Страница 10 из 11
Шмурц неподвижно лежит на полу, но через некоторое время начинает шевелиться и вставать.
Когда выйдет срок, наступит час и придет время, я соберу душистый горошек, то есть, иными словами, как только он зацветет. Потому что я люблю цветы. (Оглядывает себя.) Воин, любящий цветы, выглядит нелепо, но я все равно люблю цветы. (Подмигивает.) Значит ли сие, что я не воин? (Пауза, затем он распрямляется и торжественно заявляет.) Исповедь. На самом деле — сложно выбрать более удачный момент, чтобы подобно ястребу, выследившему добычу, сосредоточиться на действительности, чем тот, когда человек, в силу определенных обстоятельств оставшийся в полном одиночестве, оказывается перед своей обнаженной душой и пристально ее разглядывает, словно добросовестный живописец, без смущения рассматривающий части тела своего соседа с целью выяснить, не превышают ли они размером его собственные, что, видимо, ничего не значит, но привычка судить о ком-то по внешним признакам вросла в человеческую сущность, как рак-отшельник в свою раковину — на самом деле, несмотря на этот мундир, я — убежденный антимилитарист, и в этом лишний раз проявляется моя национальная принадлежность. (Пауза.) Пытаясь выяснить причины внезапно пробуждающейся у целой нации тяги к военной форме и стремления в нее облачиться, люди зачастую теряются в догадках. (Ухмыляется.)
Ха... ха... ха... Все очень просто. Смысл жизни военного — война. Смысл войны — борьба с врагом. Для антимилитариста враг, одетый в военную форму, — дважды враг. Ибо антимилитарист не лишен тем не менее патриотических чувств и, следовательно, стремится обезвредить врага своего народа. И если враг одет в военную форму, лучше всего было бы выставить против него другого военного! Из вышеизложенного следует, что каждый антимилитарист обязан пойти в армию и подобным поступком совершить три подвига: прежде всего вывести из себя противника, помимо прочего, на своей собственной территории он раздражает солдат иных родов войск, поскольку военная форма имеет свойство вызывать взаимную ненависть различных военных; кроме того, он превращается в частицу некоей армии, которую сам же уничтожает и которая из-за данного обстоятельства станет некудышной армией. Ибо антимилитаристская армия разрушает сама себя и неспособна противостоять настоящей армии гражданских патриотов. (Скребет подбородок.) Так что же получается, мой враг — штатский? (Пауза. Другим тоном.) Совершенно незачем тратить на пустые разглагольствования время, которое можно было бы употребить на рассмотрение осязаемых и зримых, одним словом, доступных нашим органам чувств предметам. Поскольку порой я спрашиваю себя: не занимаюсь ли я игрой слов. (Пауза — смотрит в окно.) А может, они для того и созданы? (Пауза, затем он торжественно заявляет.) Возвращение к действительности. (Меняет тон.) Мне представляется важным это возвращение к действительности, прервавшее удачно, на мой взгляд, начатую исповедь. В сущности, выясняется, что я располагаю мнением фактически обо всем; достаточно взять хотя бы открытие, сделанное мной в области военной формы, — казалось, насколько непримечателен мундир коннетабля запаса — чтобы в этом убедиться. Я мог бы — а ведь не каждому это под силу — высказать свое суждение о прочих серьезных проблемах человечества... Не будет ли это самообманом? Ведь серьезные проблемы человечества встают лишь тогда, когда человек живет в обществе! (Пауза.) А я один. Я уже говорил. (Оборачивается и видит вставшего и подошедшего к окну шмурца. Отец отшатывается, такое впечатление, что он впервые понял, что перед ним не просто предмет; говорит, будто оправдывается.) Во всяком случае, мне всегда казалось, что я один. (Пауза.) Понадобилось бы неоспоримое... и четкое доказательство, чтобы я пришел к решению изменить создавшееся у меня впечатление, граничащее с уверенностью. Прав ли я был, когда пересматривал, перед тем как систематизировать, и синтезировал, перед тем как анализировать, или, может, ошибался? (Ощупывает глаза.) Вижу. (Ощупывает уши.) Слышу... (Замолкает, потом торжественно заявляет.) Инвентаризация. (С этого момента он все более старательно будет избегать шмурца, который, в свою очередь, будет