Записки неримского папы

В первый мой приезд в деревню мы вдвоем с женой пошли в гости к знакомым. Артема пока оставили дома с бабушкой. Хотели осмотреться, приглядеться, а уж потом выводить нашего «прынца» в свет. В гостях присутствовали местные дети, Аркадий (сын хозяев дома) и Иннокентий. По году с небольшим каждому. Дети не были знакомы до этой встречи. Вот, думаю про себя, как удачно, заодно понаблюдаю, как тут отроки знакомятся. Поначалу Аркадий и Иннокентий не проявляли друг к другу интереса. В какой-то момент Иннокентий сказал: «А-а». Его мама объявила, что Иннокентий хочет какать. Родители Аркадия принесли горшок. Несмотря на юные годы, Иннокентий уже был приучен к лотку. Гостю Иннокентию спустили штаны и усадили на горшок. Но вот какая незадача. Формально-то это горшок хозяина дома Аркадия. Пусть Аркадий еще ходит в памперс, но формально, опять же, это его собственность. Аркадий молча подошел к Иннокентию и выдернул у него из-под голого задика свой горшок. Иннокентий упал. Аркадий надел горшок себе на голову. Так он привык играть с этим предметом. К счастью, Иннокентий пока не успел сходить туда. Но к несчастью, он не оценил эскападу Аркадия. Иннокентий, угрожающе кряхтя, поднялся с пола, взял детскую лопатку и со всей силы ударил Аркадия по горшку на голове. «Ну, нам пора», – сказал я жене.

По дороге домой я решил, что пока не готов бросать Артема в эту мясорубку. Жизни, конечно, нужно учить смолоду. Но Аркадий и Иннокентий… Это высшая лига. Рано нам туда.

Мы с Артемом гуляем по центральной площади нашей деревни. Женихи – оба в джинсах, в кедиках. Телочки попадали бы, но площадь пуста. Только голуби и пара гопников с пивасом на лавочке. Послонялись мы с сыночком по периметру, посверкали брендами. Скучно. Настолько, что Темка даже снял свою легкую шапочку и начал ее жевать. В этот момент к нам подошли те самые гопники со скамейки. Точнее, оно подошли конкретно к Артему. Один весь в татуировках, в майке-тельняшке. А там кругом колонии, содрогаюсь я про себя, как бы не оказался беглым каторжником. Я против него со своими цитатами из Бродского не очень канаю. Парни стали протягивать к сынку руки для приветствия. «Здорово, малыш, привет, как сам», – приговаривают. Артем не очень понимал, зачем ему протягивают пустые ладони без телефонов, тюбиков и прочей запрещенки. Поэтому смотрел на них исподлобья. Гопники не настаивали, зачем-то оба поздоровались со мной (видимо, если рука протянута и не пожата, гештальт не закрыт) и пошли вразвалочку дальше.

Пока я выдыхал и проверял, не протек ли у меня у самого подгузник, Артем вдруг сорвался с места и побежал за ними. Даже со спины можно было прочесть его мысли в тот момент: «Пацаны, подождите, мой декламирует Пастернака и заставляет слушать Брукнера, я с вами, плесните пивка, отсыпьте семок».

Приехали мы с Артемом на единственную в деревне детскую площадку. Непонятно, зачем она здесь, при том что местные детишки свободно могут играть с коровами, лошадьми, поросятами и прочей веселой живностью. Честно говоря, где-то в душе я ожидал оркестра и фанфар. Все-таки столичные штучки. Но нас встретили прохладно. Местные детки лазили по лесенкам, качались на качельках, ковыряли песочек. Как будто это был обычный день. Как будто и не приезжали в их захолустье отец и сын Батлуки из самого Гольянова! Внимания на нас никто не обращал. Более того, местная детвора оттирала Артема от лесенок, качелек и песочка. Никакого почтения к сыну самого меня. Постояли мы с малышом, помялись и поехали домой.

На следующий день снова решили заехать на эту площадку. Но уже рано утром, чтобы поиграть в одиночестве. Фиг нам! Площадка опять полным-полна. Те же вчерашние детки на тех же местах. То ли их с вечера не забрали, то ли похмельные родители выгнали спозаранку, чтобы ножками по полу не стучали. Пока я замешкался, разыскивая его шапочку на заднем сиденье машины, Артем метнулся на площадку. Я кинулся за ним, опасаясь, как бы местные площадные маугли совсем его не затюкали. Подбегаю и ничего не пойму.

