Страница 6 из 42
Он поднял измятое письмо и еще раз рассмотрел иероглифы.
Зверь.
«Ясно о ком. О Рафаэле своем убивается!»
Люблю.
«Тоже все ясно. По уши втрескался и плевать хочет, что тот о нем и думать забыл уже».
Ветер.
«Отрекся от данного мной имени, тварь. Я же простил! Чего ему еще не хватает?! Я-простил-его!!»
Эхо…
Шредер задумчиво прикрыл глаза, вертя в руках бумагу.
Что он хотел сказать этим?
Медитирует и слышит их? Нет. Караи писала, что он не впадает в транс.
Эхо? Что значит эхо? И почему он ни единым словом не упомянул столь драгоценного малявочного черепашонка?
Взяв со стола небольшую рацию, Шредер сухо усмехнулся, прежде чем нажать на вызов.
«Пора кому-то начать пользоваться подаренным мной телефоном».
– Сынок, – Сплинтер опустился рядом с Рафаэлем, погладив его по плечу. – Выслушай меня.
Тот кивнул, продолжая смотреть в стену, на которой влажно поблескивали красные иероглифы.
- Боль со временем утихнет, только дай ей это сделать. Не смотри во вчера, где исправить ничего невозможно, обернись на сегодня и завтра…
- Нет этого «завтра», Мастер, – глухо перебил Раф, даже глаз не скосив. – Теперь-то уж чего?..
Сплинтер качнул головой.
Он понимал своего сына, как никогда хорошо, наверное, потому что сам так же когда-то переживал смерть Тенг Шен, свернувшись клубком и не желая ни дышать, ни шевелиться, мечтая только уйти следом за ней, бросив этот опостылевший несправедливый мир.
Его удержали пальчики, цеплявшиеся за слипшуюся ненавистную шерсть и заползшие к груди крошечные существа, что нуждались в тепле его тела.
Да, он хотел, чтобы эта никчемная оболочка остыла и отболела, отпустив его следом за любимой женщиной… Хотел, но они не могли выжить без него, эти странные малыши… они удержали…
- Ты очень нужен Кодаме, – Сплинтер погладил Рафаэля по голове и осторожно взял располосованную руку, начав ее бинтовать. – И каждому из нас. Я понимаю твою боль, но жизнь продолжается.
Раф прикрыл глаза.
Он ожидал этих слов – да, жизнь продолжается, да, нужен Кодаме, нужен отцу, нужен Лео… всем он тут нужен, и знает это, только вот себе самому не сдался ни на кой уже.
Не удержал, не смог уберечь самое дорогое, не защитил.
Чего обещал, того и не сделал, и не надо рассказывать, что не в его это было власти… были же сны, значит, Кадзэ был еще жив, и сегодня вот ночью после возвращения с похорон накатило…
- Ты решил как?.. – Лео словно спотыкается об продолжение вопроса и замолкает.
Раф кивает, бережно оборачивая пропитанными маслом бинтами голову Кадзэ.
- Винсент… то есть Юки, просил осмотреть тело. Они с Донни хотели понять…
Раф мотает головой. Резко и зло.
- Лео, – сиплым выдохом летит из сорванной в вое глотки. – Я все понимаю и всех, но дайте мне… дайте пока еще время есть побыть с ним, ладно? Я сам похороню…
Брат кладет руки поверх его ладоней и на миг сжимает до хруста.
- Хорошо. Только знай, что это для всех невосполнимая потеря. И знай, что мы рядом с тобой. Ты не один, Рафаэль.
Сплинтер затянул узел на бинте и всмотрелся в рисунки. Его Рафаэль никогда не увлекался японской культурой, принимал ее как часть их жизни, в чем-то просто терпел, в чем-то пробовал оспаривать и раздвигать границы дозволенного сэнсэем. Отчего же теперь он вдруг пишет иероглифы на стенах своей комнаты, безжалостно раздирая раны на руках?
- Я их видел сегодня, – Раф провел пальцами по картинкам. – Глаза закрываю и вижу стены… и свет… Никто не понимает, что он не любит свет. Там, в этом Раю, о котором Вы рассказывали, там же везде светло… как он там будет, без меня?
Сплинтер опустил голову, продолжая удерживать кисть Рафаэля в своих руках.
Он не знал, что сказать сейчас.
О том, что со временем все отболит – бесполезно.
О том, что есть ради чего и ради кого жить – сказано.
О чем? Как сейчас поддержать сына, который и в юные годы не очень-то нуждался в этом?
