Страница 8 из 46
Электрик нашарил в полутьме выключатель. Зажег свет, острым взглядом окинул комнату с ворохом пленок на полу, оглянулся на стоящую рядом женщину, взлохмаченную, с красными, как от бессонницы, глазами и что-то понял.
- Лампа сгорела. Все, - строго сказал он почти докторским тоном. - По магазинам бегать не стоит, этот дефицит бывает раз в три месяца.
- Может, сейчас-то и завезли, - робко возразила она сраженная его догадливостью и чувствуя от этого еще большую неловкость и досаду.
- Нет, - покачал он головой. - Я недавно тоже искал. Будут не скоро. Он подошел к окну и сдернул с него плед. - На улице хоть и дождливо, а все-таки светло.
- Да-да, конечно, - закивала она. - Извините, у меня тут беспорядок, быстро убрала с полу пленки.
- Запомните, лампу искать не советую, - электрик поклонился и ушел.
В ванной, под теплыми струями душа, продумала, чем займется сегодня. А когда вышла, показалось, что стало менее пасмурно.
Нужно было хоть что-то поесть. Сходила в гастроном, купила две сайки, бутылку молока, полкило говяжьего фарша. Без аппетита позавтракала и принялась за уборку. Унесла из кухни постель, прошлась щеткой по паркету, вытерла тряпочкой подоконник. Потом занялась обедом. Между делом кое-что простирнула. Так и прокрутилась до сумерек, а когда стало темнеть, со страхом подумала о голосах, от которых у нее теперь не было защиты. Мысленно обругала себя за то, что так и не записалась к врачу. И уже было решила заночевать у Смурой - та жила в двух троллейбусных остановках от нее, - когда пришла Зинаида Яковлевна Черноморец.
Табачкова несказанно обрадовалась подруге и тут же заявила, что оставляет ее ночевать у себя. Они попили чайку, поболтали, и Черноморец принялась нитку за ниткой потрошить только что купленный плед, чтобы из полученных волокон навязать мохеровые шапочки и толкануть их из-под полы на рынке. Коммерческая жилка Зинаиды Яковлевны всегда была неприятна Табачковой. Она не раз заговаривала с ней на эту тему, пророчила ей большие неприятности. И каждый раз Черноморец искренне, до слез, доказывала праведность своего труда, не менее тяжелого, чем вредные производства - в мороз, так и сосульки под носом, а чего стоят одни волнения при мысли о милиции! Не будь ее - посредника между магазином и покупателем, - разве ходили бы модницы в красивых шапочках? Да и куш она брала небольшой. На вырученные же деньги покупала подарки своим великовозрастным лоботрясам, уже семейным, но все еще трясущим маменькину мошну.
И зачастую авантюра затевалась вовсе не из-за денег, а из-за непонятной, всепоглощающей страсти купить и перепродать просто так, неизвестно зачем. Но раньше ее хоть как-то сдерживал Петр Черноморец. Теперь же она была полновластной хозяйкой над собой, а на пенсии обрела для добычи дефицита еще и время.
Выдергивая нитки из пледа, Зинаида Яковлевна терпелива слушала очередную нотацию Табачковой. Потом без всякого перехода переключилась на разговор о печальной участи стареющей женщины, и при этом так скорбно покачивала своей перманентной головой, будто все беды этого возраста достались ей.
Анна Матвеевна не знала, как приступить к разговору о голосах, чтобы не напугать подругу. Наконец, выдалась минута. Она постелила Зинаиде Яковлевне на диване, а себе в кухне на полу и тем самым привела Черноморец в замешательство.
- Если у тебя нет раскладушки, можно, по крайней мере, лечь на пол в этой же комнате. Поболтаем перед сном.
Тут-то, заливаясь краской стыда, Анна Матвеевна и рассказала о своем новом несчастье.
Изумленная сообщением Табачковой, Черноморец успокоила ее, как могла, заверила, что причина голосов несомненно в легком расстройстве нервов, но это не страшно, чего только не бывает в их годы! А ради интереса все же прошла к дивану, осторожно села на него и закрыла глаза.
- Ни звука. Тихо как в гробу. У меня и то шумней - шоссе рядом. А твоей тишине можно позавидовать.
Анна Матвеевна опустилась возле нее, смежила веки и, вздрогнув, пробормотала:
- Слышу...
По лицу ее было видно - не врет. Черноморец чуть не задохнулась от присутствия тайны. Приблизила голову к ее уху, будто таким способом могла услышать то, что чудится подруге, и вопросительно заглянула ей в лицо.
- Что же говорят, а? Только не бледней, голубушка, не дрожи. Сейчас водички принесу. - Она вскочила и с комичной для ее грузного тела проворностью выпорхнула на кухню. Принесла стакан воды, приложила к губам Анны Матвеевны.
- Не волнуйся, все хорошо, все нормально, - успокаивала Табачкову. Так о чем они с тобой, а?
Анна Матвеевна отхлебнула воды, опять закрыла глаза и медленно, с трудом, как бы переводя то, что слышала, стала говорить;
"...держит... завтра поздно и тогда... если в одном сантиметре три петли... отойди от пульта... старалась понять и не могу... розы... фильм чепуховый... как это прекрасно и странно... видел ее... соберемся в пять... мой пес Степка... надежды, надежды... приклеит бороду и усы... фиолетовое солнце... ничто не возвращается... поэтому... нарисуй мне жирафа..."
Передохнула и тихо сказала:
- И опять этот голосок:
"Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!"
Черноморец подивилась всему, поахала, покачала кудряшками и сказала, что завтра они вместе пойдут к врачу. А укладываясь спать, все повторяла вполголоса:
- Какой-то жираф, петли, небо... Такое и не придумаешь. Странно все это.
Анна Матвеевна попросила никому не говорить о том, что творится с ней, даже Смурой, - та последнее время плохо сочувствует, только язвит. И расплакалась.
Взбудораженная случившимся, Черноморец возмутилась такому подозрению ее в болтливости, вскочила, стала успокаивать Анну Матвеевну, напоила ее валерьянкой, теплым чаем с медом и уложила в кухне на полу. Сама провела ночь на диване.
Вот и еще одно наше утро. Я притворяюсь, что сплю, и сквозь ресницы вижу, как ты разглядываешь меня и улыбаешься. Осторожно, недоверчиво проводишь кончиками пальцев по моим губам, бровям, линии носа.
Я обнимаю тебя, и в комнату влетает солнце. Оно кружится над нами, потом проливается теплым, сверкающим ливнем. И опять мы, в лодке, а за бортом - кувшинки, листья и чьи-то тоскливые глаза, в которых я узнаю ЕЕ. Ну почему в такую минуту всегда приходит Она? Ведь это в конце концов нетактично. А может, ты, сам того не ведая, повсюду носишь ЕЕ с собой? Может, тебе только кажется, что рядом - я, а на самом деле...