Страница 57 из 117
В ту ночь Хыдыр без сна лежал в кровати, раздумывая, планируя, мечтая, и ближе к утру оказался в некоем воображаемом мире, согревающем душу в снежный зимний холод: он руководил азербайджанским футболом, строил новые стадионы, создавал команды, растил спортсменов, стоя на трибуне вместе с руководителями партии и правительства, принимал физкультурный парад, произносил речи с высоких трибун и даже... Сам Михаил Иванович Калинин в Кремле вручал Хыдыру Гафарзаде орден за выдающиеся заслуги в области физической культуры, и фотография, сделанная в момент, когда сам Михаил Иванович Калинин в Кремле пожимал Хыдыру руку, обошла все газеты Советского Союза, в том числе, конечно, газету "Красный спорт"...
Возможно... Возможно даже, товарищ Сталин узнает о Хыдыре, потому что товарищ Сталин очень любит спортсменов! Правда, и среди спортсменов есть негодяи, которые предают товарища Сталина (враги хуже Хосрова-муэллима!). Вон, Николай Ковтан!... Было время, когда одно имя Ковтуна наполняло сердце Хыдыра радостью, потому что Ковтун был первым советским спортсменом, прыгнувшим в высоту больше двух метров, он был рекордсменом мира! В "Красном спорте" выходили его фотографии! Ну и что? Негодяй оказался врагом народа! Неблагодарным товарищу Сталину оказался! Ах ты, мерзавец, если бы не товарищ Сталин, разве ты смог бы прыгнуть в высоту 2 метра 01 сантиметр?! Вообразил, что смог бы. Вот поэтому теперь твое имя и называют с ненавистью. В позапрошлом году поймали, посадили мерзавца, пошел вон!... А этого Хосрова-муэллима вытащишь на стадион, так он и на метровую высоту не прыгнет, а посмотри, какое говно!... Хыдыр всегда будет бдительным, даже с самых знаменитых спортсменов он сорвет маски, он будет воспитывать спортсменов достойных товарища Сталина.
Вот такую беспокойную и в то же время приятную ночь провел Хыдыр-муэллим и теперь, стоя в дверях директорского кабинета, гневно глядя на Алескера-муэллима, сказал:
- Алескер-муэллим, такого врага брать под крыло нельзя! А вы берете! Думаете, я вчера не понял, почему вы повторили тост за товарища Мир Джафара Багирова? Хотели покрыть действия врага! Но вы не сумели заставить замолчать мою совесть! Я человек открытый и на ринге всегда бил открыто, советую вам знать. А покровительствовать врагу не советую! Вам же будет хуже! Я этого дела так не оставлю! Я до самого товарища Мир Джафара Багирова дойду!
Хыдыр Гафарзаде вышел из кабинета и хлопнул дверью.
Бедный профессор Фазиль Зия говорил, бывало, своим пациентам: почаще ходите в театр! Бедный прекрасный человек, самому ему частое хождение в театр не помогло.
Алескер-муэллим был в глубочайшем расстройстве, жуткая тревога терзала его, тревогу породили не только страх, паника, но и то дело, которое Алескер-муэллим задумал совершить.
Хыдыр-муэллим, конечно, пойдет в органы доносить на Хосрова-муэллима - в этом больше нельзя сомневаться - и тогда, и тогда...
Алескер-муэллим, глядя на красивые, нежные цветы в горшках, снова увидел в безлюдных степях Казахстана среди снежной пурги, под похотливыми мужскими взглядами две беззащитные фигурки, мать и дочь Фирузу и Арзу... Надо торопиться... Другого выхода нет. Надо опередить. Надо опередить этого сукиного сына Хыдыра Гафарзаде... Иначе и Алескера-муэллима в покое не оставят, иначе Фируза и Арзу окажутся в степи... Того сукиного сына надо, надо опередить, о поступке Хосрова должен сообщить сам Алескер-муэллим... Хосров и без того был приговорен, ему помочь все равно невозможно... В органы должен идти сам Алескер-муэллим... Если он не донесет, то после доноса подлого Хыдыра возьмут Алескера-муэллима, потом других преподавателей... Хосрову-муэллиму невозможно помочь, значит, надо помочь себе, помочь Фирузе, Арзу, помочь другим... Сам... Сам должен донести... Сам сказать... Ладно, не органам. Но райкому... Джумшудлу...
И Алескер-муэллим, отведя глаза от цветов, обессилевший от своего решения, с колотящимся сердцем подошел к столу, дрожащей рукой поднял телефонную трубку...
