Страница 2 из 76
— Да. Жалко, ушел.
— Утонул!..
— Ушел!.. А, хрен с ним! Баба его у меня и ребенок. А он на своей желтой субмарине пускай плывет… Плыви-плыви, говно зеленое! — пропел Цеппелин на мотив какой-то советской песенки и протянул Беку раскрытую ладонь, — косячину дай… Мои намокли.
Иосиф лег на дно — пусть и не в прямом смысле. Каждый год он получал фотографию быстро стареющей жены и быстро взрослеющей дочки. На обороте фотографии — надпись, сделанная, очевидно, под диктовку: «Луис! Счастливого Рождества! У нас все нормально. Веди себя хорошо. Я тебя люблю. Барбара». Это был стиль Цеппелина — Барби никогда не опускалась до подобной буржуйской пошлятины.
Через тринадцать лет Иосифу надоело лежать на дне и он решил всплыть.
Через тринадцать лет Цеппелин вполне ощущал себя отцом чужого семейства. А своего семейства он так и не завел.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Человек стоял у «зебры» перехода, чего-то ждал. Вначале Слава не понял, что задержало его взгляд, попытался переключить внимание, но мешало странное беспокойство. И тут стало ясно, что беспокойство — не его собственное: человек каким-то образом передавал ему свой страх. Хорошо замаскированный, страх был в глазах этого прилично одетого молодого человека, держащего в руках небольшой чемоданчик-дипломат. Поодаль, слегка заехав передними колесами на тротуар, разлеглась шикарная белая Ауди «сотка» с темными слепыми стеклами. Человек искоса бросал быстрые взгляды в сторону машины, переминаясь с ноги на ногу и по-петушиному подергивая головой. Очень знакомые движения: они напомнили Славе его друга детства Пашку, романтика и циника, лучшего приятеля, выпертого из школы за оскорбление директриссы (в чем состояло оскорбление, так и не стало известно. И Пашка молчал). Слава с тех пор его не встречал, но слышал о нем кое-что.
Минут пять Слава находился в замешательстве: оставшиеся до экзамена полчаса неплохо бы потратить на дружескую болтовню, но он мог ошибиться, да и захочет ли Пашка его узнавать? Кажется, дела у него поважнее, да не важные: Слава увидел, как из машины вышли два мужика в тренировочных костюмах, Пашка дернулся — хотел, видно, что-то сказать или крикнуть. Машина съехала с тротуара и, лениво свернув, покатила, плавным движением напоминая сонную акулу, которая в час прилива, не возбужденная еще запахом крови, отдыхает в прогретых солнцем прибрежных водах.
Двигаясь, как зомби, Пашка в сопровождении двух бандитов прошел мимо миниатюрной голубенькой церкви (слегка похожей на коммерческий ларек) и стал спускаться вниз; взгляд его потерял быстроту, спрятался за глупой мутью. Один раз Слава уже наблюдал похожие изменения во взгляде. Он был вдвоем с братом, тот запретил ему вмешиваться, оценивая происходящее трезво-профессиональным взглядом: «чужая разборка, не твоя — не лезь! Мордовать зря не станут». Тогда Слава почувствовал себя неловко и сейчас ощутил ту же самую неловкость, замешкался. Люди ушли далеко, за деревьями было плохо видно. Тревога пересилила замешательство, Слава все же бросился вниз, но когда спустился, парк оказался совершенно пустым и безжизненным.
— Пашка!!! — заорал он изо всех сил, — Пашка!!! — движимый возрастающим охотничьим возбуждением, рванул вправо.
— Эй, парень? Ты чего? — откуда-то пред ним возник один из бандитов, здоровый мужик лет сорока. Ровный, едва отросший слой густых черных волос покрывал его чуть приплюснутый череп, по-восточному грубые черты лица в сочетании с внешним спокойствием подчеркивали свирепость. — А ну, тихо! — от него пахло легким перегаром и чесноком. Слава невольно попятился, совершенно не представляя, что делать дальше.
— Атабек! — выставив впереди себя измазанную кровью ладонь, вышел следом другой бандит. Лицо его было иссиня-бледным. — Черт! Этого — куда?
Первый рассеянно пожал плечами, затем мрачно кивнул:
— Не в свою разборку встрял.
