Южный полюс

Этот сорт пеммикана впервые был предложен для армии. Предполагалось, что он заменит собой «резервный рацион». Пробы с ним еще продолжались, когда уходила наша экспедиция. Надеюсь, они оказались вполне удовлетворительными. Нельзя изготовить другой, более сытной и более питательной пищи, лучшего и более вкусного блюда!

Столь же важной, как заготовка пеммикана для нас самих, была и заготовка пеммикана для собак. Ведь собаки так же подвержены заболеваниям цингой, как и мы, люди. Поэтому такого же внимания заслуживает приготовление и этого продукта. Мы получили из Мосса два сорта пеммикана – рыбный и мясной. Оба сорта, кроме сушеной рыбы и жира, содержат также известный процент молочной муки и муки из рыбных отходов. И тот и другой сорт одинаково хороши, и собаки все время были в отличнейшем состоянии. Пеммикан был разделен на порции в полкило и в таком виде мог сразу же даваться собакам. Но, прежде чем начать пользоваться этим пеммиканом, мы должны были еще проделать пятимесячное путешествие. Для этой части нашего путешествия мне нужно было запастись доброкачественной сушеной рыбой. Я получил ее через комиссионера экспедиции в Тромсё, кандидата фармации Фрица Цаппфе. Две известные рыботорговые фирмы поставили в мое распоряжение большое количество самой хорошей сушеной рыбы. Благодаря этой великолепной рыбе и нескольким бочкам жира нам удалось доставить собак на место в наилучшем состоянии.

Самым важным при снаряжении было найти хороших собак. Как я уже говорил, я должен был действовать уверенно, быстро и без промедления, чтобы с успехом привести все в порядок. На следующий же день после принятия мною решения я уже был на пути в Копенгаген, где как раз в это время находились два инспектора гренландской администрации. Я с ними договорился, и они взялись доставить мне к 1 июля 1910 года в Норвегию 100 самых лучших гренландских собак. Таким образом, «собачий» вопрос был разрешен, так как выбор собак находился в опытных руках.

Прежде чем рассказывать дальше о своем снаряжении, я остановлюсь еще немного на собаках. Без сомнения, самая большая разница между моим снаряжением и снаряжением Скотта заключалась в выборе упряжных животных. Мы уже раньше слышали, что Скотт, опираясь на свой собственный опыт и опыт Шеклтона, пришел к тому заключению, что на ледяном барьере маньчжурские пони предпочтительнее собак. Я едва ли не единственный из всех тех, кто знаком с эскимосскими собаками, призадумался, когда впервые эта мысль была высказана. Когда же я позднее прочел различные описания и составил себе точное представление о местности и состоянии наста, то удивление мое еще более возросло! Хотя я никогда не видел этой части антарктических областей, однако мое мнение шло как раз вразрез с мнением Шеклтона и Скотта. Если судить по их же собственным описаниям, то как условия местности, так и состояние наста совершенно идеальны для езды на эскимосских собаках. Если Пири совершил рекордное путешествие по северным льдам на собаках, то, конечно, при тех же отличных средствах можно было легко побить рекорд Пири на прекрасной ровной поверхности ледяного барьера! В основе суждения англичан о пользе эскимосских собак в полярных областях, вероятно, кроется какое-то недоразумение. Не происходило ли это оттого, что, может быть, хозяин не понимал своей собаки? А может быть, собака не понимала своего хозяина? Прежде всего нужно установить надлежащие отношения. Собака должна знать, что она во что бы то ни стало обязана повиноваться. Хозяин должен уметь внушать к себе уважение.

Я убежден, что на длинных дистанциях собаки предпочтительнее всяких других упряжных животных, если только сразу же установить надлежащую субординацию.

Другое, и еще более важное основание для пользования собакой заключается в том, что этому небольшому созданию гораздо легче перебираться через множество хрупких снежных мостов, которых нельзя избежать на барьере и на растрескавшихся ледниках. Если собака и провалится, то никакого несчастья не случится. Берешь ее за ошейник, дернешь хорошенько кверху, и она опять на поверхности! Другое дело пони. Это относительно большое и тяжелое животное проваливается, конечно, гораздо легче, а случись такое несчастье, и вытащить животное на поверхность будет трудной и долгой работой, – и то если постромки не оборвались и пони не лежит на дне трещины в тысячу футов глубиной!..