все пристальнее следить за ним.) Нет никаких причин, чтобы мир простирался уж слишком широко за пределы окружающих меня стен; вне всякого сомнения я и есть пуп земли. (Вопрошает.) Надлежит ли составить список моих внутренних органов? Такое исследование зашло бы слишком далеко (Задумывается.) И потом о своих внутренностях я знаю только понаслышке и весьма приблизительно. Вполне допустимо, что именно сердце перегоняет кровь, однако если бы циркуляция крови была бы истинной причиной моего сердцебиения... (Замолкает.) Нет, только внешних. (Идет к тусклому зеркалу.) С этим приспособлением получится быстрее. (Смотрится в зеркало и продолжает с повествовательной интонацией.) Я всегда спрашивал себя, что за основания побуждают человека стремиться преобразить свой физический облик и, в частности, отрастить бороду. (Поглаживает бороду.) Итак, озабоченный поисками ответа на данный вопрос, я ее отрастил. И я в состоянии утверждать, что оснований как таковых не имеется. Я отрастил бороду, чтобы посмотреть, зачем отращивают бороду, и не увидел ничего, кроме бороды. Борода и есть первопричина бороды. (Другим тоном.) Хорошее начало, решительно перемена высоты не отразилась на моих способностях. (Неловко наклоняется, подносит руку ко лбу.) Раньше вроде бы нас было больше... и было попрохладнее. (Расстегивает пряжку и потихоньку начинает снимать мундир.) Эта мансарда наводит на меня тоску. (Другим тоном.) Нас было больше, но подавляющее большинство всегда было за мной. Теперь нас меньше, но я чувствую, что большинство больше мне не принадлежит. Парадокс, чистой воды парадокс... (Уже другим тоном, суетясь рядом с чемоданом.) Раньше, кроме сабли, у меня еще был револьвер. (Находит его и проверяет.) Оружие легкое, точно по руке, оно поможет мне отвоевать потерянные рубежи... (Берет револьвер, целится по сторонам, затем в неподвижного шмурца, по-прежнему не спускающего глаз с отца, наконец опускает револьвер.) Так вот о бороде. Если она растет, значит, она живая, но если ее сбрить, кричать она не будет. Как растение. Моя борода — растение. (Подходит к окну.) Может, все-таки лучше настурции, а не душистый горошек? Каперсы пошли бы в салат... Гармоничное сочетание костей, мяса и волосяного покрова, объединяющее в человеке мир животный, растительный и неорганический. (Задумывается.) Что относится к любой лохматой твари. (Спохватывается.) С оговоркой, что человек — единственное животное, таковым не являющееся. (Внезапно хватает револьвер и стреляет в шмурца. Тот никак не реагирует. Пауза. Отец продолжает чуть дрожащим голосом.)
Насколько я помню, там были холостые патроны, иначе мне, разумеется, не пришло бы в голову стрелять куда попало, рискуя кого-нибудь ранить. (Начинает ходить вокруг шмурца, как загипнотизированный удавом.) Люди, позволяющие себе совершать столь необдуманные поступки, не заслуживают чести быть названными мыслящим тростником... и все-таки она вертится... (Стреляет в окно, стекло с грохотом разбивается.) Заряжен холостыми... (Разглядывает револьвер, отбрасывает его в сторону.) Что же касается моей личности, то пусть катится куда подальше; для инвентаризации нужно свободное время, а у меня его нет. Когда-то у меня все лежало на камине в коробочке. (Встает на колени, прикладывает ухо к полу, прислушивается.) Их наверное забыли завести. (Стаскивает мундир, остается в одних кальсонах.) У меня нет времени. И никогда не было. (Пауза.) Жизнь — дурацкая история. (Смотрит себе на ноги, почесывает подбородок.) Надо бы одеться. (Роется в чемоданах и пакетах и вытаскивает оттуда классический костюм: серые полосатые брюки и черный пиджак.) Что-то мне этот костюм напоминает. Какую-то церемонию. (Качает головой.) Нет... от вещей никакого толку. (Бросает пиджак и снова надевает то, во что был одет вначале.) Вот так-то лучше. (Обнаруживает, что шмурц шевелится, и отходит в сторону. Долгая пауза.) Может ли ощущение одиночества у взрослого индивида усугубляться не посредством контакта с ему подобными, а иным способом? Нет. Если так оно и есть, ощущение одиночества, которое я постоянно испытывал, исходило, по-видимому, от одной — или даже многих сомнительных личностей, судя по всему, окружавших меня.