Страница 87 из 118
— Давай посидим немного, — предложил Ник и указал головой в сторону стола.
Ник сел на лавку, поставив локоть на стол и упершись лбом в ладонь, и сидел молча, прикрыв глаза. Я села на лавочку напротив и тоже молчала.
Наконец Ник убрал руку от лица и посмотрел на меня.
— Прости, не стоило мне тебя сюда тащить. Просто мне всегда здесь не по себе. Я всегда хожу сюда один, каждый раз, как приезжаю домой. А сегодня у бабушки день рождения.
— А почему ты не ходишь с семьёй?
— Лучше бы они вообще сюда не ходили, — злобно сказал Ник.
Видя мое удивлённое лицо, Ник пояснил:
— В позапрошлый родительский день мои родственники переплюнули сами себя. Поминальный обед перерос в пикник среди могил с выпивкой, застольными песнями и весёлыми разговорами. Ты же видела моих родственников.
— А мама? — я не могла себе представить, чтобы Татьяна Николаевна поощряла такое.
— Мама молчала. А я не выдержал и сказал всем, что об этом думаю. С тех пор я предпочитаю бывать здесь сам.
— Мне тоже никогда не нравилась традиция устраивать застолье среди могил, — призналась я. — В нашей семье так не принято.
— Кто у тебя похоронен?
— Бабушка, мамина мама. Она умерла, когда мне было семнадцать. Мама чуть с ума не сошла. Мы до последнего надеялись, что она выживет. Знаешь, что страшно? Первое, что приходит в голову, когда я думаю о ней — самое страшное воспоминание — бабушка в палате реанимации, подключённая к аппарату вентиляции лёгких, с катетерами везде, где только можно. Аппарат так гудел, так страшно гудел, — я почувствовала, что на глаза навернулись слёзы, и замолчала, пытаясь взять себя в руки.
— Эй-эй, тише, тише, — Ник протянул руку и коснулся моей ладони. — Пойдём отсюда. Всё-таки я зря тебя сюда привёл.
Ник ещё что-то говорил, но я не слышала, перед глазами стояла палата реанимации, с покрашенными белой краской стенами и шумом аппаратов вентиляции легких. Страшно умирать долго, страшно, когда сознание не угасло, а тело не подчиняется тебе, страшно знать, что из этой палаты ты уже не выйдешь, страшно умирать одному на больничной койке, и даже не одному, а по соседству с такими же, как ты, умирающими, тоже страшно.
Когда мы подошли к машине, я поняла, что Ник держит меня за руку. Я даже не заметила, когда он успел взять меня за руку, и не помнила, как мы дошли назад. Да уж, просчитался Ник с выбором группы поддержки, невесело подумала я.
— Хочешь, я покажу тебе своё любимое место? — спросил Ник, отпуская мою руку. — Это здесь, недалеко.
Я кивнула. Да что я вообще творю сегодня? Ник прав, из-за болезни мозг работает с перебоями. Ник довольно улыбнулся и повернул ключ зажигания.
Машина выехала за город, свернула с трассы и остановилась у лесополосы.
Я вышла, думая, что Нику ничего не стоит сейчас воспользоваться моим не самым адекватным состоянием, и тут же укорила себя за это.
— Пойдём, — громко окликнул меня Ник, видя, что я опять в прострации, и протянул мне руку. Я послушно взяла его ладонь, посчитав, что после того, как я шла с ним за руку на кладбище, артачиться не имеет смысла. Минуя деревья, мы подошли к высокому берегу, круто обрывающемуся вниз. Ник подвёл меня к теряющейся в траве каменистой тропке и помог спуститься. До линии моря была небольшая галечная полоса. Дойдя до самой кромки моря, Ник выпустил мою руку и присел на камни. Я опустилась рядом с ним, касаясь его плеча своим. Я сегодня прибабахнутая, мне можно. Левой рукой Ник поднимал мелкие камешки и швырял их в набегающие волны.
— Ты сказал сегодня, что подаришь цветы только любимой женщине. Не поверю, что у тебя её нет, — сказала я, глядя, как жёлто-оранжевое закатное солнце окрашивает скалы в золотистый цвет. И тут же пожалела, что эти слова сорвались с губ. Получалось, что я интересуюсь, есть ли у него девушка.
— Партнёрша есть, — просто ответил Ник, и почему-то этот ответ меня задел.
— А мама, ей-то ты даришь цветы?
— Маме нет. Я никогда не был ей нужен. Плод нежеланной беременности. Маме нужно было учиться, устроиться на работу, сделать карьеру, а тут такое горе! — Ник печально улыбнулся. — Отец работал днём на работе, по ночам дома, чтобы обеспечить семью. Меня растила бабушка, ну и Галя помогала ей.
Всё это было сказано с такой щемящей болью, что я накрыла его ладонь своей. Пусть я пожалею о своей эмоциональной несдержанности завтра или через десять минут, важно, что сейчас, в данный момент, я считаю это правильным. Мне, девочке, выросшей в любви и заботе, было больно слышать такое.
— А теперь я стал разочарованием семьи, — продолжил Ник. — Все надежды должен оправдать Женя. И он пока успешно с этим справляется.