Страница 1 из 10
Бессонница – мое естественное состояние. Чертово внутричерепное давление, которое я заработал во время аварии, не дает мне спокойно жить. Три года назад, пытаясь объехать идиотку-мамашу, вылетевшую на проезжую часть с коляской, я со всей дури влетел в фонарный столб. Машина – в труху, мой голова – тоже. Правда, последнюю удалось восстановить, да так удачно, что внешне теперь почти ничего не заметно. Жаль, что с внутренней частью все немного сложнее. Мой лечащий врач, Стефан, как-то сказал мне, что это великое чудо – то, что я не сижу в инвалидном кресле, пуская слюни и писая в пакетик.
– Ты пойми, шансов на то, что ты выживешь, было крайне мало, – глядя мне прямо в глаза, говорил он. – А в то, что ты сможешь вернуться к нормальной жизни, вообще, честно говоря, никто не верил. В том числе, кстати, и я. Так что не жалуйся, пожалуйста, на головные боли. Это лучшее из того, что могло с тобой случиться.
Как же, лучшее. За первые несколько месяцев я сожрал такое количество лекарств, что во мне с легкостью уместилась бы целая аптека, включая самого аптекаря. Робин-Бобин, так меня прозвала моя знакомая, милая девушка по имени Кристи. Ей всего двадцать пять, на десять лет меньше, чем мне, но мы почему-то очень быстро нашли общий язык. Познакомившись в автомобильной пробке и обменявшись телефонами, уже через неделю мы были лучшими друзьями. Знаю, о чем вы подумали. Нет, между нами ничего нет – и никогда не было. К тому же у Кристи есть парень, с которыми они живут вместе уже лет триста. Во всяком случае, так она говорит. Я его видел пару раз – ничего особенного, самый обычный городской оболтус. Но меня ведь это не касается, верно?
Я рассказываю о своей подруге только потому, что именно с нее началась эта странная история. Примерно полтора года назад, когда я маялся от очередного приступа мигрени, она предложила мне найти себе хобби, чтобы как-то отвлечься. Сначала я только посмеялся над таким предложением, но Кристи умеет быть настойчивой – и, в конце концов, мы пришли к выводу, что мне нужно писать.
– Все, что в твою больную башку приходит, – заявила подруга с таким видом, словно речь шла о какой-то безделице. – Сказки, рассказы, выдуманные интервью. Хоть за мемуары садись, все равно.
– А то, что я за всю свою жизнь ни строчки не написал, тебя не беспокоит? – я с сомнением покачал головой, пытаясь вспомнить, как правильно пишется частица «не» с глаголами – слитно или раздельно.
– Да наплевать, – хохотнула Кристи. – Ты ведь никому не станешь это показывать. А вдруг в тебе спит Кафка?
– Кто?
– У-у, как все запущено, – шутливо округлила глаза девушка. – Ну, ладно. Дюма знаешь?
– Дюма знаю. Обоих.
– Тогда представь себе, что в тебе спит Дюма. Разбуди его. Худшее, что может случиться, это бездарная рукопись, но если она отвлечет тебя от мигреней, думаю, пространство простит тебе твои каракули.
– Почему каракули? – я кивнул в сторону ноутбука, но Кристи в ответ только помахала пальцем у самого моего носа.
– Нет, только от руки. У тебя есть тетрадь?
– Есть… Стоп. Какая тетрадь? Ты мой почерк видела?
– Не видела. И видеть не желаю. Это мелкая моторика – восстанавливает функции мозга и отвлекает тебя от всякой ерунды. А от экрана у тебя голова еще сильнее болеть будет. Не спорь со мной!
И вот я стал писателем. Во всяком случае, именно так я сам себя теперь называю. Сначала мне было тяжело переносить свои мысли на бумагу, главным образом, потому, что этих мыслей было катастрофически мало. О чем может поведать миру высокооплачиваемый разработчик программного обеспечения? О том, что у него много денег, да. Или о том, что вчера он съел три порции роллов, о чем теперь горько сожалеет. Или, может быть, о том, что сегодня все вдруг захотели кодить, куда ни плюнь – каждый второй программистом себя считает. Вот, даже сейчас меня это раздражает, видите? В общем, первые несколько недель мне приходилось каждое слово из себя клешнями вытаскивать, но потом все как-то пошло-поехало, и к концу первого экспериментального триместра я закончил свою первое цельное произведение – то ли басню, то ли взрослую сказку, мне сложно определить жанр моего творения. Конечно, в нем было всего полтора авторских листа (да, я уже знаю, что это такое), но мне было почти не стыдно за написанное. Ни в какие издательства, понятное дело, я рукопись отсылать не стал. Зачем? Главная цель была достигнута – на самом деле, стоило мне сесть за стол и взяться за ручку, как головная боль отступала. Я до сих пор не могу объяснить этот феномен. Да это и не так важно. Интереснее другое.
