Страница 33 из 76
Какое-то время ехали молча. Тягостное ожидание новых неприятностей сплотило рой разбросанных мыслей в один тугой и колючий комок, Слава ощущал его в своем горле и желудке одновременно.
— Что вчера-то было? — осторожно спросила Мила.
— Говорят, харьки день мести перенесли.
— Да не, «Беркут» буянил. Перепились, к нам полезли.
— А, так это они? — Витя глядел вперед, ему было трудно поворачивать голову.
— Ага, оружие, говорят, ищем.
— Там ихних шестерых кто-то в камышах отметелил. Злющие были, — Водитель довольно ухмыльнулся. — Парень какой-то с девушкой отдыхал…
— Это я отдыхал, — подал голос третий, — с Греткой. А до этого мы в гриле отдохнули.
— Весело отдохнули? — Мила решила поддержать беседу.
Третий со стоном потер бок:
— Ничего так. Бармен мне что-то сказал такое, я не помню… Да я и не знаю, что он сказал. Но тут Гретка, сучка, как заорет, мол, что ты моему парню сказал? И мне еще: Нурик, давай его, давай. Обычно бабы мужиков оттаскивают, а эта — наоборот.
Витя заинтересовался, даже головой дернул, пытаясь оглянуться.
— И чего?
— Пришлось воевать. Я через стойку прыгнул и бармену нож в жопу воткнул. У меня ножик маленький, туристический. Еще там кто-то сунулся, я обратно на стойку вскочил и ногами его… А тут два омоновца. Эти, «беркуты». Ну я их тоже…
— А потом они тебя нашли, значит.
— Они не меня искали, какого-то парня с девушкой. А нашли меня… Вот и решили, что я — тот самый, кто им нужен. А их человек десять было, прямо на микроавтобусе подъехали… Ох!.. — он снова потрогал свой бок.
— Мафию нашли! — Витя слабо хохотнул.
— Во-во, ящик армянского коньяка конфисковали…
— Это у кого?! — от неожиданности водитель выкрутил руль, машина чуть не налетела на бетонный столб.
— Да, ладно. Было, так уже нету.
— Вот суки.
Снова замолчали.
— Может лучше в Старый Крым махнем? — предложил Витя.
— Да ну его, в Судаке в разлив возьмем.
— А где девочка Марина и ее машина?
— В этакую рань?
— На, Марина, чашку, лей, Марина, бражку! Это только с трех, — вздохнул водитель.
— В Судаке тоже может не быть…
— Сейчас, может и в Судак не надо переться. Здесь посмотрим.
Справа вдруг открылась долина, похожая на воронку, вся в виноградниках. Белые домики-мазанки неловко скатились к центру воронки. Туда вела кособокая грунтовка. Водитель знал, куда едет — он притормозил прямо у зеленого досчатого ларька, вылез из машины и принялся методично барабанить кулаком в запертую дверь:
— Дядя Дима! Вставай, твою мать!.. Вот говно старое, — он повернулся к остальным, — спит. Вставай, сволочь!
Витя остался сидеть в машине, Нурик вылез и стоял рядом, осоловело промокая небольшую лысину.
— Кто это? — спросил Слава.
— Кто кто? — переспросил Витя.
— Ну, этот, который пошел?
— А, — покровительственно ухмыльнувшись, Витя представил друга, — великий русский писатель Тимофеев!
— А что он написал? — оживилась сразу Мила, ее глаза зажглись охотничьим азартом.
— Истинному Великому Писателю не обязательно что-то писать — он и так уже велик!!! — Витя тоже вылез из машины.
Странно-покореженный мир деревьев с белесой листвой, отражающей свет, мелкие холмы с пролысинами, как побитая молью шерсть, большие горы — хребет гигантского зверя. Вспомнилась картинка — мирный город на ките. Что, если кит нырнет?
Слава хотел было выйти навстречу этому зверю, когда рядом притормозил зеленый жигуль. В жигуле сидели головы — наверное, не одни лишь головы, но Слава видел только четыре одинаковых бритых головы. Голова за рулем что-то процедила. Нурик что-то ответил. Тогда цедить принялись одновременно все головы, Нурик снова что-то ответил.
— Ага, — Витя почесал свалявшиеся волосы, — свинья грязь найдет.
— Какая свинья? — не понял Слава.
— Нурик опять решил покуролесить.
Головы продолжали цедить, все громче и громче. Слава даже разобрал слово «сынок».
