Страница 9 из 11
7:00 – подъём (включают свет в коридоре, но не в палатах)
7:30-9:00 – открывают душевую (три кабинки без дверей на 55 человек)
9:30–10:00 – завтрак (всегда сладкая каша) и приём лекарств
10:00–13:30 – обход, общение с врачами
11:30–13:00 – посещения, прогулки с родственниками (по средам и выходным)
13:30–14:00 – обед и приём лекарств
14:00–16:00 – тихий час
16:00–17:30 – посещения и прогулки (в летний период)
17:30–18:00 – ужин и приём лекарств
21:00 – кефир и приём лекарств
22:00 – сон
Отличается лишь четверг. По четвергам давали запеканку. Она вкусная. В остальном время пребывания в психушке представляло из себя серую вереницу одинаковых дней.
В целом же досуг в психушке смахивает на прохождение увлекательного квеста. Сначала тебе нужно подчиниться абсурдным правилам (типа принудительного отбоя, вытаскивания шнурков и сдачи всех средств связи), затем ты запоминаешь, кто тут злодей, а кому надо улыбаться. У тебя даже есть цель: перейти из острой палаты в обычную, а потом и люкс. Делается это поэтапно: из острой палаты #1 тебя, спустя неделю, могут (а могут и не) перевести в #2, оттуда – в #3. Но только если хорошо себя ведешь, ешь всю кашу и не кричишь по ночам от галлюцинаций. Иначе проходить тебе этот уровень заново. При переходе на очередной уровень тебе открываются новые возможности: круглосуточный телефон, прогулки, арт-терапии, занятия лечебной физкультурой и т. д. Всего уровней 6 и конечный босс – в палате люкс.
Я пока в первой.
В строгой палате живёшь от конца тихого часа до отбоя. Именно на это время выпускают из камеры (или каюты, как в шутку мы называли палаты) и дают пользоваться телефоном. Wi-Fi был, пароля от него не было. Психушка полнилась своими абсурдными правилами, которые в основном исходили от санитарок. Как-то мне сказали, что большинство санитарок – бывшие пациентки, которые слишком засиделись в больнице. Видать, чтобы не выгнали, они мимикрировали, ну или эволюционировали в персонал. Но именно они, а не врачи, полностью контролировали пациентов, именно они проверяли наши тумбочки, пока нас нет, они воровали наши спрятанные конфеты и дорогие средства личной гигиены, они были с нами сутки напролёт и следили, чтобы мы не выходили за установленные ими невидимые рамки. А ещё они повелевают временем.
На деле тихий час длился с 13:30 до 16:10 ежедневно. На это время всю палату закрывают на ключ без единой возможности выйти. Догадаться, что тихий час близится к концу, возможно лишь по сгущающимся сумеркам за окном и по биологическим часам, ибо все другие отобрали, а телефоны ещё не выдали.
Настоящим сигналом к бодрствованию служит включение света в коридоре, но произойти это может и в 16:15 вместо 16:00 – тут уж как захочется санитарке. Заветный выключатель отполированным пластиком сияет над их столом. Нам всегда казалось, что санитарки испытывали своего рода кайф от украденного у нас времени. После того, как врубят свет, мы всё ещё ждём. Ждём, когда нас, наконец, откроют, и смотрим в стекло двери. Со светом наступают шаркающие психи, они меряют коридор шагами и заглядывают в нашу закрытую палату. Ведь так интересно, как мы тут, самые острые, самые тяжёлые больные. Вдруг разгрызаем себе вены и пишем прекрасные стихи кровью на стенах.
Как-то раз нас долго не открывали: больные за дверью успели десяток раз прочесать коридор, и мы прилипли к двери, готовые в любую секунду сорваться и выпрыгнуть в условную свободу. Ведь с этажа всё равно нельзя выходить. Куда выйти из своей палаты – тоже непонятно. Идти некуда. Но мы всё равно вываливаемся из комнаты, делаем пару шагов по коридору, изредка даже доходим до зоны отдыха с телевизором. И неизбежно возвращаемся обратно и ложимся. Но всё равно эти часы открытых дверей очень важны – необходимо знать, что у тебя есть свои права. Даже когда их, по сути, и нет. Как и паспорта, который предусмотрительно отобрали, видимо, чтобы пациенту было сложнее сбежать.
