Страница 37 из 60
Все собрались под навесом за длинным столом, новый Ной оделил всех едой. Порции были мизерные, и на несколько десятков человек хватило пятидесятилитровой кастрюли. Да и эту порцию не все доели, хотя вид у братьев и сестер требовал усиленного питания. Худы были братья и сестры.
— Опять винограда переели! — рявкнул новый Ной.
Несколько человек вдруг встали из-за стола и с разных сторон бросились на нового Ноя. Они сумели его повалить и придавить к земле двумя скамейками. На подмогу подошли сестры, которые сели по краям скамеек, не давая пленнику пошевелиться.
Потом они стали жестоко избивать его: озверевшие братья и сестры пинали человеческое тело, не обращая внимания на его вопли. Пощады несчастный Ной не просил, а потом совсем затих — после сильного удара по голове. Все произошло очень быстро: двое братьев подтащили третью скамейку и со всего размаху кинули ее на окровавленное лицо.
— Что вы делаете! — орал Виктор, оттаскивая нападавших, но когда оттащил и увидел… то лучше бы он этого не видел: голова превратилась в кровавое месиво.
— Вознесся или нет? — спросил кто-то из нападавших.
— Еще дышит, — ответили ему.
— Я добью его, гада! — отчаянно крикнул белобрысый брат. В его руке сверкнул нож. Все расступились, и нож стал мелькать в воздухе… Тело несколько раз дернулось и затихло.
Виктор был потрясен: на его глазах свершилось убийство. А братья и сестры чувствовали, кажется, неимоверное облегчение: ни слова, ни вздоха сожаления.
«Они не могут спастись после такого зверства, не могут, не могут», — твердил себе Виктор, бессильно опустившись на землю возле забора.
Виктор сидел и наблюдал завершение возникшего, как вихрь, безумного действа. Братья и сестры, вооружившись — на всю толпу — несколькими ножами, ринулись за ограду лагеря. В сотне метров от него они вырыли неглубокую ямку, притащили за ноги убитого и бросили в нее, как падаль. Землю над ним утрамбовали ногами.
Погребение произошло в точности, как предписывал закон Моисеев. В жарком климате хоронили в день смерти до захода солнца. Только не получил умерший последнего целования, не обмыли его тело, никто не закрыл его глаза, потому что глаз больше не существовало. Не обвили тело пеленами с ароматами и не плакали по нему несколько дней и ночей…
Далее, примерно через час, жизнь пошла своим чередом. Красное солнце уже закатилось за горизонт, оставив багровым полнеба. Обратившись на запад, братья и сестры на коленях молились. Она благодарили своего Бога за избавление от тирана.
Никакого раскаяния не было в их сердцах. Они были радостны и единодушны. Взбунтовавшийся народ не учинил беспорядков: провизию не тронули, лагерь по щепкам не разметали, революционного правительства не создали. Тихо, мирно разошлись продолжать согласную с учением церкви Апокалипсиса жизнь.
Рано утром приехал крытый грузовик. Братья и сестры, захватив с собой хлеба и сырой картошки, уехали на плантации.
Виктор по отдельным репликам понял, что они собирают виноград. На него как будто совсем не обращали внимания: лагерь функционировал как заведенный механизм.
Первый раз за время знакомства с Ноем Виктор не хотел с ним встречаться. Он боялся, что придется отвечать за учиненное братьями и сестрами безобразие, но что он мог сделать? Он не в силах был остановить разъяренную толпу, иначе сам бы стал жертвой. Два ужасных дня и три ночи провел Виктор в лагере. Днем страшная жара, ночью — тяжкие думы…
Наконец в полдень, в самое пекло, у лагеря вновь остановился знакомый грузовик. Виктор подумал — и сердце в пятки ушло, — что вернулись обитатели лагеря, натворив еще каких-нибудь бед. Но из грузовика вылезли несколько человек из городка. Их было не десять, а всего шестеро: четыре девушки и два парня. Одна девушка была незнакомая, которая, видимо, влилась в ряды верующих в отсутствие Виктора. Он сразу обратил внимание на ее красоту. Но он тут же отругал себя за это, потому что для спасения эти мысли вредны и неестественны.
Из кабины выпрыгнул довольный Ной.
