Страница 52 из 75
- Так дело не пойдет: американка - для слабаков. Не хотите же вы зачислить себя в их отряд? Начнем с пирамиды. - И он заменил простой шар на ударный, красный. - Теперь бейте.
Я ударил с силой, и все шары раскатились по столу.
- Сила есть - ума не надо, - тут же констатировал Донич с издевкой. _ Первая твоя ошибка (вдруг перешел он на "ты"), - все шары поставил под удар, и я могу закончит партию с одного захода. Но учитывая твое пролетарское происхождение, как отмечал наш комбат Токарев, дам тебе шанс поработать кием, поучиться уму-разуму. - И легким ударом, чуть задев стоявший посередине шар, поставил красный к самому борту впритык ещё к двум. Усмехнулся. - Чудненькое положение. Вот и попытайся оторвать его от борта и двух шаров, поставь так, чтоб и для твоего противника он оказался крепким орешком.
Я постарался. Но у меня ничего не получилось: красный шар, раскатив пару, остановился почти на середине стола.
- Плохо. Очень плохо. Токарев за такую ошибку по головке не погладил бы. Мирча, - повернулся Донич к другу, - сбегай в казарму и прихвати из моей тумбочки бутылку "Белого аиста", там за книжками найдешь. Пора горло промочить. Похоже, твоего сенсея надо основательно поучить, чтобы он не задирал голову на спортивной площадке. - И когда Мирча ушел, продолжил как ни в чем не бывало: - Итак, первая заповедь бильярдиста: создавать максимум неудобств противнику для удара, выжидать. А как только ударный шар выходит на удобную позицию, бить. И не бить по мелочам. Главное - "защучить" туза. А это дело непростое. Надо отыскать его. Он, как правило, прикрывается всякой мелюзгой. Вот задача. Понял?
- Понял, то... - у меня чуть не вылетело от радости слово "товарищ", вовремя спохватился и поправился: - господин Донич.
- А коль понял, наберись терпения. Приходи почаще сюда. _ И он стал один за другим заколачивать шары в лузы.
Вернулся Мирча с завернутой в газету бутылкой. Донич выбросил газету в урну, откупорил бутылку, сделал несколько глотков прямо из горла. Протянул приятелю. Мирча тоже выпил. Донич отобрал бутылку и сунул в карман. Сказал с пренебрежением:
- Займись теперь сам со своим сенсеем. Он тебя самбо и каратэ учит, а ты его в бильярд. - И пошел из зала.
Мы погоняли шары ещё с полчаса. Уверенность, что я в стане врагов не один, что связь с нашими есть, придала мне столько сил, что я играл с удивительным азартом, почти не мазал. Довольные друг другом, без прежней ненависти, мы разошлись по своим казематам.
В коридоре мне повстречался Петря Супруне. Показалось даже, что он вышел из моей комнаты. Вполне вероятно: филеру все положено знать о своем подопечном. После нападения на гарнизон Петря чувствует себя героем и посматривает на меня с усмешкой: как, мол, я тебя ловко подставил. Пусть посмеивается - а смеется тот, кто смеется последним. Кое-что и я приготовил своему топтуну. Петря пользуется большим доверием у Комрада и отлучается из школы довольно часто, оставляя на Мирче обязанности слежки за мной. Правда, после зверского убийства семьи Савина слежка ослаблена, но совсем пока ещё не снята - Герпинеску не доверяет и после этого. Да и мало в школе тех, кому он доверяет. Курсанты не скрывают, что он заставляет шпионить их друг за другом, докладывать обо всем.
Как-то Герпинеску спросил у меня:
- Вас курсанты информируют, что у них происходит, когда вы отсутствуете: о разговорах, настроениях?
- Зачем? - ответил я. - Я согласился готовить спортсменов, а не стукачей.
Он недовольно покачал головой.
- Плохо. Очень плохо. Информация - необходимая вещь в нашем деле. Тем более в такое смутное время.
На том и расстались.
7
В эту субботу Мирча снова не попал в увольнение: назначен дежурным по школе. А Петря прифрантился в новенький светло-бежевый костюм, надушился французским лосьоном и, выставив кончик белоснежного платочка из нагрудного кармана, покрасовался перед зеркалом.
- Составишь мне компанию в столицу? - предложил ему Донич.
- Нет, я еду в Маркулешты.
