Страница 28 из 29
Продолжая проводить параллели с Троянской войной, лучший друг Александра Гефестион возложил венок на могилу Патрокла. Трудно сказать, договорились друзья об этом заранее или же царский товарищ поймал нужный момент и действовал сообразно обстоятельствам. Наблюдая эту идиллию, остальное окружение базилевса могло только зубами скрипеть от злости. Если Александр – это Ахиллес, а Гефестион – Патрокл, то было от чего огорчиться царским военачальникам, которые могли оказаться в тени всемогущего фаворита.
Возможно, я и ошибаюсь, но мне кажется, что в этот момент Александр был действительно счастлив и не думал о том политическом значении, которое будет в дальнейшем предаваться этому мероприятию. Базилевс испытывал радость, что находится там, где жили, сражались и умирали великие герои, его предки, чьи имена он слышал едва ли не с рождения. Завоеватель всегда очень серьёзно относился к тому, что написано в «Илиаде», это были впечатления его детства, а они, как известно самые яркие. Александр был просто обязан побывать на древней земле Илиона, и он это сделал. Можно не сомневаться, что воспоминания об этом памятном дне царь сохранил до конца своих дней.
Но одно дело романтика, и совсем другое реальная жизнь. На тот момент Троя была небольшим селением, где находилось небольшое святилище Афины. По свидетельству Страбона, после победа при Гранике, Александр вновь прибыл в Трою. Там он украсил храм посвятительными дарами, назвал селение городом и распорядился восстановить все постройки. Население было объявлено освобожденным от податей. В дальнейшем Александр не забывал о Трое и после разгрома Персидской державы отправил её жителям послание, где обещал сделать город великим, а храм знаменитым. Также базилевс хотел учредить в Трое священные игры. Но все эти планы так и остались планами, поскольку смерть царя не позволила им осуществиться.
Правда, кое-что в этом направлении после смерти Великого Македонца сделал Лисимах. По приказу диадоха был отреставрирован храм Афины, а сам город обнесли стеной. Также в Трою переселили жителей из окрестных городков и селений. Однако со временем город снова пришёл в упадок и следующим, кто серьезно озаботился его благосостоянием, был Гай Юлий Цезарь.
После паломничества в Трою, царь прибыл в Арисбу, где стояла лагерем македонская армия. Ему уже было известно, что персидские сатрапы собрали крупные силы и выступили в поход. Александр двинулся им навстречу, занял города Лампсак и Гермот, где и узнал о том, что персидское войско покинуло город Зелея и подошло к реке Граник. Это место называли «Воротами в Азию» и, как заметил Плутарх, надо было биться за право входа. Но базилевс и его окружение жаждали решающей битвы, поэтому сложившаяся ситуация их вполне устраивала.
В персидском стане также большинство военачальников и сатрапов стремились к генеральному сражению. Но, прежде чем приступить к рассказу о битве на реке Граник, необходимо сделать небольшое отступление и вкратце рассмотреть вопрос о состоянии персидской армии к моменту македонского вторжения.
Я всегда придерживался мнения о том, что наиболее интересное и качественное исследование армии Ахеменидов сделал Ганс Дельбрюк. Немецкий учёный очень внимательно разбирает разные аспекты военной организации Персидской державы, а заодно разоблачает многочисленные мифы, которые были созданы историками древности по данному вопросу. К примеру, Дельбрюк категорически отметает сведения о многочисленных персидских полчищах, которые исчислялись в сотни тысяч воинов, и состояли из представителей различных народов, населяющих громадное государство. «Персидское государство состояло из национального персидского ядра и многочисленных подчиненных народностей. Из этих последних персидские цари не набирали бойцов. Месопотамцы, сирийцы, египтяне, малоазиатские народности составляли невоинственную, платившую дань массу; исключением являлись финикийские и греческие моряки, из которых, разумеется, комплектовались матросы для военного флота»[23]. Правда, к тому времени, когда на престол взошёл Дарий III, персидские цари начали призывать под свои знамена контингенты из восточных сатрапий. В них служили представители воинственных народов Средней Азии – бактрийцы, согдийцы и кочевники саки, которых античные историки называли скифами. Являясь великолепными наездниками, они составляли значительную часть кавалерии персидского царя. Поэтому нельзя не согласиться с мнением Дельбрюка о том, что «персы создавали свое войско на основе не количественного, но качественного принципа»[24].
