Соперники

Войдя, он взял пышнотелую экономку за обе руки и улыбнулся своему единственному другу.

– Как дела, Мэксайн?

Припухлость вокруг ее глаз свидетельствовала об уже пролитых в горе слезах, а их влажность – о том, что она вот-вот расплачется.

– Временами она бывала очень жестокой, Ченс, но последние дни она так страдала, что я… – Ее подбородок задрожал, и она осеклась. Затем натужно улыбнулась. – Трудно поверить, что ее больше нет. Я постоянно жду, что она меня позовет.

– Я знаю.

Он обвел взглядом переднюю – здесь ничего не изменилось, вплоть до зеленой фарфоровой вазы на круглом столе. Более того, он ощущал присутствие Хэтти, ее извечную враждебность.

– Это несправедливо, Ченс, – прошептала Мэксайн. – Я всегда думала, что, когда вы заново переступите порог этого дома, это будет к добру. А теперь… – Ее голос прервался, а взгляд скользнул в направлении большой гостиной. Ченс мгновенно понял, что Флейм была там.

– Я приехал, чтобы встретиться с миссис Стюарт, Мэксайн.

– Она не захочет вас видеть. – Мэксайн сочувственно покачала головой. – Она строго-настрого наказала, что если вы позвоните или…

– Мэксайн, мне кажется, я слышала…

Флейм остановилась в арочном дверном проеме, и их глаза встретились. Она была в черном платье с длинными рукавами, чрезвычайно простом и элегантном, ее рыжие волосы были забраны в классический пучок. Никаких драгоценностей и минимум косметики. Никогда она еще не казалась ему такой поразительно красивой. Он выпустил руки Мэксайн, которая отступила назад, и оставил без внимания ее виноватый и тревожный взгляд.

– Здравствуй, Флейм.

– Что ты здесь делаешь?

Может быть, по хрипотце в голосе или по складкам, чуть заметно залегшим у рта, Ченс понял, как она устала и что сейчас переживает. Впрочем, он не был в этом уверен. Как бы там ни было, он видел, что она утомлена и, как он надеялся, более податлива.

– Я приехал тебя повидать. – Он отошел от двери, направляясь к Флейм. – Ты по-прежнему моя жена.

– На сей счет с тобой свяжется мой адвокат.

И хотя он ожидал услышать нечто подобное, эти слова, произнесенные вслух, его разозлили.

– Полагаю, под твоим адвокатом подразумевается Бен Кэнон.

– Это имеет значение? – Она тоже была раздражена, но в то же время холодна, как тогда, у него в кабинете. – По какой бы причине ты сюда ни явился, это не играет роли. Пожалуйста, уходи, или тебя вышвырнут вон.

– Почему ты так боишься разговора со мной, Флейм?

– Я не боюсь! – Ее гнев прорвался наружу, но она тут же овладела собой. – Но не собираюсь это доказывать, стоя здесь и выслушивая тебя.

– Ненависть – жутко заразная штука. Ею пронизаны сами стены этого дома.

Он прошел мимо нее в столовую, окинул взглядом знакомую обстановку – рояль черного дерева, викторианские диван и стулья и шелковый коврик на полу с пятном от чая, который он давным-давно разлил.

– Ничего не изменилось, – задумчиво проговорил он, затем обернулся. – Я жил здесь мальчишкой. Хэтти тебе не говорила? – Она как-то настороженно кивнула. – Меня не пускали в гостиную за исключением редких случаев, но я проникал сюда, когда Хэтти не было поблизости. Однажды она застала меня за тем, что я прыгал с рояля, и огрела тростью. Наверно, я это заслужил. Но она не имела права запрещать мне видеться с матерью в течение трех дней. – Ченс помолчал, вспоминая, и его рот искривился в горькой улыбке. – Как ни странно, то, что моя мать была Морган, не имело для Хэтти никакого значения. Я был урожденным Стюартом, и за это она превращала мою жизнь в ад. Если на небесах есть справедливость, то сейчас она сама должна пребывать в аду.

– Уж не следует ли мне тебя пожалеть? – насмешливо отозвалась Флейм, стоявшая в дверном проеме со скрещенными на груди руками, словно бросая вызов. – Не эту ли цель преследовал твой рассказ о бедном затравленном ребенке? Знаешь, что самое печальное, Ченс? – Она приблизилась к нему все с тем же вызывающим видом. – Если бы ты рассказал мне об этом раньше, если бы не лгал, я бы, может, тебе и поверила… Что было бы еще глупее. Думаю, мне следует тебя поблагодарить.

