Страница 36 из 107
Интуиция меня не подвела, метров через триста мои усталые ноги достигли целого комплекса заведений, предназначенных обеспечивать человечество горячим питанием и хмельной жидкостью. Огни, издалека казавшиеся мне маленькими костерками, при приближении оказались огромными кострищами, облизывающими своими длинными, извивающимися языками здоровенные туши домашних животных, висевших на массивных вертелах. Часть их, сидящие неподалёку от огня люди, уже успели обглодать и, надо думать, благополучно переварить в своих желудках, но и для вновь прибывших проблема остаться голодным не стояла. Запах от висевших над жарким пламенем поросят и барашков доносился обалденный, и я, словно бродячая собака, плохо соображающая чего она делает, двинулся на него. Шёл словно зомби и казалось вот-вот достигну того момента, когда смогу протянуть руку, и оторвать от хряка кусок прожаренного мяса, который тут же запихаю себе в рот, но меня остановил громкий окрик, донёсшийся до моего разума откуда то снизу.
- Куда прёшь, баран?! Твоё место ещё не освободилось!
Если бы не дружных хохот, последовавший вслед за, без сомнения правильно, переведённым мной высказыванием, я бы не обратил на него никакого внимания и прошагал бы дальше к костерку и жарившемуся на нём окороку. Однако ржание было на столько мощным, что оно сумело полностью перебить поглотивший моё сознание запах и замедлить скоростное выделение слюны. Остановившись я внимательно посмотрел на мужичка, вызвавшего всеобщее веселье. Найдя в темноте его прищуренные глазки улыбнулся им и поддерживая настроение сидящих прямо на земле людей, неожиданно для себя сказал в ответ:
- Твоя козлиная борода больше подходит для того, чтобы её, как следует, поджарили.
Возникшая в голове нервозность не позволила мне правильно расставить ударение, в некоторых словах, а часть из них, из-за моего плохого произношения он, возможно, и вовсе не разобрал, но общий смысл высказывания человек, наверняка, понял и моментально среагировал на него, резко вскочив на ноги.
- Чего пыжишься, титька тараканья. Лопнешь... - процедил я сквозь зубы по русски, посматривая на убогое, неимоверно худое создание мужского рода, нагло смотревшее на меня снизу вверх.
Неизвестно откуда взявшаяся яркая вспышка, миллионами искр ослепившая мои глаза, остановила перевод красочного выражения на местный язык в самом зародыше. Тело вдруг потеряло равновесие, сознание померкло, успев напоследок выдать предположение о том, что со мной происходит голодный обморок и я, почувствовав небывалую лёгкость, стал заваливаться на бок.
Глава 11
- Да, что за! - выругался я открывая глаза и придвинул правую ногу, самостоятельно выдавшую пируэт в воздухе, обратно, ближе к туловищу.
Тьма, плотно окутавшая близлежащее пространство, недвусмысленно говорила о том, что на улице глубокая ночь, а плеск воды и мелкие брызги, приносимые порывами ветра, успокаивающе намекнули о моём месте положения.
- Приснилось, наверное, чего то страшное? - подумал я и для того, чтобы снова поймать внезапно прерванный сон, попробовал повернуться на другую сторону.
Взрыв в затылочной части головы совпал с очередным, самопроизвольным дёрганьем правой ноги. От резкой, нестерпимой боли у меня брызнули слёзы из глаз и напрочь исчезло желание немедленно разобраться с поведением нижней конечности, а непонимание причин возникновения того и другого, заставило замереть в процессе манёвра.
- У-у - вырвался из моей груди еле слышный стон, больше похожий на вой, напугавший меня не меньше всего остального.
Не дыша и не шевелясь пролежал в позе окоченевшей кошки не меньше минуты, каждой клеткой ощущая неимоверную тяжесть в голове, и ледяной страх намертво сковавший тело. Странно, но нехватка кислорода в лёгких почти не ощущалась.
- Может я умер? - выдал очередную мысль, замеревший в ожидании чего то ужасного, напуганный мозг.
