Дань кровью(Роман)

В то время исход битвы на открытом поле решала конница. Вся конная масса лавиной либо в линию с выставленными вперед копьями мчалась на противника, а затем в давке наступала очередь поединков на мечах. Во главе всегда были латники. Пешцы лишь помогали конникам. Считалось, что сто всадников равны по силам тысяче пешцев.

Как правило, начинавшие битву лучники в последний момент перед столкновением отступали в тыл через строй конников. Их действия были непродолжительными, а результаты довольно слабыми, поскольку стрелы не способны пробить стальные латы. Поэтому больших надежд на них не возлагали, к тому же они мешали и собственным конникам. Пешцы с копьями шли вперед, когда нужно было устранить некое препятствие, в других же случаях они держались возле конников. Латнику, сброшенному с коня, необходима была помощь, чтобы снова встать на ноги.

В основном пешцы с копьями и алебардами участвовали в начале и в конце битвы, так как практически не могли противостоять коннице. И лишь швейцарцы в Европе, русичи да турки были исключением. Благодаря сильной центральной власти Османской империи раньше других своих основных противников удалось создать пехоту (янычар), которая могла противостоять не только коннице, но и латникам. К тому же дефанзивное, от обороны, построение войска, которое практиковал Мурат, давало ему еще одно преимущество перед сербами: турки могли защищаться и нападать, рационально комбинировать обоими видами борьбы в зависимости от тактических возможностей их военного потенциала на данный момент. В обороне пешцы принимают на себя удар конницы врага, ломают ее, а когда ситуация созреет, вперед бросается своя конница и одним ударом порой решает исход боя.

Наконец оба войска выстроились друг против друга на расстоянии двухсот метров. Почуяв богатую добычу, в небо взметнулись тучи воронья. Вся природа же, словно ожидая беды, затихла и напряглась. Даже ветер затаился где-то далеко-далеко, у Шар-Планинской гряды. И лишь кровавый диск солнца все быстрее становился смертельно бледным до рези в глазах шаром и катился по небу словно в поисках более подходящего для себя места.

Фронт османов вытянулся почти на два с половиной километра между Брничским ручьем и истоком другого ручья, впадающего в Ситницу.

Центр турецкого войска находился перед шатром Мурата. Переднюю линию центра, где-то до шестисот метров по фронту, заняли четыре тысячи янычар, выстроившихся в четыре ряда. По флангам переднюю линию закрывала другая часть пешцев — азапы, вооруженные копьями. Они занимали в глубину намного больше рядов, чем янычары, да и по фронту растянулись почти на километр. Перед азапами, в метре друг от друга, расположились лучники. За янычарами стояла конная гвардия, имевшая достаточно места и по фронту, и в глубину. Непосредственно за ними был обоз двора — около четырехсот человек.

Крылья были гораздо многочисленней — где-то около шестнадцати тысяч каждое. И впереди каждого крыла Мурат поставил по тысяче лучников. Это было специально обученное войско, по своему военному искусству превосходившее даже янычар, неплохих лучников.

Мурат вместе с Баязетом объезжал строй своих воинов. Султан больших речей не произносил, но заверил своих подданных, что победителей, особенно отличившихся в бою, ждут богатые дары. И воины Аллаха верили своему повелителю, ибо война всегда возвышала храброго воина (независимо от его прежнего достатка) и ниспровергала труса (пусть даже он и был состоятельным). На этом и строилась военная доктрина Османской империи.

Князь Лазарь понимал, что Мурат перехватил у него инициативу в тактическом построении на поле боя. И причина заключалась в том, что ни Влатко Вукович, ни Вук Бранкович не желали признавать в Лазаре Хребеляновиче своего верховного командира. Но в результате этого и не удалось сербам навязать врагу свою тактику построения. И теперь, чтобы не быть окруженными, сербы вынуждены были растянуться по тому же фронту, что и османы, но так как их было чуть ли не вдвое меньше, чем османов, то и глубина сербского войска во столько же раз была меньше.

В центре стоял князь Лазарь с тремя тысячами конных латников в первой линии и с пешцами во второй. Под его началом были Милош Обилии, Милан Топличанин, Иван Косанчич, Юг Богдан со своими девятью сыновьями, Стефан и Лазарь Мусичи, Краимир и Дамьян Оливеровичи — с людьми из Шумадии, Подринья, Старого Влаха, Браничева, Кучева и Поморавья, а также Реля Крылатый со своими зетчанами.

На правом фланге находился Вук Бранкович с пятью тысячами косовцев и подринцев; на левом — Влатко Вукович с пятью тысячами боснийцев, хумцев и хорватов.