- Спасибо, Мастер, – кивнул Раф, словно услышав его мысли. – Вы не волнуйтесь за меня, отдыхайте. Я в петлю не полезу, понимаю же, что этого только всем тут и не хватало. Как его младший брат?
Черные глаза Учителя чуть прищурились, а губы досадливо дернулись.
- Дурной мальчик, – негромко сказал Мастер. – Много в нем от человека. Зависть, и гнев, и гордыня…
- Как у меня все, – Рафаэль невесело усмехнулся, но Сплинтер отрицательно качнул головой на это замечание.
- У тебя всегда была глубокая и сильная душа, – возразил он. – Часто споря и вспыхивая, ты никогда не забывал любить. А Миднайт любит лишь себя одного. Леонардо уверен, что ему можно помочь в память о Кадзэ, но в мальчике нет тепла к другим.
Раф ничего не ответил, устало упершись виском в борт кровати.
Кадзэ любил своего дурного брата вопреки всем гадостям, которые тот делал.
Кадзэ в него верил.
Неужто им не хватит сил и веры вывернуть Миднайта на хороший путь?
Он закрыл глаза и сморщился, втягивая ноздрями въевшийся в кожу запах огня пополам с запахом леса.
- Прощай.
Раф бережно целует висок под бинтами и дергает из земли заранее приготовленный факел.
- Люблю тебя, помни это.
Он еще минуту медлит, все всматриваясь в самое дорогое лицо под тонкими полосками ткани в безумной надежде, что все же… вот сейчас… вдруг хоть едва уловимо дрогнут веки…
А потом кладет факел на грубо сколоченный плот и идет прочь от берега, ведя его за собой.
Пропитанные маслом и керосином бревна вспыхивают жарко и дружно, обняв огнем покоящееся в центре плота тело.
«Ты просто в моих ладонях».
Раф закрывает глаза.
«Ты называл меня зверем, а еще любимым огнем. Это я, Кадзэ, это я обнимаю тебя сейчас. Пламя же не живет без ветра и воздуха…»
Он толкает плот по течению и еще долго стоит по грудь в воде, глядя ему вслед, пока высокий костер, ярко горящий в ночи, не исчезает за поворотом реки, и Раф не остается совершенно один в темной чужой воде и пустой звездной вселенной.
Да, на берегу ждет Лео, вопреки всему приехавший с ним и молчаливой тенью бродивший неподалеку. Да, Раф ему в этот момент безумно за это благодарен – иначе поплыл бы следом, наверное, все же проверить – вдруг задышал в огне…
Но он совершенно один.
- Мы постараемся, отец, – тихо произнес Рафаэль. – Мы сможем сберечь то, что было ему так дорого.
Кодама минуту стоял в дверях гостиной, а потом попятился, брезгливо сощурив глаза.
У дивана на полу сидел Майки, обнимавший за плечи Миднайта и что-то шептавший ему в ухо под кино на экране.
«Откуда он здесь?»
Горе, раскрасившее лицо бывшего приятеля в землисто-серый цвет, парнишку не тронуло совершенно, но в сердце заползла тревога.
Какие черти принесли Мида, и где все же дядя Раф? Что происходит в доме?..
- Кодама, – на плечи легли когтистые теплые руки Мастера, вынудив обернуться и отложить в сторону свое желание высказать Миду все в глаза.
Сплинтер улыбнулся, устало, но очень и очень тепло, как только у него получалось и еще у дяди Лео, словно обняв большим меховым пледом.
- Пойдем, малыш, помедитируем вместе сегодня. Я обещал рассказать тебе о легендарных самураях прошлых веков.
Кодама кивнул и последовал за ним.
В конце концов, Мид никуда не денется до ночи, а услышать от сэнсэя интересную историю очень хотелось.
- А где дядя Раф? – спросил он, уже закрывая дверь в комнату Мастера.
Сплинтер посмотрел на него очень внимательно и ласково.
- Спит.
- Я хочу к нему, – Кодама уселся на циновку и поднял взгляд, готовясь слушать историю. – У дяди Лео тоже хорошо, но в гамаке теплее.
- Ты им не нужен, – Караи щелкнула по экрану планшета, заставив запись остановиться. – Мастер прислал эти видеофайлы, чтобы ты, наконец, понял, что нет смысла ждать хоть чего-то хорошего от наших врагов. Ты был им удобен, не зная всей их подлости, но теперь – смотри. Никто не тоскует, никто не плачет о тебе. Тебя для них словно и не было – видишь, кино смотрят? Твое место здесь, и судьба в служении клану Фут.