Детки перестали колобродить, побросали качельки и песочек, предлагают Артему покататься, обступили его, спрашивают, как зовут. Еще в машине по пути сюда Артем традиционно отжал у меня телефон и ключи от авто. На площадку сынок заявился с лопатой шестого айфона в одной ручке и автомобильными ключами в другой. Артем прикладывал телефон к уху (он так всегда делает) и кричал: «ае-ае» (алле-алле). К этому еще стоит прибавить фирменную походку маленького ребенка, который недавно научился ходить: животик вперед, ножки широко расставлены. Вылитый директор Черкизовского рынка, не меньше.

Уверен, местные детки просто осознали свою недавнюю ошибку и решили исправиться. Отсюда их внимание и учтивость к моему сыну. Добро всегда торжествует.

Вернулся с Артемом с прогулки. Дома жена обнаружила, что у сына весь рот в земле. «Ты зачем ему разрешил землю есть?» Вот ведь формулировка. Только женщина смогла бы так сформулировать. Что на такое отвечать? «Да это же деревня, тут кругом земля, это Русь-матушка!» Или, может, так: «Нет, дорогая, я не только разрешил, я еще и стол ему накрыл, наложил полную тарелку земли с горкой – на ешь, сыночек. Не идет? Давай кетчупом полью».

Ну, недоглядел, да, но не «разрешил» же.

В детстве я сам каждое лето проводил в деревне. Моя мама хотела девочку. За неимением лучшего она наряжала меня (не в платья, конечно, хотя это многое бы объяснило в нынешнем моем поведении). Красивые рубашечки, шортики, кепочки, сандалики, фенечки. В таком виде меня торжественно выпускали пастись за ворота. Я выходил из калитки нарядный и загадочный, как новогодняя елка, и усаживался в первую попавшуюся лужу. Если лужи не было, то в грязь. А грязи уж хватало – деревня как-никак. Чтобы прийти в негодность, мне обычно требовалось несколько минут. Мама каждый раз выбегала на улицу, видела эту хрюшу в рюшах и заводила меня обратно во двор на дезинфекцию. Такие вот бессмысленно-короткие модные показы. Матушка очень страдала от этого, конечно.

На днях мы нарядили Артема. Я привез ему из-за границы восхитительный костюмчик. Мальчик получился – как с дореволюционной открытки. Напомаженный, розовощекий. Мой нарядный сынок вышел за ворота нашего деревенского дома и сел в феноменальную, непоправимую грязь.

И нет, это не гены. Это карма. Это возмездие.

Наконец мне пришлось вернуться в Москву. Мои остались в деревне. Все, думаю, уйду в отрыв. Бабы, алкоголь, ночные клубы, наркотики, Макдоналдс. Третий день сижу дома и под предлогом уборки перекладываю с места на место Темкины игрушки.

Жена пишет, что Артему нравится в деревне. Бегает за курицами. Все-таки есть эволюция. Парень не пропадет, инстинкт охотника, все правильно. И это – большой прогресс по сравнению со мной. Потому что я в его годы в деревне ни за кем не бегал. Я какал в розы. Пятился задом в цветочные кусты и какал. Настолько был романтичен. И настолько же непрактичен. О чем свидетельствовала нежная попа в шипах.

Разговариваем с женой по скайпу. В нашей деревне нет работы, но есть Wi-Fi. Не это ли страна победившего коммунизма? Внезапно Артем отнимает у нее телефон, прикладывает к уху и начинает в таком виде бегать по квартире, крича: «Ае-ае» (алло-алло). Камера телефона смотрит наружу и снимает все его перемещения. Уникальный опыт. Эффект присутствия в ухе полуторагодовалого малыша. Мелькает недовольное лицо жены: «Отдай, отдай», – косяк двери (уф, увернулся, к счастью), какая-то реклама по телику (залип, замер), крик жены на заднем плане: «Отдай-отдай», – снова топот ножек и радостные визги, бесхозный пульт на диване (задний ход, и хоп – схватил), разворот на 180, прорыв между рук жены, стремительное приближение шкафа – бах, потолок. Бинго! Артем приземлился. Go Pro отдыхает.