Страница 4 из 15
Вместо ответа я лишь снисходительно улыбнулся.
А еще я с интересом наблюдал за собравшейся публикой. Буйство образов, когда каждый пытался показать во всей красе свою яркую индивидуальность, для меня постепенно сливалось в одно студенистое месиво, обильно сдобренное напускной винтажностью. От такого количества разномастных фриков начинало мутить.
Но я держался. Держался изо всех сил. Да моей стойкости позавидовал бы «зашитый» алкоголик, по ошибке запертый на ночь в винно-водочном магазине. Хотя, по правде сказать, Штирлиц был близок к провалу, когда я случайно подслушал, как две девочки обсуждали глубочайший смысл в висящем на стене огнетушителе, который из-за высверленных в нем дрелью дырок напоминал собой разновидность решета. Эти юные создания чуть было не сломали мой бедный мозг своими размышлениями вслух. Они в этом огнетушителе узрели одновременно фаллический символ, модель вселенной, трагедию маленького человека и еще черт знает что.
Сразу вспомнился бородатый анекдот про занавески. Вот написано в книжке, что занавески были синими. А о чем говорит литературный критик? А он говорит о том, синие занавески отражают безмерную депрессию автора и отсутствие желания бороться дальше. А автор? Что он хотел этим сказать? Занавески, бл@ть, были просто синими! И точка!
Я хотел было рассказать этот анекдот барышням, но резонно предположил, что последующая дискуссия может негативно отразиться на моей не самой изнеженной психике. Проще их расстрелять! Из реактивного говномета…
Похоже, появление эффектной блондинки заметил только я. Вот если бы она вошла в какой-нибудь кабак или даже в очень приличный ресторан, то ее сразу изрешетили бы взглядами. Но художники…Они ж такие художники.
Было видно, что в этой обстановке она чувствует себя вполне комфортно, но ее стиль и внешность не очень-то вязались с окружением. Высокая и стройная, в светлом полупальто, она не шла, она словно плыла, чуть вздернув носик. Я ее сразу окрестил про себя Лебедушкой.
Я поспешил отвернуться в сторону. Краем глаза я все же заметил, как Лебедушка подошла к Тоше Бордо и тихонько тронула его за плечо. Он обернулся, и его физиономия стала еще слащавей.
Это уже было интересно.
Все так же краем глаза я рассмотрел, как Тоша подхватил со стоящего рядом столика пару коктейлей, один из которых тут же протянул гостье. Девушка что-то спросила, а Тоша тут же начал энергично объяснять.
Мне не хотелось упускать из вида художника, но и стоять столбом на одном месте не следовало. Спрятав руки в карманы, я снова начал неспешно прогуливаться по центральному залу. В определенный момент я даже поймал себя на мысли, что уже с любопытством начинаю рассматривать местные экспонаты. Как неодушевленные, так и одушевленные.
Чур меня, чур!
Я снова посмотрел в сторону Тоши. Как раз в этот момент блондинка взяла его за руку и куда-то потащила за собой.
Был бы я толстым американцем пенсионного возраста, коротающим тихий вечерок в компании себе подобных, то точно бы воскликнул «Бинго!».
Это был шанс. Возможно, что не нужно будет даже ждать того момента, когда вся эта благородная публика окончательно нафуршетится до поросячьего визга.
Ужом я начал протискиваться среди людей, упершись взглядом в затылок удаляющегося Тоши Бордо.
Блондинка тащила его не хуже маневрового локомотива, ловко обходя препятствия на своем пути.
Ах, ты ж птица моя золотая! Давай, уводи его, уводи!
Похоже, солнце удачи мне сегодня пекло немилосердно. Парочка, как по заказу, свернула в самый подходящий для меня коридор. Местную географию я уже успел изучить.
Перед тем, как самому юркнуть в коридор, я еще раз воровато оглянулся. Мой уход по-английски вряд ли кто-то заметит.
