Страница 8 из 14
Чарлз оглядел ряд бутылок на кухонном столе.
– Тут есть все на любой вкус. Вы молодец, тетя Мириам. Будем пробовать!
– Что это? – удивилась Абби, принимая из его рук стакан и опасливо снимая пробу.
– Открытие века! И стаканчик более-менее чистого оранжада для тети Мириам. – Чарлз сунул мисс Паттердейл стакан и кое-как разместился рядом с ней на тесном диванчике.
– Ты ничего в него не подмешал? – спросила с подозрением мисс Паттердейл.
– Разумеется, нет! За кого вы меня принимаете?
Мисс Паттердейл окинула его суровым, но любящим взглядом.
– Ты был одним из самых отчаянных сорванцов, каких я только встречала.
– Это было до того, как я попал под ваше влияние. Вы – лучшая тетушка на свете!
– Ладно тебе! Кто был у вас в гостях? Кроме Тэддиаса Драйбека и майора?
– Все-все, кроме вас и Нашей Флоры. Это был успех светского сезона! Майор сообщил, что Наша Флора вот-вот ощенится. Шучу! Хотя она так похожа на Ультиму, что я бы не удивился.
– Уллапула, – подсказала мисс Паттердейл. – Я встретила Флору на выгоне, она все мне рассказала.
– Уллапула! – почтительно повторил Чарлз. – Первый раз слышу, но уже одобряю.
– Все равно Ультима Аплифт лучше, – возразила Абби. – Мое любимое имя!
– Даже лучше Умбреллы? – недоверчиво спросил Чарлз, после чего развернулась дискуссия о сравнительных достоинствах абсурдных кличек, которыми награждала своих пекинесов миссис Миджхолм.
Мисс Паттердейл, приняв участие в споре, заявила в своей язвительной манере:
– Вы оба ошибаетесь. Ультима Урф обскакала все клички.
– Ультима что?
– Урф, самая мелкая в помете. Она околела.
– Не понимаю!
– Так называют чахлое потомство, – объяснила мисс Паттердейл. – Клички как клички, вот только, крича на всю улицу: «Урф! Урф! Урф!», чувствуешь себя глупо. Мне, по крайней мере, было бы стыдно. Но у меня нет права насмехаться над Флорой, более нелепые клички для коз, чем Розалинда и Селия, еще надо поискать. Не иначе, у меня случилось помутнение рассудка. Сегодня Селия отвязалась и заблудилась. Я пошла ее искать и встретила Флору. Она гоняла по выгону своих собачек.
– Уллапула уже ощенилась? – поинтересовалась Абби. – Вот бы полюбоваться ее щенятами!
– Придется подождать недели две-три. Флора считает, что роды начнутся не раньше завтрашнего дня. Но на приеме ее не было не из-за собак, просто она не хочет встречаться с мистером Уорренби. У них произошла страшная ссора. Он пинком согнал Улисса со своей цветочной клумбы!
– Вот животное! – ахнула Абби.
– Я тоже против, – поддакнул Чарлз. – Надо нанести ей визит соболезнования. Я симпатизирую Улиссу, достойный песик. Еще «Особого Коктейля Хасуэлла», Абби?
Она с готовностью подставила стакан.
– Благодарю. Уорренби тоже не пришел, – сообщила Абби тетке. – Заработался! То-то Мэвис повторяла про бедного дядюшку, самостоятельно наливающего себе чай!
– Ничего, ему полезно! – усмехнулась мисс Паттердейл. – Если у Мэвис есть хоть чуть-чуть здравомыслия… Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что от людей, жертвующих собой, в мире одно зло.
Чарлз поперхнулся своим «Особым Коктейлем». Абби, глядя на тетку со смесью возмущения и обожания, заметила:
– Кто бы говорил!
– Хочешь сказать, что я тоже жертвую собой? Вот уж нет!
– Тетя Мириам! Вы всю жизнь трудитесь ради бедных и немощных, только и думаете, что о благотворительности…
– Это не самопожертвование. Просто я – дочь приходского священника и приобрела эту привычку с детства. Кстати, мне нравится. Когда я говорю о стремящихся к самопожертвованию, то имею в виду таких, как Мэвис, превращающих себя в половую тряпку, отказывающихся от всего, что им мило, ради прихотей отпетых эгоистов вроде Сэмпсона Уорренби. Они мнят это добродетелью, но какая же это добродетель? Взять Сэмпсона Уорренби. Если бы ему не позволялось тиранить Мэвис, то он вел бы себя гораздо приличнее и вызывал бы больше симпатии.