Когда стало совсем невтерпёж, мы начали стучать в стекло, жалея, что оно не решётка, а в руках ни у кого из нас нет железной кружки. Моя соседка Наташа решила вступить с санитаркой в диалог через дверь:
– Прошу прощения, – с небольшой робостью начала она, – а можно нам уже погулять?
– Ещё чего! – мигом нахохлилась санитарка. – Гулять она собралась! Сиди! Не видишь, что ли, сколько времени?
– Нет, – пожимает плечами Наташа. – Вы же отобрали у всех часы.
После этого заявления санитарка резко открывает заветную дверь и становится в проходе, заслоняя собой путь к бегству.
– А ну-ка, чего сгрудились у дверей? – машет нам санитарка, пытаясь разогнать, будто цыплят. – Чего надо?
После такого наступления часть психов ретируется, разговор подхватываю я:
– Погулять хочется, покурить, да и телефоны выдаются с четырёх часов.
– Курить только три раза в день! – душит правилами блюститель порядка.
– Я сегодня ни разу не курила.
– Вот и не кури! Сиди тихо! Не видишь, что ли, чем медсестры решили заняться?
– Нет, мне отсюда ничего не видно.
– Мы пьём чай!
– О’кей, но раз вы всё равно уже открыли дверь, можно нам выйти? – пытаюсь надавить на логику. – Подобная изоляция и несоблюдение режима как бы нарушает наши права!
– Ах права! Права, значит, решила тут качать! Дома этим занимайся, тебе тут не курорт!
Права тут диктую не я и даже не закон, и за всё пребывание в психушке я запомнила, что права на стороне санитарок, они тут почти самые главные.
Санитарка тем временем густо покраснела от моей неожиданной смелости и, развернувшись ко всем, громко заявила:
– Всё! Вот из-за неё, – тыча в мою сторону пальцем, – вся первая палата наказана! Знайте, кого винить! Сегодня без прогулок, сигарет и телефонов! Объявляю вам ка-ран-тин!
Дверь за ней захлопнулась. А психи, даже не бросив в мою сторону опечаленного взгляда, разбрелись по койкам. Не успели они поудобнее устроиться, как санитарка вернулась и увела меня, Наташу и новенькую Марию. В процедурном кабинете у нас взяли соскоб слизистой в анусе.
На этой эпичной ноте история о качаниях прав у большинства бывших пациентов бы закончилась. Я же расскажу, что было позже.
А позже было вот что: открыли всю палату, нас отпустили покурить, выдали телефоны, пустили в комнаты посещения и до отбоя не приставали. Санитарки могут придумывать правила, угрожать, задерживать тихий час и даже строить из себя надзирателей в тюрьмах. Но это не более чем спектакль и немножко синдром вахтёра. Большинство санитарок – добропорядочные сотрудники (не без своей специфики) и не забывают, что мы находимся в лечебном заведении, куда попали по собственной воле. Нет до конца абсурдных правил, всё подчинено своей логике, пусть она подчас и скрыта. Никто не вёл нас в наказание на соскоб, санитарка лишь удачно всё подстроила, выдав назначенную процедуру за наше наказание. К сожалению, большинство пациентов ведутся на эту ложную власть и во всех бедах и неприятных процедурах винят санитарок, которые сами действуют в рамках правил, продиктованных свыше. Санитарки в психушках – необычный народ. Но, в конце концов, кто останется нормальным на такой должности?..
Санитарки отвечают за чистоту в отделении: начиная от палат, процедурных и лекарственных кабинетов, заканчивая кабинетами врачей. Они помогают пациентам с ограниченной способностью к самообслуживанию (выносят утки, помогают мыться, кормят). Кроме того, помогают врачам и сестрам (отвозят пациента на обследование, привозят еду из пищеблока).
Один из главных стереотипов – те, кто работает в психиатрии, сами либо «психи», либо скоро ими станут. По статистике, количество психически больных в популяции в целом и в психиатрической среде в частности – одинаково. То есть, сколько продавцов, адвокатов, музыкантов болеют, столько и болеющих среди тех, кто имеет отношение к психиатрии. При этом, конечно, существует определенная тропность. Люди, работающие в психиатрии, чаще всего особенные. Не каждый же пойдет в такую специальность. Но здесь особенность рассматривается не в рамках того, что они, допустим, слышат голоса, а в том, что им интересна эта наука. Соответственно, действительно бывают случаи, когда санитарки, сестры, врачи либо переносили то или иное психическое расстройство, либо могут его перенести. Но не больше, чем в популяции в целом.