Страница 11 из 17
Сержант от удивления округлил свои узкие глаза.
– Их не трогай. Это древние лекари, ведуны старики. Безобидные, как полевые одуванчики. Они лечат Председателя. Но, присматривай за ними. Если что подозрительное, мне немедленно докладывай.
– Будет сделано, товарищ полковник.
– Особенно вот за таким интересным монахом.
Полковник показал ему фотографию.
– Понял, товарищ полковник.
– Завтра я тебе придам в подчинение пятьдесят солдат, и ты будешь ответственен вот за эти комнаты. И за монахов.
Сержант предано кивнул.
– Будешь теперь получать в пять раз больше.
Часовой чуть не подпрыгнул до потолка от давно желаемой, ожидаемой, приятной неожиданности.
Полковник внимательно посмотрел на сержанта.
– Впереди большие политические и государственные перемены. Будь бдителен.
– Служу китайскому народу!
Полковник хлопнул караульного по плечу и быстро пошёл по светлому, розовому коридору в отдалённую комнату. Там сидели Ван и трое древних, моложавых старцев. Он молча кивнул всем и присел рядом. Не глядя ни на кого, важно, заговорщицки заговорил:
– Уважаемые, скоро появится для аудиенции с хозяином, генерал Чу. После встречи с ним он зайдёт к вам. Какое ваше высокое мнение о дражайшем здоровье главы великой страны?
– Уважаемый товарищ Ван Дунсин, мнение древнего консилиума однозначное, неприятное: не больше шести месяцев проживёт великий глава.
– На сколько это точно?
– На столько, на сколько он протянет от наркотических уколов ваших недобросовестных докторов.
– Вы уверены, что наши доктора действуют во вред Председателю?
– Это нельзя сказать, потому что уровень вашей медицины очень низок. Что может сделать даже добросовестный школьник там, где требуются знания и опыт тысячелетий?
– Подумаем.
– Но, товарищ полковник, всё равно готовьте большой, расписной, с красным крепом, мраморный гроб. Плакальщиц. Траурные знамёна.
– Уважаемый Ван, вот вы взрослый и мудрый человек, вы не чувствуете, что наши политики не знают, что дальше по государственному управлению страны делать? Как жить самому, находящемуся в бедственном положении, забитому народу.
– А при хитром и мудрейшем узурпаторе Мао мы знали, что делать и как жить? Страна ничего не делала, кроме как глобальные глупости, кровавые партийные репрессии, интенсивно готовилась к войне со всеми, да плюс ещё репрессии и террор против всех недовольных в своей стране. И это, у вас, считается великим политическим курсом, мудрым историческим правлением? Или это просто банальная, кровавая, зверская защита режима отдельной личности? Защита подлого рабовладельца от праведного суда народа. Вся государственная пропаганда работает на то, чтобы доказывать рабам, как мы хорошо и правильно жили при великом, историческом, неподражаемом больном параноике, возвышенном дураке, творческом идиоте.
– Но страна при нём не развалилась.
–Какая-то необоснованная, жалкая, словесная чушь, пропагандистская пустышка. Даже при японской оккупации страна не развалилась. С чего это она вдруг развалится только от того, что новые чиновники придут править? Это сами политические бездари вечно прикрываются этой темой, чтобы отстаивать свою абсолютную, но никчемную в истории, рабовладельческую власть. Вспомните всю историю страны: две с половиной тысячи лет самому государству Китай; сколько бездарей правило в тех пыльных веках, потом захват Китая монголами: и что? Где монголы? Никаких следов, вроде бы, самого могущественного государства в истории. Даже столицы нет. Наши политики не только поголовно тупы, но и бездарны в обосновании своих личных, амбициозных целей. А от этого страдает сам народ. Веками. А чиновничья страна, просто сама, никак, не может развалиться усилиями самих чиновников. Не получается никак. Это простому человеку лучше жить без чиновников. А чиновнику всегда лучше работается именно в большой стране. Легче воровать.
