Страница 59 из 60
— Вирох? — переспросил батюшка. — Постойте, постойте… Вирох? Хиров… Это перевернутое название горы Хиров — знаменитой горы в пустыне Аравийской, на которой Моисей получил скрижали завета — десять заповедей от Господа народу израильскому! Это истинно сатанинский прием вывертывать наизнанку имена и названия…
— Да уж, — вздохнул Виктор. — Праведники у них — убийцы.
Они сверили часы, и полковник ушел. В полукилометре от церкви его ждала машина.
— Батюшка, у меня голова кругом идет… Но только один вопрос: почему Бог терпит эти секты на земле?
— За долголетнее безбожие попустил Господь сатане такую власть над людьми. Оскудела любовь, а когда она совсем исчезнет, тогда и считай, что настали последние времена. Все стали Павликами Морозовыми. И секты на том строятся — на психологии Павлика Морозова: ради идеи человек предает родного человека. И саму идею человек сам же и придумывает. Ужасно, что именем Христа ложные идеи прикрываются, а слабые люди попадаются на эту удочку. Христос заповедал любить друг друга. Надо читать Евангелие, чтобы знать и отличать правду от лжи. Апостол Павел сказал: «Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским». Вот и хлынуло бесовское учение: магия, колдовство, экстрасенсы, секты…
— Ну что же делать? — нетерпеливо спросил Виктор.
— Что делать? Что и всегда: каяться в грехах своих и исправлять жизнь по евангельским заповедям. А заповеди две: люби Бога и люби ближних, как самого себя. А ближний — тот, кто ежедневно тебе встречается на жизненном пути. А если кто-то проповедует другое — не верь: от лукавого такое учение! В таинстве исповеди Господь грехи прощает, а в причастии Тела Своего и Крови — помощь подает к исправлению.
— Да, наука проста…
— Только поначалу делать сложно.
— Замечаю… — улыбнулся Виктор.
V
Всю ночь старушки поочередно читали перед алтарем Псалтирь, поминая о здравии раба Божия Виктора на каждой Аллилуйе…
На душе у Виктора было спокойно, как будто со вчерашнего дня прошли целые годы. Нет больше повода унывать, потому что сегодня все окончится — в праздник.
Перед исповедью в храме батюшка вынес крест и Евангелие, положил на налой и, перед тем как прочитать молитвы к таинству исповеди, сказал Виктору:
— Говори все, что мучит совесть, в чем раскаиваешься, что хотел бы никогда не повторять. Не утаивай ничего. Господь невидимо стоит и приемлет исповедание твое. Грех, который с раскаянием назвал, из бесовской хартии вычеркивается и снимается с тебя. Отречение от Бога — сугубый грех, но, по милости Божией, и он прощается. Блуд, гордость, объедение и пьянство с наркоманией — смертные грехи. Аборт — убийство, тоже смертный грех, и виноваты в нем оба: мужчина и женщина. В старые добрые времена за смертные грехи на много лет отлучали от церкви. Помоги тебе Господи!
Виктор уже сто раз обличал свои грехи — про себя, но оказалось, что перед священником — это тяжко и страшно. Ноги не держали, из подмышек вдруг побежал пот. Отец Вадим наверняка знал, что так может быть, поэтому помог деликатными вопросами. Исповедь продолжалась больше часа. В особо ответственных местах батюшка строго спрашивал: «Каешься?» Виктор виновато кивал.
Постепенно он рассказал обо всех своих преступлениях Божьего закона за всю жизнь и за последние четыре месяца особо, так что лоб батюшки покрылся испариной… Именно в момент исповеди, называя свои грехи, Виктор понял, в каком он был бедственном положении. Действительно: погибни он в секте — гореть бы ему в адском огне веки вечные, особенно за то, что своей собственной кровью подписал отречение от Бога.
Наконец отец Вадим накрыл Виктора епитрахилью и прочитал разрешительную молитву, показал, чтобы он в знак примирения с церковью поцеловал крест и Евангелие. После этого батюшка сказал:
— Тяжки твои грехи, сын мой! Епитимья за них по уставу — суровая. Буду молиться у чаши, допустить ли тебя до причастия… Может, Господь за чистосердечное раскаяние помилует тебя, как разбойника, распятого на кресте. И ты молись, чтобы Господь помиловал. Вот так всю литургию и молись: «Господи, помилуй».