Единственным читателем, которому я показал свое произведение, стала Кристи – она была и другом, и критиком, и много кем еще. Пока она с задумчивым видом листала тетрадь, я сидел рядом и с нетерпением наблюдал за ее реакцией. Наконец, дочитав до конца, девушка отложила рукопись в сторону и, помолчав несколько секунд, наморщила нос. Она обычно так делала, когда сомневалась в чем-то.
– Что, все так плохо? – я вздохнул и приготовился выслушать полный разнос своего детища.
– Что? – Кристи очнулась от своих мыслей и покачала головой. – Нет, все очень даже ничего. Не шедевр, конечно, но сойдет для первого раза. Мне просто это напомнило один случай.
– Что за случай?
– Недавно в сети прочитала об одном бедолаге, – Кристи достала из кармана пачку с тонкими сигаретами и закурила, несмотря на то, что я бесчисленное количество раз просил ее не делать этого в моем доме. – Очень сильно твою историю напоминает.
– Ну, мало ли что могло произойти, – мне стало неприятно оттого, что мое произведение, полностью высосанное из пальца, могло иметь аналог в реальном мире. – У меня нет времени копаться в интернете, сама понимаешь. К тому же голова…
– Ты подумал, что я тебя в плагиате обвиняю? – рассмеялась Кристи, закатив глаза к потолку. – Да ладно тебе, и в мыслях не было. Просто очень похоже – прямо один в один.
– Ну, хорошо, – я нехотя принял это подобие извинения и решил не лезть в бутылку. – Что за история?
– В том-то и дело, что мне незачем ее тебе пересказывать – ты сам все прекрасно описал. Некий мужчина – имени не помню – решил влюбиться в неодушевленный предмет и до такой степени увлекся этим процессом, что, не добившись взаимности, повесился. Кстати, сделал он это как раз после своего Дня рождения, как ты описал.
– Вранье!
Это восклицание вырвалось у меня автоматически, потому что произведение задумывалось мной как литературная химера, у которой не могло быть реального аналога. Конечно, мне было известно о том, что люди достигли невероятных высот в умении сходить с ума, но чтобы так… Нет, в тот момент я был почти уверен в том, что подруга разыгрывает меня. Кристи не стала со мной спорить, а просто достала из сумочки планшет и, поискав в нем что-то, протянула мне:
– Фома неверующий. Смотри сам, я ничего не придумываю.
Я принял устройство с усмешкой, искренне веря в то, что сейчас этот розыгрыш и закончится, но очень скоро мне стало не до веселья. Новость, со смаком преподнесенная каким-то блогером, являлась сокращенной версией моего собственного произведения. Совпадало все: время, место – разве что имена действующих лиц были другими. Признаться, в тот момент мне стало страшно – когда я задумывал свою историю, мне и в голову не приходило, что нечто похожее может произойти, и не просто где-то далеко, а рядом со мной, буквально в паре кварталов от моего дома. Некий Богдан, вполне себе успешный бизнесмен, в какой-то момент съехал с катушек и воспылал любовью к старинному торшеру, доставшемуся ему от бабки. Сначала он пытался бороться с этим странным чувством, даже несколько раз посещал психотерапевта, но, к итоге, это ни к чему не привело, и несчастный Ромео, выбравший не ту Джульетту, погрузился в мир фантазий, в котором светильник обретал все более женственные черты. Ситуация усугублялась тем, что мужчина был женат и имел трех детей. До какого-то момента ему удавалось скрывать от семьи свое новое увлечение, но, как это обычно бывает, тайное стало явным в самый неподходящий момент – во время празднования его Дня рождения. Кто-то из гостей принялся слишком пристально, по его мнению, рассматривать торшер, и бедолага сорвался. Конечно, можно было бы списать все на алкоголь, однако слишком уж он был убедителен в своем гневе. Проснувшись на следующее утро в пустой квартире и прочитав прощальную записку жены, в которой были такие эпитеты как извращенец, урод (и еще менее изящные словесные формы), Богдан повесился, перед этим утопив торшер в ванне. Такая вот иллюзорность нашего с вами бытия. Но если в виде фантасмагории, рожденной страдающим от мигреней мозгом, это имело право на существование, то в реальной жизни – ну, никак. О чем я и сообщил Кристи в не самых литературных выражениях.