Янтарная комната (ЛП)

Мартин Борман внёс пару правок в блокноте, сунул его под мышку и вошёл в столовую незадолго до прихода Гитлера. Обсуждение текущих событий уже закончили, рапорты с фронтов порадовали Гитлера, хотя немецкие армии наступали медленно, а сопротивление Советов день ото дня росло. Но великая цель — парад немецких войск в Москве — становилась всё ближе. Фюрер вскоре сможет продемонстрировать немецкому народу и всему миру то, что не удалось Наполеону — впервые в истории по столице СССР пройдёт европейская армия.

Сегодня Гитлер был доволен собой, своим окружением и генералами. Можно было поговорить и о приятном, например, об искусстве. Борман знал Гитлера, его настроение и слабости едва ли не лучше всех остальных. Он почти всегда верно чуял, что заинтересует Гитлера помимо положения дел на фронте, и часто переводил разговор на ту или иную тему, которую считал важной.

Обед проходил как обычно. Гитлер ел мало, выпил на десерт чашку чая, перебросился парой фраз со своим врачом, доктором Мореллем, а потом обратился к Борману. Длинный монолог закончился. Гитлер, к радости Бормана, рассказал, что после окончания войны планирует построить в Линце на Дунае гигантский музей — этот город ему особенно дорог. Архитектор Альберт Шпеер уже работал над проектом. Гигантское сооружение по размерам должно превзойти все созданные до сих пор, по сравнению с ним дом партийных съездов в Нюрнберге покажется карликовым. В этом музее соберут самые ценные произведения искусства со всего мира, в этой гигантской Валгалле, пантеоне славы, искусства, заполненном скульптурами и картинами, коврами и гобеленами, работами мастеров по золоту и фарфору, мебелью и книгами, иконами и гравюрами по дереву. Бесценное культурное достояние всей Европы за всё время существования человечества на грядущие тысячелетия превратится в достояние немцев. Наследие для сотен поколений. Ведь Европа будет принадлежать Германскому рейху, в этом Гитлер не сомневался. Экспонатами этого музея станут прежде всего потрясающие сокровища из Советского Союза, из монастырей и церквей, из царских палат, из княжеских и дворянских дворцов.

Уже в начале войны было издано распоряжение, согласно которому все произведения искусства на завоёванных территориях осматривали и сортировали эксперты. Всё самое лучшее и ценное после победы должны были доставить в Линц. Это распоряжение называли «проект музея фюрера». Он лично занимался всем относящимся к искусству последних двух тысяч лет.

Сегодня, двадцать второго сентября, Гитлер более подробно рассказал доверенным собеседникам про свою мечту о музее в Линце. Из захваченных территорий на востоке приходили длинные списки с изъятыми ценностями, Гитлер просматривал их с воодушевлением. Он бросил взгляд на Бормана и откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.

— Вы хотели о чем-то доложить? — спросил он, кивнув на красную папку, лежащую рядом с Борманом. — Слушаю вас.

— Мой фюрер, — Борман открыл папку и быстро пробежал глазами донесения. — После того, как кольцо окружения вокруг Ленинграда замкнулось, рабочая группа «Гамбург» из спецотряда АА находилась в расположении 18-й армии. Она прислала рапорт. Наибольшее число ценных предметов искусства из городов Пушкин, Гатчина, Павловск и Петродворец, бывший Петергоф, спасены и в основном остались без повреждений. Среди них в Екатерининском дворце в городе Пушкин находится ценнейший раритет — Янтарная комната. Для неё стоило бы выделить отдельный зал в Линце. Вот фотография. Взгляните, мой фюрер.

Борман протянул Гитлеру большие фотографии, на которых Янтарная комната была показана со всех сторон, вместе с расписным потолком и инкрустированным полом. Эти фотографии сделали еще до войны, поэтому на них была видна вся мебель, янтарные шкафы и конная статуя Фридриха Великого на высоком пьедестале, в окружении воинов. Были видны китайские вазы, инкрустированные янтарём столики и прекрасный янтарный секретер.

Гитлер долго рассматривал фотографии, потом вернул их Борману и кивнул.

— В Линце я отведу Янтарной комнате центральное место. Отдайте необходимые распоряжения. Надо действовать с величайшей осторожностью. Кого вы хотите назначить руководителем?