– Не исключено, – пожал плечами Чарлз. – Хотя лично мне он еще неприятнее, когда старается произвести хорошее впечатление, чем когда воображает себя небожителем. Послушали бы вы рассказы моего отца о его проделках на городском совете! Уорренби прямая дорога в кукловоды, поскольку он обожает дергать за веревочки и заставлять всех плясать под свою дудку. Удивительное самомнение!
– И жажда власти, – добавила Абби. – Полагаю, мой милый старикашка проявит интерес к столь незаурядному персонажу.
– Наверное, я старомодна, – промолвила мисс Паттердейл, – но вряд ли тебе следует звать Джеффри Силлофа «милым старикашкой», что бы под этим ни подразумевалось.
– Что поделать, если он действительно сущий ангел? Прямо как вы! Подразумевается неземное добродушие и вообще все самое похвальное!
– Не имела чести быть представленной мистеру Силлофу, но про себя знаю все. Ничего неземного! А вот в отсутствии сходства с козой я не так уверена… – добавила мисс Паттердейл. – Не с Селией, с Розалиндой.
Этот самокритичный автопортрет встретил такую бурную реакцию, что мисс Паттердейл, сохраняя обычную резкость, не могла не зардеться от удовольствия. Когда молодые поклонники убедили ее (как надеялись они сами), что между ней и существом, называть которое домашней любимицей было бы непростительным прегрешением, нет ни малейшего сходства, пришло время выпить еще, поэтому Чарлз встал и занялся приготовлением напитков. Но взять у него полный стакан Абби помешал скрип калитки. Оглянувшись, она увидела через открытую оконную створку Мэвис Уорренби, спешившую, спотыкаясь, по дорожке. Она задыхалась, прижимала руку к груди, весь ее вид свидетельствовал о крайней степени волнения.
– Господи, это Мэвис! – воскликнула Абби. – Что-то случилось!
Дверь в Фокс-коттедж была гостеприимно распахнута, но мисс Уорренби даже при крайней надобности не могла себе позволить ворваться в чужой дом без приглашения. Раздался неуверенный стук и слезливый голос:
– Мисс Паттердейл! О, мисс Паттердейл!
Чарлз, стоявший у кухонного стола с бутылкой джина в руке, вопросительно покосился на хозяйку дома, после чего поставил бутылку и вышел навстречу гостье.
– Привет! Что стряслось?
Мэвис, в измождении привалившаяся к дверному косяку, сбивчиво забормотала:
– Я не… Я не знаю, что делать! Мисс Паттердейл… Я не знаю, как быть!
– Да в чем дело-то? – прикрикнула на нее мисс Паттердейл, тоже вышедшая в узкий коридорчик. – Входи! Боже всемогущий, ты больна, деточка?
– Нет-нет! Какой ужас! – выдавила Мэвис, стуча зубами.
– Держитесь! – Видя, что она готова сползти по стене, Чарлз обхватил ее за талию. – Что вас так напугало?
– Веди ее в гостиную! – распорядилась мисс Паттердейл. – Абби, принеси из моей аптечки нюхательную соль. А ты, Мэвис, садись и успокойся. Объясни, что случилось.
– Я всю дорогу бежала… – залепетала Мэвис. – Ничего, сейчас отдышусь… Я не знала, как поступить. Вот и примчалась к вам – только это и пришло мне в голову. Меня так затошнило! Ой, мисс Паттердейл, сейчас меня, кажется, вырвет!
– Ничего подобного, – возразила мисс Паттердейл. – Клади ее на диван, Чарлз! Спокойно, Мэвис, ничего не говори, сначала восстанови дыхание. Неудивительно, что тебе нехорошо, бежать в такую жару до самого Фокс-Хауса! Правильно, Мэвис, теперь добавь немного воды. Держи, деточка! Выпей это, и тебе полегчает.
Мисс Уорренби проглотила снадобье, содрогнулась и разревелась.
– Немедленно прекрати! – скомандовала мисс Паттердейл, распознав признаки истерики. – Нет! Пока ты всхлипываешь, как последняя дурочка, даже не пытайся объяснить что да как: все равно я ни слова не разберу. Приди в себя!
Это жесткое обращение подействовало. Мэвис взяла предложенный платок, вытерла лицо, еще повсхлипывала, пошмыгала носом и наконец обрела дар относительно членораздельной речи.
– Дядя, – выдавила она. – Я не знала, что делать. Чуть в обморок не упала от ужаса. Бежать к вам, мисс Паттердейл, – вот единственное, на что у меня хватило ума.