8
Прием
Вечером, около девяти часов, первый секретарь ЦК КП(б) Азербайджана Мир Джафар Багиров, стоя у окна в кабинете, смотрел на город. Отсюда хорошо была видна вся нижняя часть Баку, приморский бульвар и само море, и Мир Джафар Багиров, когда чрезмерно уставал, работая с утра до полуночи, любил подойти к окну и смотреть на море. Между простором, спокойствием, вечностью моря и суетой каждодневной жизни Мир Джафара Багирова, жизни в торопливой смене событий, кампаний, операций, когда последующая начиналась, прежде чем заканчивалась предыдущая, между нервным напряжением Мир Джафара Багирова и покоем моря был удивительный контраст, не возбуждающий, а, напротив, успокаивающий. Рабочее время товарища Сталина продолжалось с полудня до полуночи, и в течение всего этого времени, естественно, Мир Джафар Багиров тоже бывал на работе - Сталин мог позвонить даже в час ночи; а вставать рано Мир Джафар Багиров привык с детских лет, и работы было много, работа не кончалась, Мир Джафар Багиров не мог отдыхать, пока не кончалась работа, и поэтому все время недосыпал, а простор, спокойствие, вечность моря снимали усталость, успокаивали этого нервного человека, издалека приносили покой. Но в зимний вечер Мир Джафар Багиров смотрел не на Каспий, а на людей, снующих по улицам города, ожидающих трамвай на остановках. Тем людям, конечно, даже в голову не приходило, что их сопровождают глаза Мир Джафара Багирова.
Мысль об этом вызвала улыбку на полных губах раньше времени постаревшего сорокатрехлетнего Мир Джафара Багирова, он с шумом покатал между ладонями несколько карандашей: руки у него были в экземе, карандаши между ладонями утишали экземный зуд. Отведя глаза от людей, он посмотрел в сторону моря, на засыпанные снегом крыши домов.
Темень моря, слабая белизна покрывшего крыши и тротуары снега казались совсем застывшими, даже мертвыми в сравнении с движущимися туда-сюда людьми в пальто и шапках, с проезжающими по дороге машинами, трамваями, одинокими фаэтонами, и Мир Джафар Багиров снова посмотрел на людей, и у него мелькнула мысль, что если бы сейчас и он, как обыкновенный смертный, оказался среди этих людей, он бы некоторых узнал, с кем-нибудь поздоровался, может быть, даже перекинулся бы несколькими словами... Нет, пожалуй, конечно, не сейчас. Но еще шестнадцать-семнадцать лет назад точно перекинулся бы. Сейчас-то нет, невозможно: люди тотчас узнали бы Мир Джафара Багирова, кто застыл бы на месте, а кто и убежал, кто хором поздоровался бы, а кто и бог знает что сделал бы, и им всем было бы страшно, очень страшно - это он точно знал. Когда он сидел в президиуме на собраниях, совещаниях или же за столом в своем кабинете и внимательно взглядывал на высокопоставленных и простых людей, эти люди, как бы они ни различались внешне, боялись его одинаково, в глубине глаз у каждого, кто встречался глазами с Мир Джафаром Багировым, возникали страх, беспокойство, тревога. Мир Джафар Багиров видел страх в глубине человеческих глаз, как бы глубоко этот страх ни угнездился, и вообще от его взгляда ничто не ускользало. Мир Джафар Багиров хорошо знал и то, что люди боятся именно его, но если бы не было страха - Мир Джафар Багиров был абсолютно убежден, невозможно было бы свершить великие дела эпохи. Ведь люди по своей природе безмятежны, они любители готовенького. Если бы они не боялись, ни лозунги не помогли бы, ни идейность, ни бесчисленные речи, доклады. План по нефти не выполнялся бы, план по хлопку не перевыполнялся бы, и ряды партии не очищались бы от врагов. И партия, и весь Советский Союз слились для Мир Джафара Багирова в одно имя - товарищ Сталин. Интересы партии, благо страны означали интересы товарища Сталина и благо товарища Сталина. И Мир Джафар Багиров верно служил товарищу Сталину. И товарищ Сталин это знал. И Берия знал, и другие члены Политбюро. А в Азербайджане и партия, и республика, и сам товарищ Сталин слились в одно имя - Мир Джафар Багиров. И Мир Джафар Багиров от других требовал такого же верного служения себе, а верное служение было невозможно без страха, потому что неблагодарность была в природе человека. Никакая идейность, никакие лозунги и призывы не могли создать такой верности, которую создавал страх.