У каждого великаша впереди его дружины стояли лучники.

Пятнадцатитысячное войско Лазаря было настолько растянуто, что правый фланг его центра оказался против левого крыла османов, возглавляемого Якубом Челебией.

Наступал решительный час. Князь Лазарь, облаченный в боевые доспехи, выехал перед своим войском, повернулся к нему лицом и некоторое время молча, усталыми глазами обводил преданно смотревших на него воинов. Он понимал, что нужно им его теплое, но решительное слово. И он заговорил.

— Храбрые мои товарищи и братья! Великаши и властели, воеводы и простые вои! Покажите сегодня варварам басурманским всю вашу доблесть, непоколебимость и отвагу, презирая саму смерть. Доблесть, которая вас доныне подняла выше звезд, во славу всей Сербии! — Слова у князя вырывались из самого сердца, и воины, затаив дыхание, ловили каждый звук. — Что мы можем сделать? Мы можем умереть, но как люди. Мы можем лишиться жизни, но для себя с честью, а для врага с уроном. Мы можем сделать так, что конечный итог жизни, к которому приходят все рожденные на земле, будет в нашу пользу, а врагу на погибель. Разве не намного лучше умереть со славой, чем жить с позором? Разве не лучше умереть прежде, чем сам пожелаешь себе смерти? Скажите мне, коли не согласны быть их рабами, разве вы не хотите умереть, как и другие, если всем суждено умереть?.. Разве не лучше, если уж когда суждено умереть, умереть вооруженным и честным человеком, чем голым, в цепях и зарезанным, как скотина? Разве смерть не что иное, как завершение всех зол?

Князь Лазарь на миг замолчал, переводя дыхание. Молчало и войско, пораженное словами князя.

— Она, как говорит нам разум, не может быть ни трудной, поскольку случается вдруг, ни горькой, поскольку с нею прекращаются все муки и страдания, ни постылой, поскольку бывает лишь раз. Посему не стоит бояться смерти, даже если вам предстоит умереть! Если жизнь больше невмоготу, умрем же среди своих врагов, и умрем с оружием против оружных. Другие народы умирают на перине, сломленные годами, исчерпанные временем, измученные лихорадкой и тысячами других несчастий: и только славяне умирают от меча, от меча умирают только славяне. Но, убивая часть врагов и мстя за себя таким образом, что и сами враги, пусть даже и оказавшиеся победителями, всегда оплакивают их смерть! А ежели мы решили быть славянами, значит, мы будем славными и победителями в битве за ту землю, по которой ходим мы и по которой ходили наши предки. Или хотя бы будем людьми, умеющими обращаться с мечом и умеющими храбро убивать и быть убитыми. Неужели, говорю я, мы не сможем убивать их так же хорошо, как и они нас?

Удача помогает сильным, а победу приносит не число, а храбрость воинов и мудрость военачальников. На нашей стороне вся правда, ибо враг пришел на нашу землю и занял многие наши города и веси.

— В бой! В бой! — едва голос князя умолк, тысячеголосое эхо разнеслось по всему полю.

С турецкой стороны забили барабаны. Бой начинался.

Барабанщики падишаха так сильно колотили в барабаны, что поднялся такой шум и грохот, какой бывает, когда гремит гром и трясется от грозы земля. Заиграли зурны, зазвучали боевые рога. Урминели-беглербег и анатоли-беглербег (румелийский и анатолийский командующие) распустили боевые знамена и отдали приказ лучникам покрыть стан врага ливнем стрел. Это продолжалось всего несколько минут, после чего лучники растворились в массе пешцев, выступивших вперед и приготовившихся к встрече сербских конников. Тут же Вук Бранкович бросил в атаку на левый фланг противника всю мощь своей конницы. Князь Лазарь лишь проводил взглядом своего зятя, мчавшегося в самой гуще своих воинов. Рановато начал атаку Вук. Не подошло еще время. Но, как бы то ни было, битва уже началась. Князь взглянул на Милоша Радославича, расположившегося невдалеке от него со своей пушкой. Естественно, больших надежд на нее князь не возлагал, но определенный эффект ее выстрел произвести мог. Лазарь поднял руку, и следивший за каждым его движением Милош тут же засуетился у своего медного детища. Вскоре разнеслись над огромным полем страшные раскаты грома. Каменное ядро со свистом вылетело из ствола и опустилось на позициях османской пехоты. К счастью для нее, вреда ядро не причинило никакого. Разве что на некоторое время в рядах азапов воцарилось замешательство.