сказал фон Хальденберге, когда Вахтер показал ему открытые панели и фигурки. — Ничего подобного я прежде не видел. Ничего удивительного, что фюрер хочет сохранить её для рейха. Это неповторимо.
— Фюрер? — сдавленно переспросил Вахтер.