Страница 8 из 11
Руайе-Коллар получил прозвище «доктринера» еще в 1816 г., и этот термин впоследствии распространился на всю группу его единомышленников. В любом случае, участники этого течения получили наименование «доктринеров» за пристрастие к наукообразной форме изложения своих речей.
Что касается доктрины, то, по мнению ряда исследователей, у них как раз не было неизменной доктрины, и в политической жизни они были оппортунистами. Например, французский исследователь Жан-Жак Шевалье полагает, что доктрина конституционных роялистов заключалась как раз в том, в том, чтобы не иметь никакой доктрины. Единственный принцип, который они признавали – это не признавать никакого принципа. Доктринеры полагали, что нет худшего рабства, чем не иметь возможности выбора. По мнению другого французского историка, Д. Бажж, доктринеры не имели и не создали собственной школы, как не имели и руководителя[66]. Исторически они были оппортунистами и стремились к достижению власти; в политическом плане для них была характерна идея равновесия властей в условиях свободы; в социальном – идея господства «среднего класса» как стержня нации[67].
Тем не менее постоянная склонность, особенно Руайе-Коллара и Гизо, разбирать каждый вопрос с отвлеченно-философской точки зрения, ставить его непременно на принципиальную почву и высказывать свое заключение догматично авторитарным тоном делает название «доктринеры» очень подходящим для них[68].
Доктринеры представляли наиболее умеренное направление французского либерализма. Французский исследователь Анри Туесе назвал их «авторитарными либералами», защищавшими принципы твердой власти[69], а современный отечественный исследователь Е. В. Киселева, также подчеркивая умеренный характер политических воззрений доктринеров, называет их программу «либерально-консервативной»[70].
Своей основной задачей они считали примирение старой и новой Франции, поиск эффективного синтеза идей конституционализма и роялизма. Программным документом доктринеров в известной мере можно считать работу Гизо «О представительном правлении и о современном состоянии Франции», написанную им в 1816 г. Гизо так писал о целях и задачах группы доктринеров в своих «Мемуарах»: «Для борьбы с роялистской партией и из самых недр ее образовалась вскоре оппозиция, умевшая быть одновременно и монархической, и народной, ибо она защищала от нападок роялистской партии престол, оскорбляя его одновременно своей смелостью, и страну, которую она сильно тревожила. Эта оппозиция, после долгой и упорной борьбы, опираясь на королевскую власть и симпатии в обществе, мало-помалу приобретала большинство в палате и становилась опорой правительства»[71].
Доктринеры имели свои периодические органы: «Философские, политические и литературные архивы», «Глоб», «Ревю франсез». Они пытались на страницах этих журналов дать критический анализ принципов философии просвещения и создать новую научную и политическую теорию.
Конституционная Хартия 1814 г. являлась для доктринеров и Гизо залогом стабильности и прочности новой французской государственности. Гизо и Руайе-Коллар приняли непосредственное участие в разработке основных положений Хартии. По их замыслу, она должна была явиться оплотом против возвращения к Старому порядку и гарантировать правильное функционирование институтов конституционной монархии. Опасаясь возможного повторения социальных катаклизмов, которые только что пережила Франция, доктринеры выступали за умеренный, компромиссный характер нового законодательного акта. Они очень высоко оценивали значение Хартии для дальнейшего развития Франции. Так, по мнению Руайе-Коллара, Хартия явилась лучшей страницей французской истории, сочетая в себе принципы легитимности и свободы[72].
Смысл Хартии и установленного ею порядка подробно разбирался на страницах полупериодического журнала доктринеров «Философские, политические и литературные архивы», который стал появляться с середины 1817 г., раз в два-три месяца. Наиболее активное участие в работе этого издания принимал Гизо, отмечавший без ложной скромности, что он был «душою всего предприятия»[73].
