Страница 10 из 14
– Не болтай ерунду! – одернула она Чарлза, сбрасывая его руку. – Ты знаешь, о чем я. – Взглянув еще раз на труп, мисс Паттердейл сурово добавила: – Буду рада, когда нас кто-нибудь сменит. Чем меньше мы будем суетиться, тем лучше. Остается просто сторожить мертвеца. Можешь смеяться, но мое воспитание не предполагало подобных обязанностей.
Тем не менее в ответ на предложение Чарлза отпустить ее домой мисс Паттердейл презрительно усмехнулась и возобновила внимательное изучение цветочных клумб. К их счастью, томительное ожидание не слишком затянулось: избавление приняло внушительное обличье констебля Хобкирка, полного мужчины средних лет, проживавшего на Хай-стрит и посвящавшего максимум времени, свободного от не слишком обременительной службы по охране порядка, выращиванию помидоров, кабачков и разнообразных цветов, с завидной регулярностью завоевывавших первые призы на местных выставках.
Он прикатил на велосипеде и явился на место преступления весь взмокший, поскольку крутил педали с невероятной для человека его габаритов резвостью, и сильно запыхавшийся. Грузно свалившись со своего двухколесного транспортного средства, констебель прислонил его к живой изгороди и, прежде чем войти в сад, снял фуражку и вытер большим носовым платком лицо и шею.
– Боже правый! – воскликнул Чарлз, мучимый угрызениями совести. – Я совсем забыл про Хобкирка! – Надо было звонить ему, а не в Беллингэм. Вам не кажется, что он немного раздражен? Приветствую вас, Хобкирк! Рад вас видеть. То есть… Неважная история!
– Добрый вечер, сэр, добрый вечер, мисс, – отчеканил Хобкирк официальным тоном. – Ну, как это произошло?
– Если бы я знал! – ответил Чарлз. – Мисс Паттердейл тоже не знает. Нас здесь не было. Тело нашла мисс Уорренби и, не трогая его, прибежала в Фокс-коттедж за помощью.
– Вот как? – Хобкирк достал из кармана тетрадку и огрызок карандаша. – Когда примерно это случилось?
Чарлз посмотрел на мисс Паттердейл:
– Может, вы знаете? Я – нет, хоть убейте!
– Неужели?
– Зачем это укоризненное «неужели»? Не сомневаюсь, что если бы мисс Уорренби бросилась с вестью об убийстве ее дяди к вам, а не к нам, то вы записали бы время, вы же полицейский. А я ничего и не записал.
– Ага! – произнес Хобкирк, довольный признанием своего превосходства. – Важное обстоятельство, не так ли? Время придется установить, ведь это очень важно.
– Надеюсь, это в наших силах, – промолвила мисс Паттердейл, доставая из-за корсажа старомодные золотые часы и глядя на циферблат. – Сейчас десять минут девятого, время точное – я только сегодня утром проверяла. Мы провели тут примерно полчаса.
– Самое большее – двадцать минут, – уточнил Чарлз.
– Я бы сказала, что дольше, но, может, ты и прав. Когда к нам прибежала Мэвис?
– Понятия не имею! – ответил Чарлз. – Неважный из меня свидетель. Куда это годится – не знать время совершения преступления!
– Я бы так не сказал, сэр, – заметил Хобкирк. – Вы нашли потерпевшего сидящим в той же позе, что сейчас?
– Он не сдвинулся ни на дюйм, – подтвердил Чарлз.
– Как тебе не стыдно! – одернула его мисс Паттердейл. – Нашел время паясничать!
– Извините, тетя Мириам. Из меня полезло самое дурное, что во мне есть.
– Затолкай его поглубже! Ни я, ни мистер Хасуэлл не прикасались к телу, Хобкирк. Полагаю, вас это интересует? Не знаю насчет мисс Уорренби, но сомневаюсь, чтобы она до него дотрагивалась.
– Излишне напоминать вам, мисс, что никто не должен прикасаться к чему бы то ни было на месте преступления. – Медленный взгляд констебля нащупал стопку листов с машинописным текстом, сколотых с одного угла, лежавшую на траве рядом с правой ногой трупа. – А бумаги? Они так и лежали здесь, на земле?
– Да! И знаете, что я думаю? – произнес Чарлз. – Потерпевший читал их – я хочу сказать, изучал – в момент, когда его застрелили.