К восьми храм наполнился до отказа: народ пришел яблоки святить — тащили целыми корзинами. Виктор стоял у свечного ящика в самой толчее. Слезы не переставая текли из его глаз. Одна мысль сверлила мозг: если не допустят до причастия, тут ему и наступит конец — самый что ни на есть последний и окончательный. И настроение его до того омрачилось, что хотелось бежать вон из храма. Уже открылись царские врата, отец Вадим вынес чашу с причастием и стал произносить молитву:
— Верую, Господи, и исповедую, яко Ты воистину Христос — Сын Бога Живаго, пришедый в мир грешные спасти, из них же первый есмь аз…
В волнении Виктор услышал:
— Причащается раб Божий Виктор Тела и Крови Христовых во исцеление души и тела и в жизнь вечную…
— Рот открой! — суфлировала где-то рядом Матвеевна.
После причастия она же и поздравила:
— С принятием святых Христовых тайн!
Народ остался на молебен, поэтому у батюшки было мало времени — он служил один, даже диакона не было…
У ворот он благословил Виктора и сказал:
— Ничего не бойся — Бог с тобой!
— Спасибо, отец Вадим, за все!
— Давай! Ангела тебе в дорогу! — сказал он и еще что-то, чего Виктор не расслышал, потому что завизжала циркулярная пила и сразу же раздался истошный крик. Батюшка побежал к лесопилке, Виктор — за ним.
В темном сарае ревел дюжий детина, подняв кверху указательный палец. Отец Вадим выключил пилу и вывел парня на свет: из глубокого пореза били струйки крови.
— Что же ты… — укорил батюшка. — Ведь не благословил в праздник работать! Вот тебе и наказание.
Повинуясь неожиданно возникшей мысли, Виктор подставил ладонь под кровавую струю и плеснул себе на рубашку. Потом повернулся и выбежал вон, не глядя, как батюшка будет помогать раненому.
Весь народ был в храме — лучшего момента придумать невозможно. И кровь! И растерянность во всем облике, и спотыкающийся бег по дороге к городу… Показался овраг. Возможно, за ним следили в бинокль, потому что из оврага неожиданно появился Ной. Они побежали в противоположную от оврага сторону. Вдалеке виднелся лесок. Там оказалась машина. Через час с небольшим они въехали в Красносоветск со стороны гостиницы «Молодежная». Виктор, сидя в машине, ощущал под собой передатчик. А вдруг не сработает? Он всеми силами старался об этом не думать. Покрутившись по городу, въехали в ворота знакомого дома, в котором состоялся последний разговор с Вероникой. Вот кого бы он не хотел сейчас… и никогда видеть! Он вдруг с ужасом вспомнил, что на груди у него крест.
«Погиб!» — пронеслось в голове.
Ной ввел Виктора в знакомую комнату, но на столе вместо сервировки лежали орудия пытки: длинные иглы, штыри, нож с антихристовой печатью. В углу спиной ко всем сидела девушка. На шум она не повернулась. Ной спросил:
— Вот пришел Иосиф. Он угодил Моисею?
Знакомый и родной голос ровно произнес:
— Он обманул вас. Пусть пройдет очищение. Или извергните его вон!
Ольга вдруг завалилась на бок, и если бы не стол, она упала бы на пол. Виктор увидел ее тонюсенькую шею и острый подбородок. Она истощена до предела, понял он.
— Помогите же ей! — вскрикнул он и сам бросился поднимать.
— Неси ее на диван! — приказал Ной.
Виктор повиновался — в Ольге не чувствовалось дыхания, и она была невесома. Он все понял… Ольга больше не нужна им, она отработала свой срок. Его же, Виктора, нужно испытать, а заодно научить протыкать сердце: он должен уметь убивать жертву. Он оглянулся и увидел позади себя Ноя и других уголовников: их было человек семь. Все стояли, скрестив на груди руки, — в ритуальной позе.
Как хорошо, что он положил пакетик в нагрудный карман рубашки. Виктор незаметно вытащил его и надорвал сверху. Он только чуть вдохнул — все вокруг уже закружилось. Тогда он с пол-оборота сыпанул на стоящих сзади.