Во многом под влиянием идей Ш.-Л. Монтескье, доктринеры были сторонниками английских порядков, английской конституционной системы. Очень часто их обвиняли в слепом подражании английской политической системе, в том, что они пытались перенести ее на неподготовленную французскую почву. Так, русский публицист Е. М. Феоктистов писал, что «внимательное изучение английской истории, вместо того, чтобы показать им разницу между этой страной и их собственным отечеством, воспитало в них, напротив, мысли о поразительном их сходстве в политическом отношении. Они видели, как в XVII веке английское государство было потрясаемо целым рядом переворотов, результатом которых было не уничтожение какого-либо из государственных элементов, а напротив, примирение между ними посредством взаимных уступок, определения взаимных их прав и окончательного торжества конституции»[74]. Гизо писал: «В Англии… аристократические и демократические классы долго боролись за власть, но вследствие удачного взаимодействия и благоразумия они смогли договориться и объединиться… В этом политическом согласии различных классов, в гармонии их взаимных прав и взаимовлияния, Англия обрела внутренний мир, величие, стабильность и свободу»[75].
Поэтому конституционный порядок во Франции, по мнению Гизо, мог утвердиться на тех же основах, что и в Великобритании, с той лишь разницей, что главная роль при новом государственном устройстве отводилась не аристократии, как в Англии, а среднему классу, то есть буржуазии. Сама же идея о гармоничном взаимодействии буржуазии, дворянства и духовенства – это сущность концепции доктринеров и самого Гизо. Он писал: «Что касается меня, я всегда был исполнен глубокого уважения к событиям и именам, прославленным в нашей истории, но, несмотря на приверженность свою к новым нравам, когда Людовик XVIII вступил во Францию с Хартией в руках, я не считал ни позором, ни унижением для себя пользоваться этими правами и защищать их, под владычеством старинной династии и в общей среде всех французов, знатных и незначительных… Уже в то время, хотя может быть, и не совсем ясно, я сознавал, что необходимо содействие всех просвещенных и независимых сословий, и старых, и новых, для спасения нашего отечества от попеременного деспотизма или анархии, что без этого мы никогда не будем пользоваться вместе и свободой, и порядком»[76].
На обвинения в том, что он слепо копирует английскую модель, Гизо отвечал, что в первые годы Реставрации Англия его нисколько не интересовала, он тогда еще серьезно не занимался ни ее политическими институтами, ни ее историей: «Я жил среди общества, насквозь французского, очень сильно пропитанного настоящим французским духом»[77].
Аналогичные идеи развивал и Руайе-Коллар, утверждавший, что правительство, созданное во Франции на основе конституционной Хартии, не было парламентским по английскому образцу: «В Англии инициатива сосредоточена в палате общин… у нас это право целиком в руках короля, который управляет независимо от палат»[78]. Отмечая различия исторического развития Франции и Великобритании, он подчеркивал: «Если вы хотите учредить английское правительство на основе нашей французской Хартии, дайте нам английское устройство, нравственное и физическое, сделайте так, чтобы история Англии была нашей!..»[79]
66
Bagge D. Op. cit. Р. 99.
67
Ibid. Р. 100.
68
Бутенко В.А.Ушз. соч. С. 325–326.
69
Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. Изд. второе. Т. 3. М., 1938. С. 93.
70
Франция в период реставрации Бурбонов. Июльская революция 1830 года // История Европы. Т. 5. М., 2000. С. 195.
71
Guizot F. Mémoires… V. 1. P. 115.
72
Бутенко В.A. Указ. соч. С. 335.
73
Guizot F. Mémoires… V.l. P. 199.
74
Феоктистов E.M. Записки Гизо. Империя и Реставрация. С. 323–324.
75
Guizot F. Mémoires… V. 1. P. 111.
76
Феоктистов Е.М. Записки Гизо. Империя и Реставрация. С. 325–326.
77
Guizot F. Mémoires… V. 1. P. 111.
78
Lavergne L. Royer-Collar, orateur et politique // Revue des Deux Mondes. T. 35. Sept.-oct. 1861. P. 572.
79
Ibidem.