– Вероятно, сэр, – с достоинством согласился Хобкирк. – Однако видимость часто бывает обманчивой.
– Верно. Как верно и то, что жизнь – не всегда пустые мечты. Расследование будете вести вы?
В свободное от службы время Хобкирк относился к молодому Хасуэллу скорее с симпатией, считая его видным молодым человеком с дружелюбными манерами, на чью подачу углового на состязаниях футболистов из соседних деревень чаще всего можно было положиться. Но сейчас он улавливал в его тоне нехватку уважительности и неуместное легкомыслие, поэтому его ответ был уничтожающе холоден:
– Я буду находиться здесь, сэр, пока меня не отзовут. А вам следовало сначала оповестить о происшествии меня, после чего я, во исполнение инструкции, доложил бы о нем начальству в Беллингэме.
– И мы оказались бы именно там, где находимся в данный момент. Все же позвольте мне пожалеть, что дальнейшее расследование будете вести не вы. Кстати, тетя Мириам, неужели уже девятый час? Я, пожалуй, пойду позвоню маме. Мы ужинаем в восемь, и в случае моего опоздания она всегда представляет меня на больничной койке, всего переломанного!
И Чарлз заспешил в дом. Хобкирк проводил его взглядом, в котором читалась неуверенность. За все долгие, но лишенные ярких событий годы службы ему еще не приходилось сталкиваться с убийством, так что он изрядно подзабыл, каких действий требовали в подобных случаях инструкции. У него возникло смутное ощущение, что молодого Хасуэлла нельзя отпускать к телефону потерпевшего. Правда, тот уже звонил с него в полицию, и теперь было затруднительно придумать причину, чтобы его остановить. В общем, констебль Хобкирк не сдвинулся с места и был втайне рад приехавшему в старой, зато надежной машине доктору Уоркопу.
Эдмонду Уоркопу, жившему в комфортабельном викторианском доме на окраине Беллингэма, унаследованном, как и врачебная практика, у давно почившего отца, было шестьдесят лет, однако убийство оказалось для него, как и для констебля, непривычным случаем. Его старомодные профессиональные методы привели бы в отчаяние молодых прогрессивных коллег, тем не менее он располагал обширной респектабельной практикой. Более простые пациенты по степени консерватизма были под стать ему самому и полагали, что не могут ни родиться, ни умереть без участия Уоркопа, а утонченные полагали безопасным доверять себя человеку, так ловко скакавшему следом за гончими и практиковавшему в округе столько, сколько они себя помнили. Уоркоп обладал высоким самомнением, редко с кем-либо советовался и не признавал своих ошибок. Наблюдая, как Уоркоп шествует через лужайку к дубу, никто не догадался бы, что он никогда не сталкивался с делами такого рода. Чужак вообще принял бы его за полицейского медика с богатым опытом. Он поприветствовал констебля кивком, а мисс Паттердейл облагодетельствовал учтивым «добрый вечер» и рукопожатием, поскольку она принадлежала к числу его пациентов.
– Жаль, что вы оказались связаны с этим, – сказал Уоркоп. – Шокирующая история! Я не поверил своим ушам, когда услышал о ней от молодого Хасуэлла. Все произошло чуть ли не на глазах у мисс Уорренби?
Он склонился над телом, мисс Паттердейл продолжила осмотр цветочных клумб, а констебль с почтением наблюдал за врачом. Тот после недолгого осмотра оглянулся и сказал:
– Мне здесь нечего делать. Мгновенная смерть. Бедняга!
– Да, сэр. Сколько он пролежал мертвым?
– Точно определить нельзя. Более четверти часа. Надо также учитывать, что все это время тело находилось на солнцепеке.
Те же соображения прозвучали через пять минут, когда машина полиции доставила к Фокс-Хаусу сержанта уголовного розыска Карсторна, констебля и двух сотрудников в штатском. Сержант спросил врача, что тот может рассказать об убийстве, добавив без задней мысли, что звонил доктору Ротерхоупу, главному конкуренту Уоркопа в Беллингэме и по совместительству полицейскому врачу, но тот не снял трубку.
Уоркопу было нечего сообщить сержанту сверх того, что пуля проникла в череп через височную кость и наверняка застряла в мозгу. Согласно наблюдению самого сержанта, выстрел произвели не в упор, поскольку на трупе отсутствовали пороховые ожоги.