— Ребята, ребята, э… — испугавшись, Слава со всего размаху стукнул второго бандита, доставшего нож, кулаком куда-то между глаз — вроде, попал. Слава не успел увидеть, что стало с противником, согнулся пополам от страшной боли где-то в животе и под ребрами, не дающей ни вдохнуть, ни охнуть. Потом адский шум обрушился на голову: на минуту мир завертелся в полной темноте, но только на минуту. Слава дрался с братом часто, сильно, до крови, а пару раз и до переломов, были и сотрясения мозгов. Поэтому дальше разум отключился полностью, тело двигалось автоматически — направо и к земле, чтобы квадратный шерстистый (и, кажется, грязный) кулак пролетел в сторону — теперь крутануться на правой согнутой ноге, а левой попасть туда, где жирно блестящие тренировочные штаны «адидас» аккуратной резинкой охватывают голенища высоких кроссовок «пума»… Купился восточный герой на фирмовое название, не удержала его «пума»: подошва кроссовка скользнула по траве, и бандит устремился вслед за своим кулаком, под откос, по направлению к Москве-реке. Но движение продолжается. Быстро опереться на левую ногу, носком правой засветить в бледную рожу второго бандита (вот он снова получил промеж глаз и окончательно передумал вставать), тут же легонько пнуть нож — чтобы отлетел подальше — и вниз, в погоню за первым, можно — по воздуху, одним прыжком. Слава приземлился обеими пятками первому на спину, тот проплевал одними губами что-то на своем языке и еще по-русски: «Я твой мама за ногу два раза, да…» — и резко укатился из-под славиных ног. Слава упал, больно стукнувшись ладонью о кусок кирпича. Никогда еще он так не радовался боли. Сделав ногами обманчивое движение, вместо того, чтобы попытаться вскочить, он по резкой дуге махнул рукой, и кусок кирпича полетел прямо в длинные гнутые губы, сказавшие что-то про маму. Кровь и пара непонятных слов — но бандит остался стоять. А Слава остался лежать и уже не успевал подняться. Позади зашелестело — это бледный пришел в себя и спешил присоединиться к победе…
Окуда-то снизу донесся автомобильный гудок. Властно, отрывисто прозвучав несколько раз, заставил бандитов прекратить драку и, не обращая больше на Славу никакого внимания, спуститься к обочине. Отсрочка? Нет! «Коренной перелом»! Слава бросился следом, но успел только увидеть, как эти двое спокойно сели в машину и уехали.
Так, а ради чего война-то случилась? Хотел помочь другу детства, вроде. Где же друг? И был ли друг? Друг лежал недалеко за кустами и тихонько поскуливал, уткнувшись лицом в прелые листья. Невольно взглянув на часы — до экзамена оставалось всего десять минут, Слава постарался как можно аккуратнее перевернуть раненного:
— Пашка!
— Я не Пашка. Я — Александр! Зачем вы… зачем ты… они же тебя замочат, на нож подвесят! — В глазах молодого человека страха уже не было, только тоска. «Шок,» — определил Слава.
— Куда они вас пырнули? — По картине кровяных разводов Слава попытался определить рану. — Живот? Грудь?
— Нет, нет! Отстань… Оставьте меня в покое!!! — вдруг взвизгнул пострадавший, — я сам! Ничего они мне… — тут он вздрогнул и поморщился. Слава понял, что у Александра исполосована ножом вся задница, но не глубоко, а так…
— Вы идти-то сможете?
— Меня из-за вас убить могли!
— Так вам помочь, или нет?! — Слава начинал опаздывать, да и кровью мазаться не хотелось.
Расхохотавшись, Александр опять повалился в прелые листья. «Псих», — решил Слава, поднимаясь по лестнице.
Единственным человеком в туалете оказался Левка Шуйский, трепло, зануда и халявщик, но ничего другого не оставалось:
— Левка, на мне крови нет?
Ныкающий по карманам выпрошенные чужие шпаргалки Левка чуть не поперхнулся:
— Ты что, по дороге лишился девственности?
— Человека убил!
Левка сильно вдруг побледнел и внимательно осмотрел костюм:
— А ты руки вымыл?
— Вымыл.
— А жопу подтер?
Тут все происшедшее с ним за утро нахлынуло с новой силой: окровавленная одежда, нож, мордобой… «Проветрил голову перед экзаменом, называется!» — с ужасом он понял, что все совершенно вылетело из головы — забылось, куда-то делось, ничегошеньки в башке не осталось, все выбили проклятые бандюги…