И десятки институтов работают над тем, как ловчее, мудрее обманывать народ. А ведь, в любом случае, обмануть можно двадцать, двадцать пять процентов населения, не более, остальных просто прессуют и гнобят, чтобы боялись и в тряпочку молчали. А для молчаливых задумчивых холуёв показывают красивые, дутые цифры преступных, во всём, всенародных выборов. И поэтому, поэтому – задумчиво и медленно тянул чемпион – ничего хорошего, в ближайшие десять лет, народ Китая или другие народности, как и Тибета, не ждёт. Ни при Мао, ни без Мао. Да, и преступники, никогда не были, даже, средними, посредственными правителями. Они думали лично только о себе, лично о своей власти, лично о своей семье, лично о своей дутой, надутой исторической значимости.
– А вот скажите, уважаемый Ван, у Китая есть большое историческое будущее?
– На сегодня нет. Технически мы слабее маленькой Японии, крошечной Голландии, Бельгии. О чём говорить? А что будет через двадцать, тридцать лет, это гадание на свежей кофейной гуще. Мне, чего-то думается, что скорее СССР развалится, чем что-то в Китае переменится. У них пятнадцать, слишком различных по интересам и религии от несторианского Кремля, республик; не говоря об автономных и прочих. Тем более, что радикальное православие и радикальный ислам не объединишь. А репрессии и террор никогда не были объединительным оружием, идейным материалом. А вот Китай однородный на девяносто девять процентов.
– А Дэн Сяопин?
– Если ему дадут возможность что-то сделать и время, чтобы это всё успеть сделать. Он ведь тоже не молод. Всё у нас – пока что пустынные, зыбкие, туманные пески смутного времени непредсказуемого будущего.
Полковник встал, поклонился.
– Я убегаю, уважаемый Ван, приближается генерал Чу. За ним, может, и генерал Чан появиться. Что-то Мао предсмертное, серьёзное, неожиданное замышляет.
Они бесшумно разошлись. Ван с мудрецами ушёл к остальным патриархам. Полковник проверить и лишний раз взбодрить охрану.
Тихий, незаметный, генерал Чу, бледной тенью колыхающего призрака прошёл мимо застывшего полковника, приветствуя его легким взмахом руки. Тот пошёл рядом, показывая часовым, чтобы они отходили на шаг или два в сторону.
Мао вяло приоткрыл глаза, когда лёгкая мелодия звонка подсказала, что в зал входит приглашённый посетитель. Он пальцем показал, чтобы генерал присаживался поближе.
– Ну, мой старинный, верный дружок, ты очень неплохо, для бойца не видимого фронта, выглядишь.
Генерал смотрел на давнего друга и видел на его неподвижном высохшем лице сереющую предсмертную маску.
– Мне уже давно так не думается, брат Председатель.
Мао кисло улыбнулся. Холодный блеск глаз долго мутнел в его отрешённом взоре.
– Не скромничай. Говори проще. Здесь свидетелей нет. Что ты мне можешь предложить, для того, чтобы бурно встряхнуть нацию? Скучно мы живём. Работа не идёт. Воевать не с кем. Враги притихли, как мыши, не выдают себя.
– Почему? Хитрюги Советы, свои атомные, баллистические ракеты везде расставляют вдоль наших границ.
– Как близко?
– Не очень близко, но достаточно опасно для нашей государственной, национальной безопасности.
– А получилось бы как-то захватить какие-нибудь новые секреты ракет молниеносным рейдом наших спецполков?
– Всё у Советов находится в горах, глубоко под землёй. А там почти невозможно что-либо украсть.
– Как и у нас, в Тибете?
– Точно так, дорогой Мао. Горы, климат гор, не позволяют небольшим отрядам долго существовать там. Они просто гибнут в горах.
– А наши ракеты ещё плохи?
– Не просто плохи, а очень плохи.
– Сколько же нам надо времени, чтобы приблизиться по уровню технологий, хотя бы к средним странам?
– Никто не ответит сколько времени. А вот новейшие технологии надо постоянно воровать, как это делал Сталин. И всё время покупать, как это и сейчас делают японцы.
– Но у нас не мало своей хорошей техники имеется. И что? Наши учёные не могут постоянно улучшать, совершенствовать старые танки, самолёты, корабли?