— Смерть упырям! — поприветствовал он Виктора; у того и дух вон, ноги подкосились. — Как спасаемся?
— Спасаемся… — пробормотал он.
— Располагайтесь в домиках, — обратился к приехавшим Ной. — Ну пойдем, расскажешь, как принял вахту, — позвал он за собой Виктора.
— Я… я никакой вахты не принимал, ты мне ничего не говорил об этом, — упавшим голосом ответил тот. — Тут такое…
Ной нахмурился: ему не понравился вялый тон Виктора. Они снова заговорили, когда укрылись от внешнего мира за дверью домика. Ной сразу пошел в комнату убитого.
— Я все знаю, — сказал Ной, просматривая вещи бывшего владельца. — Печально, но такое бывает. Он сам виноват. Собственно, его дни были сочтены, ему готовилась замена.
— Откуда ты… Что значит — сочтены? — задавал Виктор разные вопросы. — Но за что же? Я не знал, что делать!
— Ты все сделал правильно.
— Я только наблюдал, как его убивали!
— А разве до этого ты никогда не присутствовал при убийствах? — буднично, как о завтрашней погоде, спросил Ной.
— Я? При убийствах? О чем ты говоришь…
— Разве не убивают люди друг друга каждую секунду своей ненавистью, злобой, подозрением? Отчего у людей инфаркты, инсульты? Разрыв сердца? Шизофрения? Ты сам повинен в десятках, а то и сотнях подобных смертей.
— Нет! — крикнул Виктор. — Не вешай на меня это! Это другое!
— Это то же самое: тут смерть мгновенная, за такую смерть прощаются все грехи. А люди все — преступники, потому что медленно убивают друг друга. Они преступники и садисты, потому что им нравится убивать друг друга, — это составляет цель и смысл их жизни. Ты счастливчик, ты выбрался из этого порочного круга непрекращающихся убийств, попав в нашу церковь. Запомни: такая мгновенная смерть переселяет человека прямо на небеса. Каждый должен желать и молиться о такой смерти. Если ты этого еще не понял — значит, ты не понял нашего учения.
— Да, я не понял, я ничего не понял… — устало проговорил Виктор и опустился на кровать, обхватив руками голову.
Ной похлопал Виктора по плечу, а сам уже напряженно оглядывал комнату бывшего Ноя в поисках чего-то очень важного. Комната была небольшой, предметов обстановки было немного. В углу был прибит к стене перевернутый крест. Под ним стояла табуретка — обычная, какую запросто встретишь в любом доме. Ной отсоединил от табуретки сиденье и извлек из тайничка пузырек с темной жидкостью. Капнув этой жидкости в стакан с водой, Ной дал выпить ее Виктору. Пахла жидкость валерьянкой.
— Успокойся и полежи. Можешь лечь прямо здесь.
Ной заботливо помог Виктору укрыться одеялом, поправил подушку.
— Улетаю… Уле-та-ю… уле… — проговорил Виктор заплетающимся языком и… улетел.
III
Судьба еще раз дала ему разрешение на приземление. Он очнулся в полной темноте, пошевелил рукой, чуть отвел ее в сторону и наткнулся на теплое тело.
— Я знала, что ты жив, — услышал Виктор знакомый голос; кто-то по-родному прижался к нему.
— Я умер, иначе не может быть, — пробормотал Виктор и от этого малейшего усилия жить снова потерял сознание.
Когда он второй раз пришел в себя, то обнаружил, что лежит на матрасе в полутемной комнате. В углу на столике стояла лампа с кремовым абажуром. В ногах на матрасе сидела девушка, подогнув колени и обхватив их руками.
— Кто ты?
— Вероника.
— Ты же умерла… Где я?
Девушка легла рядом и нежно обняла Виктора за шею.
— Я рада, что мы снова встретились, — прошептала она, и повеяло запахом чистых волос. Этот запах оживил Виктора, подействовал на какие-то рецепторы, которые передали раздражение в мозг, и мозг заработал.
— Вероника! — вскрикнул он. — Где же ты была столько времени? Я думал, ты умерла…
— Посмотри на меня! И говори тихо… — закрыла ему ладонью рот Вероника. — Вспомни все, что у нас было. Как ты мог подумать, что я умерла! Если ты так думаешь — значит, ты уже сумасшедший…