Страница 6 из 11
Молдаване забыли, что румыны воспользовались Гражданской войной в России в 1918 году и ввели свои войска в Бессарабию, оккупировали ее, в результате чего ими была выдумана новая граница, которую Советский Союз никогда не признавал.
Откуда знать молдаванам, что Бессарабия являлась российской губернией, поэтому по всем существующим международным законам принадлежала новообразованному государству СССР и неминуемо должна была войти в его состав?
Откуда молдаванам знать, что в соответствии с переписью населения 1897 года ни румыны, ни молдаване не составляли большую часть населения Бессарабии?
Откуда им знать российскую историю, если они не помнят своей…
Молдаване забыли, как им жилось при Советском Союзе, или все же помнят? Помнят, что их Родина развивалась, что не было нищих, что у всех была достойная оплачиваемая работа, что все были равны?!
Выдумывая исторические события, молдавская «гниль» показывает свои немощность и страх. Она трясется от ужаса перед своим народом, она боится за свое будущее существование, она догадывается, что народ Молдавии может проснуться.
В Индии есть священная река Ганг. В Молдавии есть две великие и красивые реки – Дунай и Днестр. И да поможет Бог стать этим рекам священными и смыть своими водами с молдавского народа грязь и гниль, налипшие за последние десятилетия, тем самым очистив измученную молдавскую землю. И уже после этого омовения молдавская «гниль» будет повержена и уничтожена, а молдавский народ получит истинную независимость, о которой сейчас и понятия не имеет.
БЛУЖДАНИЕ
ПО НИЩЕМУ ГОСУДАРСТВУ
Мы стали беженцами. Чем помогло моей семье российское государство, которое уже покрывалось «гнилью», в столь трудный период времени? Как защитило, что предоставило взамен утраченного? НИЧЕГО.
Это был период правления первого «прогрессивного» российского деятеля – Горбачева. Ни один политик до этого не пресмыкался перед западными державами так, как это делал он.
Многие главы государств принимали его с распростертыми объятиями, как султаны своих подданных, которые за оказанную честь должны были принести дары. Так постепенно и русский народ был передан в рабство, а эпоха Советского Союза пошла к закату своего величия.
У моей семьи отняли все, как и у многих русских семей в других республиках уже бывшего Союза. Нас сделали нищими и никому не нужными, мы стали отбросами, до которых никому нет дела. Что нам оставалось? Выживать.
Как и многие беженцы, мы приехали в Москву искать защиты и помощи. У родителей был друг, который жил в трехкомнатной коммунальной квартире, занимал одну комнату, где позволил остановиться и нам.
С приездом в столицу наши проблемы не закончились. Чтобы получить помощь от государства, необходимо было иметь статус вынужденного переселенца, беженца, кроме того, надо было доказать, что мы БЕЖЕНЦЫ. Тут я впервые понял, что такое бюрократия и каково ее могущество. Моя мама ходила по разным государственным инстанциям, но это был бой с тенью. Проще биться головой о стену, чем попасть в кабинеты тех государственных чиновников, кто реально способен оказать посильную помощь. Статус матери-героини ей ничем не помогал. Как-то очередной чиновник, к которому мы пришли на прием (нам нужно было получить, выпросить немного денег на еду, не говоря уже о вещах), не стыдясь присутствия детей, на просьбу помочь деньгами ответил: «А зачем было столько рожать?»
Скажу и еще об одном очень важном обстоятельстве, с которым я постоянно сталкивался, но не обращал на него тогда внимания. Кабинеты, в которые мы приходили, ища помощи, были заполнены людьми, от решения которых зависела наша судьба, а сказать проще – кабинетными крысами, которые были так называемой «кавказской национальности». Да, конечно, все мы живем в России, и все любим называть себя «русскими» – это были «русские».
Как это скверно ни прозвучит, но к русским беженцам относились в столице России как к дерьму, которое не хотели трогать и обходили стороной.
Основная проблема русских беженцев заключалась в том, что они родились или жили на окраине некогда великой Родины – в Чечне, Казахстане, Узбекистане, Прибалтике или Молдове, что им удалось выехать из горячих мест живыми, а не остаться гнить в земле.