- Что-то ты зачастил в свою деревеньку. Уж не зазнобу ли завел там?
Лицо Мирчи, наблюдавшего за другом, покрылось бурыми пятнами характерная особенность, когда он нервничает. Петря заметил это и возразил:
- Нет. Отец просил приехать, помочь по хозяйству.
Значит, Донич попал в точку - иначе Петре незачем было бы оправдываться. Даже туповатый Мирча, кажется, понял это.
Донич уезжал после ужина. И я сказал ему в столовой:
- Твой намек сильно растревожил Мирчу. Ревнует друг, переживает. Неплохо бы успокоить его из города по телефону - вдруг сбежит с дежурства...
Донич понимающе кивнул.
Вечером казарма опустела. Обычно дежурные коротают свою службу у телевизора. А в этот день продолжали показывать "Адьютанта его превосходительства". Но Мирча телевизор не смотрел, ходил по коридору злой и сосредоточенный, покусывая губы. Я наблюдал за ним и ждал.
В дежурке зазвонил телефон - он находился напротив холла, где стоял телевизор, и дневальный крикнул:
- Мирча, тебя!
У Мирчи радостно загорелись глаза - жена приехала ( она уже две недели не появлялась) или звонит по телефону.
- Дежурный Хадырке слушает.
И радость с лица будто ветром сдуло. Слушал он больше минуты, тяжело, словно оглушенный, опустил на аппарат трубку. Вышел из дежурки бледный, с диким блеском в глазах, с подрагивающими губами, и заходил по коридору взад-вперед, о чем-то сосредоточенно думая. Наконец решился и подошел ко мне.
- Не знаете, Комрад у себя? - спросил осипшим голосом.
- Уехал ещё после обеда.
Я понял, в чем дело: Мирче надо домой. Но у меня отпрашиваться не стал, зная, что я не имею права менять дежурных.
- Что-нибудь случилось? - поинтересовался я.
- Да нет, просто так...
После просмотра по телевизору новостей я ушел в свою комнату, разделся и включил свет. Но ложиться спать не торопился - Мирча должен что-то предпринять. И не ошибся: Мирча вышел на улицу, минут пятнадцать ходил по аллее, потом выкатил из гаража мотоцикл. Не сел на него, а повел к воротам, не включая двигатель - чтобы никого не разбудить. Отсутствовал часа три. Я поджидал его, предполагая, чем может кончиться его поездка к жене. Уже светало, когда увидел как он катит обратно мотоцикл от ворот.
Я, набросив спортивный костюм, вышел ему навстречу. От неожиданности Мирча остановился, что-то хотел сказать, но придумать оправдание вот так сходу, было не в его способностях. Я спрашивать ни о чем не стал, прошел мимо, взглянув ему в глаза, в которых застыло безумие; не от испуга, а от чего-то другого, вызвавшего гнев, ненависть и отчаяние. И я догадался, от чего: наживка моя сработала. Если так, Мирча крепко у меня на крючке. Но теперь надо быть ещё бдительнее: при первом же удобном случае он постарается избавиться от свидетеля, видевшего его в ночь дежурства с мотоциклом...
8
После ночных бдений впервые за все дни заточения я уснул крепким, безмятежным сном, испытывая душевную расслабленность и удовлетворение собою: наконец-то мне удалось сделать кое-что в отместку моим похитителям.
Разбудил меня скрип тормозов машины. Я выглянул в окно и увидел подъехавшую к нашему общежитию "Тойету". За рулем её сидел Комрад. Обычно в выходные дни он не появлялся. Значит, случилось то, что и должно было случиться... Я быстро оделся и пошел ему навстречу. У подъезда Мирча отдавал рапорт: "За время дежурства никаких происшествий не случилось".
Комрад долгим изучающим взглядом смотрел ему в глаза, Мирча держал руку у фуражки, застыв, как изваяние, не мигая и не дыша. На лице и шее выступили бурые пятна.
Наконец Комрад махнул рукой - вольно, - и Мирча облегченно вздохнул, медленно, словно с опаской, опустил руку.
- Значит, все в порядке? - спросил Комрад в раздумье.
- Так точно! - снова вытянулся в струнку дежурный.
Комрад глянул на меня и словно что-то вспомнил.
- Продолжайте дежурство, - сказал Мирче и обратился ко мне: - Вы-то как раз и нужны мне.