Страница 16 из 35
— Да бываю я там, хоть и не часто. Меня в народный хор приглашают. Будешь, говорят, у нас консультантшей.
— Ну и что же ты, не согласна?
— Да куда уж мне теперь в город? Век здесь прожила. Тут уж и помирать буду.
Аграфена Петровна втихомолку сунула Инге под руку свёрток.
— На дорожку, — молвила она.
В свёртке оказались большой пирог с рыбой, колобки и стопа ячменных сочней.
На реке стоял полный штиль, безветрие — ни всплеска, ни рябинки. Лазурная безмятежность высокого неба тоже ничего дурного не предвещала. И настроение у экипажа «Ласточки» было бодрое. Немного печалился лишь Ян: в безветрие нельзя было поднять паруса.
Плыли на вёслах, слушая музыку настроенного Антошей радиоприёмника на Москву. Плыли медленно, а с обеих сторон неодолимо манили к себе зелёные берега.
— Хорошо, конечно, отдыхать в избе, — сказал Вяча, — но неплохо бы отдохнуть на берегу, у костра: разбить лагерь, палатку, построить вигвам. Правда, Антон, хорошо?..
Антоша вопросительно взглянул на боцмана. Предложение Полянкина было ему по душе.
— Ещё милю пройдём, тогда можно и к берегу, — согласился Степан Иванович. — Подальше от деревни отойдём, чтобы чистой природой, лесом больше опахнуло. Аграфена Петровна верно говорила: чистым воздухом подышите.
Спустя полчаса «Ласточка» пристала к невысокому берегу, поросшему ивовыми и ольховыми кустарниками.
Кто из мальчишек в десять — четырнадцать лет не разжигал костра на берегу реки или озера, не удил рыбу и не варил в котелке на таганке уху из окуней, ершей, плотичек? Надо думать, что среди мальчишеского населения нашей большой страны таких найдётся немного. Даже не верится, что где-то живёт такой мальчик, который никогда не сидел у костра, не запекал в золе картошку и не ел свежей ухи из только что выловленной рыбы. И разжигать костёр, и готовить уху, и ставить палатку, и даже собирать для костра сучья и щепки — удовольствие немалое.
Матросы «Ласточки» устроили на берегу лагерь, перекусили и разлеглись на траве-мураве, вспоминая самые разнообразные истории, происшедшие с ними, мечтая о том, кем они станут, когда будут взрослыми.
— Я буду изучать историю, — сказал Вяча. — А ты кем будешь, Беломор? Ихтиологом?
— Сам ты ихтиолог! — буркнул Егор, потом подумал и спросил: — А что они, эти ихтиологи, делают?
— Изучают рыб.
— А чего их изучать? Голова, хвост, брюхо, чешуя, плавники… Всё и так известно.
— Эх ты, голова… хвост, — засмеялся Вяча. — А ты знаешь, сколько видов рыб существует на свете? Не знаешь? Двадцать пять тысяч…
— Ты считал? — в свою очередь, рассмеялся Егор.
— Не я, а ихтиологи считали. А знаешь, сколько лет живут некоторые рыбы? Тоже не знаешь, рыбак! Некоторые живут до ста лет.
— Врёшь.
— Не вру. Я в книге читал.
— Вот бы тебе, Егор, такую рыбку выловить, — пошутил Степан Иванович. — Вытянешь?
— Не вытянуть, такая враз сорвётся.
— А ты стальным тросом лови, — посоветовал Вяча.
— В нашей реке таких рыб не бывает, — убеждённо заявил Егор, — так что напрасно беспокоишься. Вот ты вигвам хотел строить, а сам валяешься.
Вяча потянулся и встал.
— Сейчас уже некогда, — сказал боцман. — Нужно плыть.
— А может быть, ветерок потянет, — с надеждой заметил Ян.
Степан Иванович оглядел небо.
— Обязательно потянет. Все признаки. Собирайся, команда! Один конец, пять узлов…
Путешественники проплыли мили три, и тогда в самом деле с северо-запада потянул ветер. Но, предвещая его, боцман не предполагал, что он достигнет столь неимоверной силы.
В этих местах Северная Двина достаточно широка, чтобы шторму разгуляться почти как на море.
Волна поднялась высокая, крутая — с шумными всплесками и грозными белыми гребнями. При такой волне «Ласточку» могло захлестнуть и даже опрокинуть.
Боцман скомандовал:
— Право руля! К берегу! Приготовиться к швартовке!