Ядром армии Ахеменидов испокон веков были царские телохранители, в рядах которых служили представители высшей персидской элиты. Этот корпус насчитывал 1000 пеших и 1000 конных бойцов. Их отличительной чертой были золотые и серебряные шары на копьях, поэтому их называли «держатели яблока». Кроме корпуса царских телохранителей, который, несмотря на великолепные боевые качества всё же был малочисленным, основу персидской армии составляли части отборной пехоты, которых называли «бессмертные». Такое название они получили потому, что вместо погибшего воина в их ряды сразу же зачислялся новый боец, и численность отряда всегда оставалась неизменной – 10 000 человек. В отличие от большей части пехотных подразделений они были защищены тяжёлыми доспехами и вооружены копьями, мечами, боевыми топорами и луками.
Другой значительной силой, на которую опирались владыки Азии, были личные дружины персидских аристократов: «Надо представлять себе, что все сатрапы от Черного моря до Красного, вступая в должность, приводили с собою большую национально-персидскую дружину, из которой они набирали своих телохранителей и придворных, а также гарнизоны для наиболее важных укрепленных пунктов. Налоги и взимаемая сатрапом дань натурой давали ему возможность не только содержать эти дружины, но также пополнять их в случае нужды наемниками из воинственных племен, многие из которых оставались в этом огромном государстве в полунезависимом, а иногда и вовсе независимом положении»[25]. Советский военный историк Е.А. Разин также отметил, что именно персидские контингенты составляли основу армии Царя царей: «Наиболее боеспособными воинами в персидской пехоте были персы, мидяне и бактрийцы»[26]. Впрочем, данное высказывание можно с полным основанием отнести и к кавалерии. В целом Г. Дельбрюк делает, на мой взгляд, совершенно обоснованный и правильный вывод о том, что: «Персы были профессиональными воинами»[27].
Об этом свидетельствует вся система подготовки и вооружения персидской, а также мидийской знати, недаром античные авторы часто называют персов мидийцами. После завоевания Мидии царём Киром, персы очень многое переняли в военном деле у своих бывших врагов, особенно это заметно в организации тяжёлой кавалерии. До наших дней дошел рассказ Геродота о том, как знатные персы готовили своих сыновей к военной службе: «Доблесть персов – мужество… Детей с пяти до двадцатилетнего возраста они обучают только трем вещам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости» (I,136). Аналогичную информацию сообщает и Страбон: «С пятилетнего возраста до 24 лет дети упражняются в стрельбе из лука, в метании дротика, в верховой езде и борьбе… Перед утренней зарей учителя будят юношей звуком медных инструментов и собирают их в одно место, как бы на военный парад или на охоту. Разделив их на отряды по 50 человек и назначив предводителем каждого отряда кого-нибудь из сыновей царя или сатрапа, учителя приказывают бежать за предводителем, выделив пространство длиной в 30 или 40 стадий. Кроме того, учителя требуют от учеников отчета в каждом уроке и вместе с тем заставляют их громко говорить, упражнять дыхание и легкие, а также приучают переносить жару, холод и дожди и переходить бурные потоки, сохраняя при этом сухим оружие и одежду» (XXV,III,18). Пусть и очень отдаленно, но это похоже на воспитание рыцарей в Средние века. Поэтому сказки античных историков об изнеженных азиатах можно отбросить за ненадобностью.
23
Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. СПб.: Наука; Ювента, 1999. С. 62.
24
Там же. С. 63.
25
Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. СПб.: Наука, Ювента, 1999. С. 63.
26
Разин. Е. История военного искусства. М.: Полигон, АСТ, 1999. С. 85.
27
Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. СПб.: Наука; Ювента, 1999. С. 64.