— Я вас на елде вертел, сосунки, — отчетливо ответил Нурик.
Головы одновременно дернулись, из правого окна, величаво помахивая, высунулась рука с большим черным пистолетом. Писатель Тимофеев как ни в чем не бывало продолжал барабанить в дверь и крыть дядю Диму, Витя стоял молча. Слава и Мила тоже решили промолчать. Нурик нагнулся к машине — Слава отметил брезгливое выражение его лица — и достал железный лом, бережно закутанный в чистую газету. Дальше Слава успел только запомнить, как самоуверенная рука, только что направленная под углом в небо, оказалась направленной под тем же углом вниз. В этом было что-то неестественное. Локоть просто не умел так гнуться. Постояв мгновенье в безмолвной тишине, зеленый жигуль резко рванул назад, развернулся юзом и помчался, ослепленный сияющим солнцем, по извивам уходящей вверх к горам грунтовки.
Писатель Тимофеев перестал барабанить.
— За ними?
— Ага.
Нурик спокойно заполз на свое место, Тимофеев плюхнулся за руль.
Бессмысленность происходящего не сразу дошла до славиного сознания, он смотрел на пролетающие мимо обрывы — где-то внизу, далеко-далеко, зеленое — деревья и кусты, посаженный ровными рядами виноград, серо-коричневое — земля. Все это несло тихую радость, как в детстве маленькие домики и семафорчики у игрушечнй железной дороги. Будто сбылась детская мечта, и летит он сейчас по пластмассовому кругу на месте вооборожаемого машиниста! Слава опомнился, только когда случайно увидел в узком зеркальце свою идиотскую улыбку.
Зеленый жигуль никак не мог от них оторваться, бритые головы испуганно оглядывались. Машины опасно подпрыгивали на ухабах, Слава чувствовал себя космонавтом в центрифуге. Мила сидела спокойно. Витя закурил. Грунтовка петляла, иногда сворачивая под острым углом — тогда машины шли юзом, поднимая плотные клубы белой пыли. Пыль забиралась в нос, хрустела на зубах. Кругом уже ничего не было видно, только какая-то мутная каша проносящегося мимо пространства и зеленый жигуль — все ближе и ближе. После очередного прыжка раздался тяжелый удар, у жигуля оказалась разбитой задняя фара.
— Догоняем, — констатировал Тимофеев.
Внезапно Нурик заорал фальцетом:
— Налево! Поворачивай!
Машина, не сбавляя хода, свернула на колею — пару секунд ехали на двух колесах. Жигуль, сопровождаемый белой пылью, исчез за поворотом. Колея резко уходила вниз, Тимофеев не сбавлял скорости — машину кидало во все стороны. Витя выплюнул окуроук в окно.
— Нурик, а зачем свернули-то?
— К татарам, за самогоном.
— К каким еще татарам? — озабоченно нахмурился Тимофеев.
— У меня здесь родственники живут.
— Нурик, ты что, татарин?
— Ну, да — Нуриджан, но я не крымский, мы — поволжские…
— Это как немцы, что ль?
— А родственники твои?
— Не, они, наверное, крымские… Там тетка замужем, сестра двоюродная и жена брата, и еще бабка. Родня, короче.
— А самогон-то хороший? — забеспокоился Витя.
— Проверим.
— Нормально, едем, — Тимофеев прибавил газу. Но тут закричала Мила:
— Тормози!
Машина остановилась так резко, что Слава чуть не выпал на переднее сидение, прямо к Вите на колени. Тимофеев обернулся и непонимающе уставился на Милу:
— Чего тормози?
Мила вдруг смутилась:
— Нам надо дальше ехать…
Витя пытался возразить, но Тимофеев развернул машину.
— В Судак?
— Да, а то здесь шумно как-то…
— Может им на автобусе лучше? — зевнул Нурик.
— До остановки и довезу. А потом — за самогоном.
Жестяная раскаленная коробка остановки не спасала от жары. Мила изучала полустертое расписание, долго, прищурясь, смотрела на солнце — и опять на расписание.
— По идее, через полчаса должен быть.
Она села на лавочку в тени, брезгливо скинув в пыльную грязь окурок.
— Поехали в Судак генуэзскую крепость смотреть?
— Откуда здесь генуэзская крепость?
— Скорее всего, ее построили генуэзцы.
— Генуэзцы — это где Генуя? — вспомнил Слава. Откуда здесь Генуя?..