И еще одно, сразу бросающееся в глаза преимущество: собаку можно кормить собакой же! Можно постепенно уменьшать количество собак, убивать худших и кормить ими отборных. Таким образом, им обеспечивается свежая пища. Всю дорогу наши собаки получали собачье мясо и пеммикан, поэтому работали они блестяще.

А если и нам самим хотелось съесть кусок свежего мяса, то мы могли вырезать нежное филе. Нам оно казалось таким же вкусным, как и нежнейшая говядина. Собаки не имели ничего против этого. Им бы только получить свою порцию, а из какого места на теле их товарища она вырезана, это им безразлично! Единственное, что оставалось после такой собачьей закуски, – это зубы жертвы. А если день выдавался очень тяжелый, то не оставалось даже и зубов!

Если же сделать один только шаг от ледяного барьера к плато, то тут, пожалуй, совершенно придется отказаться от всякого сомнения в предпочтительности собак. Собак не только можно с легкостью вести по могучим ледникам, лежащим на пути к плато, но и пользоваться собачьей тягой всю дорогу. Наоборот, пони приходится оставлять у подножия ледника, а затем самим людям наслаждаться сомнительным удовольствием при выполнении роли пони. Насколько я понял Шеклтона, не может быть и речи о том, чтобы втащить пони на обрывистые и потрескавшиеся ледники. Должно быть чрезвычайно трудно добровольно отказаться от услуг упряжных животных, когда пройдена только четвертая часть всего пути. Я, со своей стороны, предпочитаю пользоваться «службой тяги» все время.

С первой же минуты я увидел и понял, что самой опасной частью нашего путешествия будет путь от Норвегии до ледяного барьера. Если бы только нам удалось достигнуть барьера, сохранив собак в хорошем состоянии, то мы сможем спокойно взглянуть будущему в глаза. К счастью, и все мои товарищи смотрели на вещи точно так же, поэтому благодаря совместной усердной работе нам удалось не только благополучно доставить собак к месту нашей работы, но и высадить их там в гораздо лучшем состоянии, чем мы их получили. Кроме того, число их значительно возросло за дорогу, что тоже служит доказательством их процветания. Для защиты собак от сырости и жары мы устроили для них на три дюйма выше постоянной палубы настил из строганых досок. Благодаря этой добавочной палубе мы достигли того, что брызги морской воды и дождь сбегали по палубе под собаками. Таким образом мы спасали собак от той воды, которая неизбежно постоянно переливается по палубе сильно нагруженного судна, идущего на пути к Южному Ледовитому океану. Под тропиками же эта палуба служила двойную службу. Она всегда создавала несколько охлажденную поверхность, так как между обеими палубами проходил свежий, прохладный поток воздуха. Главная палуба, черная и просмоленная, была бы для собак невыносимо жаркой. Настил же из досок лежал выше и все время оставался относительно белым. Кроме того, мы везли с собой тент, главным образом для собак. Этот тент можно было натягивать над всем судном и постоянно защищать животных от палящих солнечных лучей.

Мне до сих пор смешно, когда я вспоминаю о сострадательных голосах, раздававшихся то там, то сям, иногда даже и на страницах газет, об истязании животных на «Фраме». Все это, пo всей вероятности, исходило от мягкосердечных людей, держащих у себя дома цепных собак.

Наряду с нашими четвероногими друзьями был у нас и двуногий друг, не столько для серьезной работы в полярных областях, сколько для приятного развлечения по пути. Это была наша канарейка Фритьоф. Фритьоф был одним из многочисленных подарков, поднесенных экспедиции, и притом приятным. Он сейчас же начал петь, как только его принесли на судно, и пел не переставая во время обоих кругосветных плаваний в этих самых негостеприимных водах земного шара. Несомненно, наш певец поставил рекорд полярного путешественника среди своих собратьев.