Отель «Парк»(Повесть)

Я присел в тени ивы, чтобы разуться и передохнуть. Только теперь я ощутил страшную усталость, которая одурманивала и клонила ко сну. Заснуть бы хоть на минутку! Или хотя бы выпить стакан воды. Но воды, кроме как в Нишаве, поблизости нигде нет. А речную воду пить нельзя. Нишава никогда не бывает чистой. Она всегда несет с собой красноватую муть и еще бог знает что.

«Может быть, по ту сторону найдется, — подумал я. — Там Черный. Он наверняка ждет меня. У него должно быть все: вода, еда, безопасность».

В кустах что-то зашуршало. Не громко и не тихо, но достаточно сильно, чтобы вывести меня из состояния покоя. Я машинально направил в ту сторону пистолет. Тишина… Несколько минут я прислушивался, не сводя глаз с куста. Ничего. Ночной мир продолжал жить своей жизнью. Я заторопился: на той стороне будет безопаснее.

На месте моей переправы Нишава не углубила русла и не вырыла новых омутов. Я, не торопясь, переходил на другой берег. Остановился посредине. Вода отливала серебром. Эти переливы были особенно заметны в мелких местах, где лежали крупные камни. Студеная вода освежала и придавала бодрости. Усталость и сонливость исчезали. Кровь побежала быстрее. Вот и противоположный берег. Воды совсем мало. Под ногами песок.

Я свистнул. С берега донесся ответный сигнал, и темная фигура бросилась ко мне. Черный даже не стал ждать, пока я окончательно выйду на сушу. Подскочил ко мне. Мы обнялись.

— Как долго пришлось ждать! — прошептал он.

— Быстрее не мог.

— Время тянулось так медленно, что мне показалось, будто прошло-два или три часа.

Вопросы сыпались один за другим.

— Погоди, дай обуюсь. Дорога предстоит долгая. Потом расскажу все по порядку.

Пока я отряхивал песок с мокрых ног и обувался, мы молча смотрели на город. Справа от нас возвышалась текстильная фабрика. Впереди — Нишава. За нею — Ниш, над которым горело зарево.

— Что-то там теперь делается? — задумчиво произнес Черный, глядя на город.

— Наверное, суматоха.

Снова наступила тишина. Я спешил обуться. Нам нужно было еще перейти шоссе и железную дорогу. Как можно скорее в горы!

Черный задумался.

— Что делают наши? — спросил он, поворачиваясь ко мне.

— О них не беспокойся. Все будет в порядке.

Мы тронулись в путь. Текстильная фабрика осталась слева. Вокруг царила тишина.

Черный перешел первым. За ним побежал я. Вскоре перед нами появились кусты и плодовые деревья. В гору поднимались молча. Справа тянулись виноградники и небольшие домики.

Сверху освещенный город казался сказочным. Мы присели отдохнуть. Меня начала мучить страшная жажда. Губы пересохли и даже припухли. Рот горел. Я попытался утолить жажду зеленым виноградом. Но бесполезно.

— Ну теперь мы далеко от города, — начал Черный, — рассказывай все, как было…

Невыносимо хотелось пить. Во рту пересохло. Губы потрескались. И все же я нашел в себе силы рассказать Черному о событиях минувшей ночи.

— Другие, наверное, тоже выполнили свои задания. Завтра на Ястребаце будет отряд, — с восхищением проговорил Черный. Он немного помолчал, потом хлопнул меня рукой по плечу и продолжал:

— Представь себе, у нас будет своя армия, свои партизаны!

Взглянув на часы, он повернулся к западу и показал рукой:

— Вон в том направлении, вдоль этих гребней и через ущелье нам нужно идти.

Вдалеке в лунном свете угадывались мачты радиостанции.

Время шло. Следовало спешить. За ночь нам предстояло перейти дорогу Ниш — Белград. Я не имел ни малейшего представления о том, сколько на это уйдет времени.

Мы двинулись в путь. Жажда продолжала мучить меня. Хотя бы каплю воды! Но ее не было. В домах просить было рискованно. Каждый из них полагалось незаметно обходить. Впереди я видел только спину Черного. Я дремал на ходу. Черный словно чувствовал тяжесть давившей на меня усталости. Время от времени останавливался. Брал меня под руку, и тогда мы вместе шли через виноградники по сжатым полям или по неокопанной кукурузе. Впереди — дорога и ночь, которая, казалось, не походила ни на одну предыдущую. Никогда я не чувствовал ночь, как сегодня. Таинственная и чарующая! Она укрывала людей. Наше ночное путешествие было началом долгих маршей. Этой ночью я испытал частичку новой, неизвестной и манящей жизни. Жизни, полной борьбы, походов, страданий, поражений и побед. О будущем можно было только гадать.