Попробовал вернуть корпус в первоначальное положение. Медленно повернул его на несколько сантиметров влево. Хуже не стало, хотя и лёгкости, ощущаемой при внезапном пробуждении, тоже уже не наблюдалось.
- Нет, если бы я помер, то ничего бы вообще не чувствовал - успокоил я себя, но почти сразу же вновь напрягся: - Да откуда тебе знать, чего ощущает человек после своей смерти? Может ты в аду, где тысячу лет будешь страдать от нестерпимой боли.
Правая нога опять зашевелилась, выворачивая ступню в неестественное состояние, и чтобы выровнять её положение я был вынужден резко закончить ранее начатое движение возврата.
- Да, что же это такое? - позволяя ледяному холоду завладеть своим, гулко стучащимся в виски сердцем, задался я очередным вопросом, дыша так тяжело будто пробежал десятку с полным боекомплектом.
Постепенно, привыкая к тупой боли в голове и смирившись с извращённым поведением одной из ног, взял себя в руки, и успокоился. Воспользовавшись принципом разделения проблем, перешёл к изучению причин, вызывающих в моём теле такие странные явления. Аккуратно ощупал лицо и часть, продолжавшей гудеть словно церковный колокол, головы, ту, что не вызывала особой тревоги. Затем, сжав волю в кулак, приступил к обследованию затылка, уменьшившего параметры боли после возвращения его в положение - "до пробуждения". Мои пальцы лишь слегка погладили волосы в том месте, откуда вяло струилась боль, а перед глазами уже всплыли воспоминания, за которыми, как не старался, обнаружить ничего больше не сумел.
- Это, что же получается? Пока я играл в гляделки с этим доходягой, кто то мой кумпал сзади приласкал? - цепляясь за конец логической цепочки, пробормотал я и продолжил свои умственные изыскания, но уже в форме внутренних размышлений. - А каким образом меня на корабль занесло? Не мог же я в отключке столько протопать? Стоп! А кто сказал, что я на корабле? Так вода же о борт плещется. Ну и что?
Нервные, путанные обрывки недавнего прошлого, уводили меня от одного нереального края, к другому. То мне казалось, что у меня снова поднялась температура и я брежу, то вдруг почудилось будто бы усилившийся ветер доносит до моего носа запах, обычно исходящий от прелой, скошенной перед дождём травы, и у меня вновь разыгралось воображение, ведущее в район кладбища. Да ещё эта сука, правая нога, ни с того не с сего, время от времени, выкидывала фортеля будоражащие и так перегретый рассудок. Тихое сумасшествие продлилось вплоть до начала рассвета, а ближе к его приходу пришло понимание того, что лежу я у самого борта корабля, почти упершись в него лицом. Теперь понятно откуда этот специфический запах, но чего забыл в столь неприспособленном для сна месте, хоть убей не пойму. Выждав ещё какое то время, всё же решился на то, чтобы поменять позу и разобраться с бардаком устроенным кем то из моих друзей-"доброжелателей", не сам же я забрался в этот отстойник, куда собирается вся корабельная грязь. Превозмогая тупую, всепоглощающую боль в голове повернулся на спину, стараясь не касаться затылком предметов способных вызывать искры из глаз и удивлённо уставился на полотно, достойное кисти талантливого живописца, находящееся прямо перед моим очумелым взором. На всем протяжении, куда был в состоянии дотянутся в утреннем полу мраке мой, плохо воспринимающий действительность, орган зрения, лежали человеческие тела. Испугавшись за свою работоспособность, глаза по быстрому наладили контакт с той часть организма, что отвечает за выводы и передали ей странную, и где то даже пугающую картинку, мало чем напоминавшую виды из прошлой жизни, в надежде получить от неё хотя бы какой то вразумительный ответ. Секунды бежали, а покалеченная голова так ничего и не выдавала. За всех отдувался рот. Он, как несколько секунд назад открылся, так до сих пор и не закрывается. В предрассветных сумерках, на ограниченной территории, мной было обнаружено такое количество людей, плотно прижавшихся друг к другу, что истекающая слюнями, ошалелая пасть, получившего черепно мозговую травму человека, это самая безобидная реакция его нервной системы, на увиденное.