Страница 7 из 117
А дома бабушка стелила на веранде палас, высыпала из мешка колоски, била их колотушкой, потом сеяла в решете и говорила, говорила...
Жил-был человек, у него была жена и десять детей. Семья жила в маленькой избушке, повернуться негде. По ночам спали, уткнувшись друг другу в живот. И жена день и ночь не давала мужу покоя, все ворчала, ворчала... Мол, разве можно так жить? Что это за жизнь?... В конце концов мужчина не выдержал, пошел и влез на вершину горы Каф. А Каф, ты знаешь, какая гора? Наши вон горы - это ничто перед горой Каф. Мужчина влез на вершину горы Каф, воздел руки к небу: "О Аллах, - сказал он. - В такой избушке мы больше жить не можем. Жизнь наша муки ада. Или дай нам простор, или убей меня, чтобы избавить от мук..." Только он это сказал, как прогремел гром, сверкнула молния, поднялся ураган. Человек понял, что Аллах услышал его. Пришел обратно и видит, что жена сидит перед избушкой, колотит себя по коленям, рвет волосы. Что случилось?! Жена в слезах отвечает: "Сидели мы в избушке, вдруг гром загремел, молния сверкнула, ураган налетел, крыша пополам разломилась, явился святой Микаил вместе с ослом и говорит... - Тут она пуще прежнего заревела. - Говорит: пусть этот осел живет с вами вместе в избушке. И вот теперь еще и осел в избушке..." Мужчина, женщина, десять детей стали жить вместе с ослом, которого принес святой Микаил. С ослом ложились, с ослом вставали. Можно так жить? Материнское молоко у них через нос выходило. Теснота, ишак с одной стороны и ворчащая днем и ночью жена - с другой. Опять мужчина не выдержал, снова отправился на вершину горы Каф, снова воздел руки к небу: "О Аллах, или избавь нас от этого длинноухого, или убей меня, чтобы покончить с этим, потому что невозможно так жить, как я живу..." Грянул гром, сверкнула молниф. Налетел ураган - Аллах услышал мольбу. Пришел человек домой и видит, что и жена, и дети собрались перед избушкой, радуются, веселятся, так празднуют что-то - залюбуешься... Что случилось? Жена отвечает: сидели мы в избушке, вдруг гром грянул, молния сверкнула, крыша раскололась, явился святой Микаил, да буду я его жертвой, унес ишака с собой... С того дня и муж, и жена, и десятеро их детей жили в своей избушке счастливо и были благодарны судьбе...
Студенту вспоминается, как бабушка, скрестив на паласе ноги по-турецки, просеивала зерно и рассказывала эту историю, а ему, будущему студенту Мураду Илдырымлы, самым удивительным казалось то, что на свете, оказывается, есть такие горы, перед которыми ничто даже покрытые снегами вершины, даже заросшие лесами горы и отвесные скалы, окружавшие их село со всех сторон... Потом прошли годы, как будто все забылось, но однажды в ночную пору, когда он не мог заснуть, вот здесь, в этом доме несчастной старухи Хадиджи, внезапно все вспомнилось, и та история, удивительное дело, стала для студента Мурада Илдырымлы каким-то утешением...
... Дети, молодые люди приносили из своих домов столы, выстраивали их во дворе, пристраивали к ним табуреты, стулья, женщины несли стаканы, блюдца, ложки, сахарницы. Как всегда в таких случаях в махалле, обязанности были распределены между мужчинами, и Хосров-муэллим как всегда ничего не говорил, молча, как тень, бродил меж людьми. Потом пришел молла Асадулла, дал распоряжения, связанные с погребальным обрядом, поднялся в дом к покойнице. Один отправился за свидетельством о смерти, другого послали на кладбище Тюлкю Гельди, чтобы как-нибудь договорился, получил место, заказал рыть могилу. Правда, махаллинские мужчины хорошо знали, что получить место на кладбище Тюлкю Гельди - дело тяжелое, далее если на этом кладбище похоронены предки покойного. А где были похоронены отец и дед бедной Хадиджи (на кладбище Тюлкю Гельди, но где, в каком месте?), никто в махалле не знал, и болван Мышь-Баланияз, наверное, не знал. Но старуха Хадиджа всегда соблюдала пост, совершала намаз, и закопать ее в землю на новом кладбище, где перемешаны мусульмане, христиане, иудеи, было бы неправильно, такой поступок мужчинам махалли совершать не подобало. Хоронить надо было на старом кладбище, на кладбище Тюлкю Гельди.
... Хлебник Агабала принес во двор самовар (самый большой в махалле самовар был у хлебника Агабалы) и поспешно вернулся в лавку, а выходя из дворовых ворот, сказал:
- Я послал человека за мясом... - Это означало, что мясо для поминок по бедной Хадидже Агабала брал на себя: кто-то должен был взять на себя рис, и зелень, и пряности, и кислые приправы, тогда поминки по бедной Хадидже будут достойны махалли.
Вчера старуха Хадиджа была одной из обитательниц махалли, обыкновенно начинала утро, в обычных хлопотах провела день, с обычными заботами и надеждами легла спать, но ее надежды и заботы сегодня исчезли навсегда. Когда-то на свет явилась девочка, стала девушкой, превратилась в женщину, обернулась старухой Хадиджой, и вот ночью старуха Хадиджа ушла из этого мира... Здесь, конечно, не было ничего удивительного, но когда студент Мурад Илдырымлы, стоя около крана, думал об этом, он как будто входил в окутавшую все вокруг грусть, и дело было не только в кончине старухи Хадиджи... За время, пока он был ее квартирантом, студент узнал ее каждодневный быт, ее желания, заботы, и теперь те желания, заботы казались такими мелкими, бессмысленными, что и собственная жизнь студента, его собственные желания, мечты, заботы, даже бабушкин голос, даже родные горы, леса тонули, исчезали в этой мелочности, в этой бессмысленности.
Студент Мурад Илдырымлы вспомнил, что грызет ноготь, и быстро вытащил палец изо рта. В университете студентки шутили между собой, что у этого бедняги, наверное, глисты, потому он все время и сосет палец. А ребята-студенты говорили: нет, черви у него не в животе, а в сердце, сердце у него червивое, он жуткий завистник... Конечно, Мурад Илдырымлы, не имея и понятия об этих разговорах, изо всех сил старался избавиться от вредной привычки, но порой и сам не замечал, как тянул руку ко рту...
Из крана во дворе день и ночь всегда капала вода, и когда вся махалля спала, и Хосров-муэллим, и бедная Хадиджа спали, и воцарялась полная тишина, капанье крана слышалось совершенно отчетливо, даже достигало комнаты, где спал студент. Сначала это раздражало студента, не давало ему спать, но однажды Хосров-муэллим нашел где-то большой разводной ключ и хотел исправить кран, а бедная старуха Хадиджа сказала: "А-а-а... Зачем ты кран трогаешь? Пусть течет, да... Пусть звук доносится, да... Вы уходите, я одна остаюсь здесь, сколько на улице можно сидеть, а когда вокруг ни звука, ведь сердце лопается!" Хосров-муэллим как молча подошел к крану, так молча и вернулся в свою комнату, и кран продолжал капать, но странное дело, после тех слов старухи Хадиджи капанье крана больше не раздражало студента Мурада Илдырымлы, наоборот, в трудные минуты звук казался живым, с ним студент в самом деле был как будто не так одинок.