Страница 22 из 25
В свете всех этих аргументов мы считаем возможным утверждать, что упомянутые эксперименты не доказывают, что фрустрация может вести к ослаблению агрессивности. После фрустрации психически нормальный человек становится более агрессивным (то есть более враждебным к фрустратору и к тем, кто с ним связан положительными отношениями), хотя его агрессия (как совокупность агрессивных, враждебных и разрушительных действий) может или оставаться на прежнем уровне, или усиливаться, или даже стать менее выраженным. В таких случаях возможно ослабление агрессии (но не агрессивности!) – мы это уже объяснили. Но данный вопрос связан также с так называемыми «опосредующими факторами», которые уже становились предметом психологических исследований. Исследованию когнитивных посредников агрессивного поведения человека мы посвящаем отдельную главу настоящей книги.
Нередко утверждается, что во многих экспериментах не удалось доказать, что фрустрация вызывает повышение уровня агрессивности испытуемых. Приводятся, например, примеры совершенно искусственных экспериментов, почти не напоминающих реальные ситуации жизни; таких экспериментов, в ходе которых используется известный нам метод («парадигма») А. Басса типа «учитель-ученик»: во время подобных экспериментов испытуемые («учителя») и без того применяют электрические удары при каждой новой «ошибке» учителя. Критики теории фрустрации-агрессии удивляются, что, когда число ошибочных ответов «ученика» превышает предполагаемые 30, они не увеличивают силу электрических ударов по сравнению с членами контрольной группы. Они должны были быть уязвлены тем, что являются «плохими учителями» и должны были стать более агрессивными. Мы считаем, что искусственность и малозначимость ситуации, осознаваясь испытуемыми, могли предотвратить повышение уровня их агрессивности, нейтрализуя влияние дополнительных фрустраторов.
И еще один важный момент следует учесть при оценке таких исследований: если уровень агрессивности испытуемого под воздействием фрустраторов повышается, то это вовсе не значит, что он обязательно должен публично выразить свою повышенную агрессивность. Ведь фрустраторы вызывают внутреннюю готовность к агрессивным действиям (агрессивную установку и эмоции злобы и гнева), которая может реализоваться, а может и нет. Лучше было бы обратить внимание на то, какие ингибиторы агрессии существовали в экспериментальной ситуации. Возможно, что под влиянием каких-то тормозящих агрессию механизмов испытуемые находили другие способы психологической самозащиты, например регрессию, как это показано еще К. Левиным и его сотрудниками много лет назад.
Отметим сразу, что такая критика, достаточно широко распространенная в настоящее время, справедлива лишь отчасти. Она справедлива, поскольку обращает внимание на такие случаи, когда фрустрация не вызывает агрессивного ответа: фрустрируясь, люди, во всяком случае внешне, могут вести себя неагрессивно и использовать стратегии ухода или другие неагрессивные психологические защитные механизмы.
Но отчасти эта критика несправедлива и является следствием слишком узкого понимания фрустратора и фрустрации. Так, Р. Бэрон и Д. Ричардсон критикуют известный эксперимент Малика и Маккендлеса, показывая, что когда сообщник психологов не дает детям закончить выполнение серии простых заданий, испытуемые становятся более агрессивными, чем те, кто имел возможность закончить работу. Описав эту часть эксперимента, авторы затем обнаруживают, что во время эксперимента сообщник психолога не просто мешал испытуемым, «…но и отпускал в их адрес ряд саркастических замечаний, которые вполне могли вызывать ярость. Итак, необходимо определить, что послужило причиной более высокого уровня агрессивности испытуемых из первой группы – то, что им мешали, едкие замечания или же оба этих фактора?»[79]. Авторы не считают едкие замечания фрустраторами, убеждены, что эти дополнительные факторы сделали эксперимент некорректным и недоказательным. Но с данным выводом трудно согласиться. Дело в том, что экспериментатор использовал сложный стресс-фрустратор, состоящий из физических и вербальных действий. Более того, даже только саркастические замечания в адрес тех, кто выполняет целенаправленную деятельность, являются фрустраторами, поскольку, отвлекая их внимание и вызывая в них отрицательные чувства, препятствуют выполнению деятельности. Более того, они вполне могут дезорганизовать ее. Они, кроме того, фрустрируют я-концепцию исполнителей, вследствие чего у последних должны возникать чувство оскорбления, мотив самозащиты и агрессия. Правда, было бы интересно отдельно исследовать роль только таких словесных стресс-фрустраторов. Мы считаем, что словесные оскорбления – это не просто «предпосылки» агрессии, как считают Бэрон и Ричардсон, а самые настоящие и мощные фрустраторы. Исследования А. Бандуры, Л. Берковица, Р. Джина и ряда других экспериментаторов доказывают, что во многих случаях (если не всегда) фрустрация вызывает агрессивное поведение.
§ 11. Воображение и агрессия
Воображение – внутренний психический процесс, осуществляемый с помощью различных психических образов – зрительных, слуховых, тактильных и т. п. Работа воображения приводит к образованию новых комбинаций образов. Когда эти ассоциации представляют собой решения значимых задач, то можно уже говорить не столько о воспроизводящем, сколько о творческом воображении. Это два основных вида воображения, причем воспроизводящее воображение, представляя собой возвращение в сферу сознания уже готовых ассоциаций образов из памяти, лежит в основе творческого воображения. В нашей повседневной жизни воображение выступает в форме дневных грез, которые частично осознаются человеком, сновидений, различных типов галлюцинаций и других психических процессов.
Для чего природа создала воображение? Не является ли оно излишеством? Почему звучит оскорбительно, когда мы говорим о человеке, что он лишен воображения?
Оказывается, велика роль воображения в жизни людей. Оно выполняет целый ряд функций. Когда человек оказывается в проблемной, то есть трудной и неопределенной ситуации, то, пытаясь сформулировать гипотезы, предвидеть будущее, составлять планы своих действий – во всех этих и других случаях – он, кроме своей памяти, восприятия и мышления, в значительной степени опирается на воображение. Мощное развитие воображения оказывает разностороннее и глубокое влияние на все стороны личности, способствует ее созреванию и творческой активности.
Одной из важнейших является психозащитная функция воображения. Когда мы говорим о защитных функциях воображения, скорее всего имеем в виду такую его разновидность, как фантазия. В отличие от обычных процессов воображения, которые бывают, как мы видели, воспроизводящим и творческим, фантазия имеет следующие особенности: а) она значительно больше оторвана и удалена от повседневных впечатлений и забот человека; б) человек, фантазируя, создает больше новых и необычных сцен и выдумок; в) внутренняя мотивация фантазий более глубокая, она выражает более интимные, сокровенные желания и мечты личности; г) фантастические образы насыщены более глубокой эмоциональностью, чем обычные результаты работы воображения. Фантазия играла большую роль в истории культуры человечества, она способствовала созданию легенд, сказок и мифов, систем представлений об идеальном устройстве общества, творчеству в области науки и искусства.
Имея такие особенности и возможности, фантазия играет значительную роль в процессах психической самозащиты и компенсаторной активности личности. В частности, сновидения, во всяком случае значительная их часть, являются разновидностью фантазии и играют психозащитную роль: они охраняют психику от вредного воздействия фрустраторов[80].
79
Бэрон Р., Ричардсон Д. , указ. соч., с. 127.
80
См.: Налчаджян А. А. Ночная жизнь. Ереван, “Огебан”, 2000.