Путь освещали все те же лампы дежурного света. Поворот, еще один. Где-то впереди гулко хлопнула тяжелая дверь. Табличка на стене подсказала, что я иду в сторону курилки. Странно, тут вообще-то можно везде курить – никто и слова не скажет. Для порядка, что ли, повесили? Что-то не очень вяжется это место с порядком.
Я остановился перед железной дверью, которая явно знавала лучшие времена. Сейчас она выполняла чисто символические функции. Мне опять повезло – дверь выводила на задний двор. Приложив ухо к двери, я отчетливо расслышал голоса. На фоне жеманного фальцета Тоши приятный голос блондинки казался даже более мужественным, что ли.
Тихонько приоткрыв дверь, я аккуратно выглянул наружу. Только эти двое, больше никого. Уже не таясь, я вышел во двор, уставленный синими туалетными кабинками. Тоша стоял спиной ко мне. Блондинка, которая все прекрасно видела, не придала значения моему появлению.
Два шага.
Если в одном кармане у меня до недавнего времени лежал маркер, то во втором своего часа дожидался электрошокер. Дождался.
На ходу достаю его.
Я уже за спиной Бордо.
Девушка отчетливо разглядела, что у меня в руке. Ее глаза округлились. Еще чуть-чуть – и я увижу отражение своей самодовольной ухмылки.
Разряд в шею, и я хватаю под руки оседающее тело художника.
Не сводя взгляда с оцепеневшей блондинки, я неожиданно для самого себя произнес:
– Не бойтесь, Маша, я – Дубровский!…
Десять фотографов пошли толпой на ланч,
Один там отравился, развел руками врач.
Девять фотографов в лесу снимали осень,
Один поймал клеща, осталось только восемь.
Восемь фотографов пошли домой потом,
Один все ж заблудился, остались всемером.
Семеро фотографов кино смотрели «Жесть»,
Не выдержало сердце, осталось только шесть.
Шестеро фотографов решили побухать,
Абсент был контрафактный,
осталось только пять.
Пятеро фотографов «кумарили» в квартире,
Один шагнул в окно, осталось их четыре.
Четверо фотографов мечтали о любви,
И залюбили одного, осталось только три.
Втроем теперь фотографы поехала в Гоа,
Но одного загрыз енот, осталось только два.
Поссорились те двое – кто круче в ремесле?
И вот теперь фотографы в единственном числе
Грустит один фотограф – «Я не жилец уже,
О том, как я повешусь, я напишу в ЖЖ»…
Откуда? Откуда, мать вашу, я спрашиваю, столько фотографов? Методом почкования они появляются или в результате необратимой химической реакции? А может, прячущиеся от Нюрнбергского процесса нацистские преступники их тайно клонируют на своей базе в Антарктиде?
Девальвация ценности этой профессии просто налицо. Любой малолетний обормот выпросит у родителей более-менее хорошую камеру, а потом тут же пишет у себя в «контактике» что-то типа «Биру заказы на фото сесии». Да, именно с такой орфографией.
Если бы дело касалось только «школоты» – это еще полбеды. Но и среди мальчиков и девочек постарше таких деятелей полно. Ладно, они бы в свое удовольствие фоткали, так они ж пытаются навязать свои услуги за скромный олимпиард денег. И неважно, что желающих заказать фотосессию не так уж много, главное другое – ты ж фотограф! А все свободное время можно посвятить саморазвитию и созерцанию бренности бытия.
Есть у меня одна теория, почему так происходит. До безобразия простая теория. Люди просто не хотят работать! Работать по-настоящему. Заводы и фабрики стоят, пахать некому. Все в фотографы подались, перспективу ищут.
За романтику обидно. В моем детстве фотографы были почти так же круты как Терминатор или черепашки-ниндзя. Потому что они умели, потому что они знали. А сейчас шаманство в комнате с красным светом подвергнуто анафеме, секреты мастерства утрачены, за человека думает фотоаппарат.
Иногда все же стоит встать грудью на пути прогресса – «Стоять, сцуко, куда прешь?».