Едва прозвучала эта команда, как нос шлюпа резко пошёл вниз, и ревущий вал накрыл его. При втором ударе волны вода в шлюпе покрыла телгаса — решётчатые покрытия днища. Матросы экипажа вымокли до нитки. А река всё больше свирепела, бушевала, ожесточалась.
В такую переделку «Ласточка» с новым экипажем попала впервые. Но боцман был уверен в своём шлюпе, как был уверен и в своей команде. И действительно, ни один из них не дрогнул, на лицах не было и тени страха. Все действовали дружно: и на вёслах и у водоотливной помпы, а Ян Эрмуш на руле, управляя шлюпом, даже улыбался.
Продовольствие заканчивалось. И боцман решил повернуть «Ласточку», взяв курс на Архангельск.
— А как же кафтан? — спросил Вяча.
— А может, кафтан давно износили, — насмешливо предположил Егор. — А может, и совсем никакого кафтана не было.
— Трудно даётся нам этот кафтан, — сказал Степан Иванович. — Но унывать не будем. Кафтан мы, правда, не нашли, да зато кое-что повидали. Это уже хорошо.
— И кафтан больше искать не будем? — встревожился Вяча.
— Нет, обязательно ещё снова поплывём, — заверил боцман.
На последней остановке перед Архангельском «Ласточка» пришвартовалась у лесозаводского причала, рядом с маленьким буксирным пароходиком «Белуха». Капитаном и матросом в одном лице на «Белухе» был юркий старичок по отчеству Карпыч. Сморщенное лицо старика необыкновенно быстро преображалось: то оно улыбалось, то через минуту вдруг омрачалось и почти свирепело, но как-то по-детски. Неопытному в водных делах человеку трудно было определить, кто старше — буксирный пароходик или его капитан.
Едва «Ласточка» подошла к причалу, как капитан «Белухи» уже подбежал к ней. Он и Степан Иванович оказались старыми знакомыми.
— Ты что же, Степан, с «Буревестника»-то списался?
— Прогнали, — усмехнулся боцман. — На пенсию.
— Да ведь ты моложе меня. А мне свою любушку жалко бросить. Хорошая она у меня, дролюшка, хотя и не молоденькая. Голубонька она моя ненаглядная — никогда не подводила. А ведь и моложе-то меня всего годков на пять.
— Ну, на пять… — шутливо возразил Степан Иванович. — Тогда бы её давно списали.
— Да вот меня-то не списывают.
— Тебя, Карпыч, в пароходстве спросить обязаны, а «Белуху» спрашивать не будут. Дадут приказ-команду и поволокут твою дролюшку на металлолом.
— А я не позволю. Не позволю мою любушку на металл!
Но настроение у капитана «Белухи» менялось так же быстро, как и выражение его лица.
Пока он разговаривал с боцманом, неожиданно накатившейся от близко прошедшего быстроходного катера высокой волной «Белуху» развернуло. Так же неожиданно швартовый канат лопнул, и пароходик отнесло от причала.
— Ах ты старая дура! — заорал старик на свою «дролюшку». — Ах, ведьма, ленивая кобыла! Не могла сама закрепиться.
Он обращался к своему судну, как к живому существу. Ребята едва удерживались от смеха.
— Отдать концы! — скомандовал боцман.
И минут через десять «Белуха» на буксире была водворена на прежнее место у причала.
Матросы «Ласточки» помогали Карпычу пришвартовать «Белуху», а он их поучал:
— Э, куда, куда?! Не так! Не так! Это вам не академия! Тут думать надо!
— Смешной старик, — сказал Вяча, когда «Ласточка» отошла от причала.
— Странный, — отозвался Антон.
— Это верно, старик с причудой, — подтвердил боцман. — Но главное — честный! Мы с ним вместе плавали.
За разговорами оставшаяся часть пути прошла незаметно.
— Ура! — воскликнул Вяча, отдавая якорь. — Возвращение из экспедиции и из похода — самое приятное во всех путешествиях и войнах, говорили великие путешественники и полководцы.
— А если из похода возвращались с поражением? — по своему обыкновению, с язвинкой спросил Егор-Беломор.
Вяча промолчал, а Степан Иванович сказал:
— Мы вернулись не с поражением…
Да, вернуться в родной город, конечно же, было очень приятно и радостно. Всё здесь было как прежде, как всегда. И в то же время как будто было и что-то новое.