— Я думаю, доктора Герберта Волтерса или доктора Ганса-Хайнца Руннефельдта. Они оба — эксперты, и прежде всего по янтарю.

— Лучше всего обоих. — Гитлер с довольным видом глотнул чая и потер руки. — Приступайте немедленно. Как дела с остальными ценностями?

— Как и Янтарную комнату, их сохранят целыми и невредимыми. — Борман опять взглянул на записи. — Во дворцах Пушкина и Павловска имеются редкие книги четвёртого века… около пятидесяти тысяч томов. Там же обнаружено ценное собрание икон. Их тоже было бы хорошо разместить в Линце, мой фюрер.

Гитлер опять кивнул.

— Позаботьтесь и о них, — сказал он. — Иконы… в них живёт русская душа.

Он начал очередной длинный монолог об иконах и огромном влиянии христианских ценностей на средневековое искусство.

Борман извинился и покинул столовую. Он был один из немногих, кому разрешалось вставать из-за стола раньше Гитлера.

Двадцать шестого сентября командующий сухопутными войсками получил предписание от адъютанта вермахта при Гитлере.

«После доклада рейхсляйтера Бормана фюрер назначил доктора Ганса-Гейнца Руннефельдта, руководителя управления государственными музеями, в настоящее время зондерфюрера по произведениями искусства в Таллине, ответственным за обеспечение сохранности поступающих в его распоряжение произведений искусства из таких районов, как Царское Село, Петергоф и Ораниенбаум, а в дальнейшем и из Петербурга».

«Немецкое золото Балтики», как с давних пор называл янтарь Гитлер, величайшее сокровище — Янтарная комната из Пушкина — вошла в список прерогатив фюрера, гигантского музея, где соберут все мировые ценности, здание в Линце на Дунае, которое простоит века.

Обе комиссии экспертов, спецотряд АА и подразделение штаба Розенберга, прибыли в Екатерининский дворец с разницей в два дня. Они представились генералу фон Кортту и предъявили предписание генерал-полковника фон Кюхлера, командующего 18-й армией, замкнувшей кольцо окружения вокруг Ленинграда. Город Пушкин входил в административную область, которой он руководил. Фон Кортте прочитал предписание и сделал широкий жест рукой.

— Осматривайтесь, господа, — сказал он. — Я не могу ничего изменить.

Руководитель спецотряда АА, прибывшего в Пушкине первым, вежливо пропустил мимо ушей сарказм генерала.

— Доктор Герберт Волтерс, — представился он. — Я действую по поручению министра иностранных дел рейха, герра фон Риббентропа, и имею специальные полномочия партийной канцелярии.

— Об этом я только что прочитал в ваших бумагах, герр капитан, — недружелюбно отозвался фон Кортте. — Я принял это к сведению.

— Ротмистр, герр генерал…

— Что вы сказали? — ледяным тоном переспросил генерал и нахмурился.

— Я ротмистр, герр генерал.

— Это разве не то же самое, что и капитан? — теперь тон генерала стал совсем резким. — Я не нуждаюсь в ваших уточнениях. Я был ротмистром, когда вы ещё в школу ходили.

— Прошу прощения, генерал.

— Ладно, — кивнул фон Кортте. — Ординарец покажет вам дворец. С чего начнёте?

— У меня есть план здания. — Доктор Волтерс похлопал по кожаному портфелю, который держал под мышкой. — Начну с Янтарной комнаты.

— Я так и думал. — Фон Кортте подошёл к телефону на столе, набрал номер и коротко распорядился:

— Фибиг, зайдите ко мне.

В комнату тут же вошёл молодой лейтенант, как будто ждал за дверью.

— Герр генерал? — спросил он, вытянувшись по стойке «смирно».

— Герр ротмистр из АА, — фон Кортте особенно чётко и с наслаждением выделил слово «ротмистр», — хочет осмотреть Янтарную комнату, а потом и весь дворец. Проводите его.

Доктор Волтерс на прощание молодцевато кивнул и вскинул руку в нацистском приветствии. Фон Кортте впервые наблюдал, чтобы офицер отдавал честь таким образом, а не рукой у козырька. Он воздержался от повторного замечания и повернулся к доктору Волтерсу спиной, молча давая понять, что разговор окончен.