Давно уже прошла полночь. Усталость все сильнее напоминала о себе. Ноги поднимались и опускались механически. Колени подгибались. Мучила жажда. Большая часть пути осталась позади. Справа над нами, на горе, виднелись высокие мачты радиостанции. Слева тянулось ущелье. Оно переходило в окутанную дымкой долину, по которой проходила наша дорога. А еще дальше виднелись расположенные в этой долине села. Они были окутаны туманом. Раскидистые ивы и фруктовые деревья прятали их.

Впереди, на склоне, вырос загон с пастушьей хижиной. Мы переглянулись, подумав об одном и том же.

— Зайдем? — спросил Черный.

— Конечно. Может, есть вода.

Мы ускорили шаги в надежде утолить жажду. В такие минуты самая обыкновенная вещь превращается в неоценимую драгоценность.

Ноги ступали по невысокой мягкой траве. Луга были давно скошены.

Из пастушьей хижины с лаем выскочили два пса. В руке у Черного была палка, и поэтому их лай не очень волновал нас. В загоне ночевали овцы. Изредка на шее какой-нибудь из них позвякивал колокольчик. Собаки лаяли все яростнее.

— Эй, есть кто внутри? — крикнул Черный.

— Чего нужно ночью? — отозвался голос.

По быстрому ответу можно было судить, что пастух уже давно проснулся. Почти в то же мгновение он вышел. Это был пожилой человек. Босой, в рубахе и портах, в меховой шапке. В руке он держал крепкую дубину. Собаки, подбодренные его появлением, кинулись к нам, но он успокоил их суровым окликом. Смотрел он на нас с недоверием. Времена ведь были смутные, переменчивые. Всякое могло случиться. А он, стоявший далеко от всего этого, не очень тревожился. Берег лишь своих овец, и ничто другое его не интересовало. Однако подобные визиты не сулили ничего приятного.

— Чего тут шастаете? — спросил он.

— Заблудились мы, — начал Черный, — но дело-то даже не в этом. Дорогу ты нам покажешь. А вот водички у тебя не найдется?

Чабан с подозрением посмотрел на нас, держа дубину наготове.

— Нет у меня воды.

Меня словно треснули по голове этой дубиной. Значит, снова нужно идти вперед, и кто знает, когда мы напьемся. Чабан, удивленный нашим огорчением, молчал. Потом сказал:

— Молоко есть. Может, напьетесь.

Глаза у меня загорелись. Мысленно я уже пил его.

— Дай нам сколько можешь. За все заплатим, — проговорил Черный.

Старик вошел в хижину. Возился. Стучал чем-то. Гремели ложки. Через некоторое время он снова появился в дверях, держа в руках кусок прои[11], ложку и большую корчагу молока.

Я пил и снова начинал чувствовать силу. Выпил почти половину. Потом протянул корчагу Черному. Он тоже долго не мог оторваться от нее. Старик не сводил с нас глаз.

— Пейте. Молока хватит. А коли захотите, можно и кислого найти.

Однако мы уже утолили жажду. Чабан был гостеприимен.

Немного погодя он вынес нам крынку кислого молока. Мы накрошили туда прою. И пока мы ели, старик пристально наблюдал за нами. Сидел он чуть в сторонке, держа дубину поблизости. Крынка быстро пустела. Одновременно у нас менялось настроение. Силы возвращались.

— Вы не из города случайно?

— Нет, — ответил Черный, — из Матеевца идем.

Старик прокашлялся и завозился.

— Вечером в городе были взрывы. Интересно, что там произошло? — спросил он.

— Удивляться нечему. Пока немцы здесь, многое может случиться, — объяснил Черный.

— Дьявол с ними! Я от них далеко. Целыми днями одних овец и вижу…

— Не так уж ты далеко. Все мы близко от этой напасти, — ответил Черный.

Собаки успокоились, улеглись в сторонке и смотрели, как мы едим. При каждом взмахе ложки они поворачивали головы, провожая ее взглядом. Оставшийся кусок прои Черный бросил собакам. Один из псов поймал его на лету.

11

Проя — кукурузный хлеб.