Унижение русских беженцев в столице России, где уже всем тоже заправляла «гниль», стало обычным делом. Моим родителям пришлось с этим смириться, потому что им немного помогали деньгами, а надо было прокормить детей. В голове у всех крутилось: «Никому мы не нужны. Что делать дальше, как жить?»
Временами, чтобы избавиться от требований многодетной семьи, нам предлагали временное жилье, от которого мы не могли отказаться, иначе нам свободно могли сказать: «Вы еще выбираете? Значит, вам помощь не нужна» – и просто послать куда подальше. Родители были вынуждены со всем соглашаться, так как, не получив статуса вынужденных переселенцев, мы не могли зарегистрироваться в Москве, а без регистрации нечего даже заикаться о работе. Первая наша ссылка по милости московских чиновников была в Пермскую область, Калининский район, деревню Ваши. Там по указке из Центра нам предоставили во временное пользование бревенчатый дом. Но, выделив дом, никто не задумался: а где же дети будут учиться и лечиться, если заболеют? Это никого не заботило, все были рады избавиться от назойливой многодетной семейки, и это им удалось.
Но мы – русские – живучие. Спасибо маме! Она была пробивная, ей удалось пристроить нас в школу без документов, так как документы об образовании необходимо было запрашивать в Кишиневе. Вопрос, как это сделать, оставался открытым еще очень долго. Конечно, со временем нам удалось их получить, но каких это стоило трудов, одному всевышнему известно.
Школа, в которую нас записали, находилась не так далеко от деревни (не больше 10 км), в поселке городского типа Калинино. Для детей, привыкших жить в городских условиях, она была как ковш холодной воды для спящего. Как говорится в рекламном ролике, «шок – это по-нашему».
Но шок прошел, нужно было жить дальше. В деревне нас приняли доброжелательно – как-никак рабочая сила. А в школе было не совсем сладко. Мы не очень вписывались в местный колорит, к тому же были нищими, практически не имели вещей, тем более теплых. Ходили как оборванцы, за одним исключением: вещи были всегда чистые и поглаженные. Обучение проходило очень сложно: наш уровень образования не соответствовал уровню образования сверстников. Это была еще одна проблема, с которой мне, в частности, пришлось столкнуться: умников нигде не любят. Вторая проблема – это, повторюсь, нищета. Государство, отправив нас в ссылку, не подумало позаботиться о временных льготах, таких, например, как бесплатные еда, тетради, ручки, карандаши и все те принадлежности, что необходимы каждому школьнику.
В итоге моя семья познала нищету и голод, стыд и позор.
Во время наших скитаний, чтобы не умереть с голоду, нам приходилось есть то, что предназначалось скотине, то есть комбикорм. Одно радовало: мама умела его приготовить так, чтобы он был съедобным. Хотя и выбора у нас не было. О настоящем чае мы и мечтать не могли – для нас это было дорогим удовольствием, чай нам заменяли листья малины или других растений, отварив которые получался неплохой напиток.
Жизнь полна сюрпризов, как приятных, так и не очень. Не обо всем можно написать, поскольку и вспоминать о черном пятне в истории моей семьи очень больно, и поверить в происходившее иногда очень сложно. Но все плохое когда-то проходит, недаром говорят: «Бог не Тимошка, видит немножко» – и каждому воздает по заслугам.
Вот и нам повезло: старшая сестра, чтобы хоть как-то помочь семье, устроилась работать вместе с мамой на ферму. Благодаря этому мы смогли не только оплачивать питание в школе, но и обзавестись всем необходимым для обучения. Постепенно жизнь налаживалась, если можно было так сказать. После школы мы стали помогать маме и сестре на ферме. Сначала я боялся коров, а уж быков – тем более. Первое, чему меня обучили, – их кормить, в основном силосом (тяжелая, скажу вам, штука). Потом научили убирать, чтобы спали животные в чистоте и сухости. И последний этап моего обучения – дойка. Доить приходилось как вручную, так и с помощью специальных аппаратов. Еще я научился пасти коров – это не так сложно, за одним исключением: в стаде всегда есть бык, и не один, вот с ними иногда бывают проблемы. Да и побаивался я быков, но о страхе приходилось забывать.