Теперь насторожился он.

– Я совершил ошибку.

– И крупную. Ты использовал меня. Как быстрый и легкий способ получить Морганс-Уок. Я никогда тебе этого не прощу и никогда – не забуду.

– Ты заблуждаешься. Когда мы познакомились, я понятия не имел о том, что ты каким-то образом связана с Хэтти.

– Когда ты это выяснил – до или после нашего знакомства, – не имеет значения. Важно то, что ты ни слова мне не сказал. Наоборот, старательно скрывал.

– Я признаю свою вину. Наверно, я боялся, что ты не поймешь. Хотел, чтобы сначала прошло какое-то время. Но я не лгал, когда признавался тебе в любви.

Она рассмеялась – отрывистым, коротким смехом.

– Не верю. После того что ты сделал, ты являешься сюда, уверяешь меня в своей безграничной любви и думаешь, будто я брошусь к тебе в объятия? Неужели, по-твоему, я настолько глупа и простодушна, что позволю тебе второй раз меня провести?

Ее губы были зловеще сжаты, на подбородке дергался мускул.

– Я надеялся на то, что ты прислушаешься к доводам разума.

– Чьим? Твоим? Меня от тебя тошнит, лгун, ублюдок!

Она повернулась, чтобы уйти, ненавидя его так же сильно, как когда-то любила.

– Перестань, Флейм!

Он схватил ее за руку. Она остановилась, застыв при его прикосновении, и, не говоря ни слова, холодно глядела на его пальцы. После нескольких секунд напряженного молчания он убрал руку.

– Ты заразилась ненавистью, которой пропитан этот дом, правда?

– Не потому ли ты так решительно настроен уничтожить его – это средоточие ненависти – и выстроить на его месте свой грандиозный курорт? – Флейм уловила мимолетное изумление, которое Ченс не успел скрыть при упоминании о предполагаемом курортном комплексе. – Думаешь, я не знаю, что ты собираешься сотворить с Морганс-Уоком и остальной землей, которую купил?

– Каковы бы ни были мои намерения в отношении этой земли, не они привели меня сюда.

– В самом деле? – усмехнулась она. – Другими словами, ты здесь не затем, чтобы меня вернуть? Позволь полюбопытствовать, Ченс. Как ты намеревался убедить меня в необходимости затопить долину и уничтожить Морганс-Уок? Подождать пару месяцев, а потом прийти и сказать: «Дорогая, у меня появилась великолепная идея – превратить унаследованную тобой землю в шикарный курорт; подумай, какие ты наживешь миллионы, разве их можно сравнить с жалкими доходами от ранчо?» А может, сыграл бы еще и на моем честолюбии: «Мы сделаем это вместе, дорогая, – будем работать бок о бок, как партнеры». Естественно, что я, ослепленная любовью, согласилась бы. Ведь ты на это рассчитывал, да?

– К чему мне отвечать, если ты все равно не поверишь? – тихо сказал он.

– Ты прав. Не поверю.

Он нежно взял ее за руки. Флейм инстинктивно напряглась, готовая сопротивляться, если он вздумает применить силу, но этого не произошло. Она почти сожалела об этом. Ей было больно, и боль рвалась наружу. Флейм хотелось топать ногами, вопить и царапаться. Но спокойное тепло его рук не давало повода.

– Я обидел тебя, Флейм. Я знаю. – Теперь его голос звучал серьезно и обволакивающе, он ласкал и гипнотизировал. – Ты имеешь полное право сердиться…

– Я получила разрешение тебя ненавидеть – как мило, – язвительно вставила она, нарочно перебив его, чтобы не попасть под очарование этого голоса.

– Полно, Флейм! Я приехал, чтобы извиниться и сказать, что я люблю тебя… что ты нужна мне.

– Тебе нужен Морганс-Уок, который сейчас принадлежит мне, – выпалила она и увидела, как он вскинул голову и прищурился.

– Ну и язык у тебя, – пробормотал он. – Кого ты пытаешься убедить в том, что разлюбила меня, – себя или меня? Если меня, то напрасно – я знаю, что по-прежнему тебе не безразличен.

Она почувствовала, как внутри ее шевельнулась неуверенность, – почему в ней так взыграла кровь: пульс учащенно забился, все чувства обострились! Это перед битвой, подумала она, и все же ей удалось холодно встретить его взгляд.