Страница 36 из 46
Существуют прямые указания на участие самых влиятельных лиц, вплоть до представителей царствующей династии, в судьбе подозреваемых, в решениях о смягчении участи или освобождении от следствия. Хорошо известна роль А. Ф. Орлова в принятии решения об освобождении от суда его брата, влиятельного участника Союза благоденствия М. Ф. Орлова. Есть подобный пример, прямо относящийся к прощенным декабристам. В дневнике Александры Федоровны имеется запись о ее беседе с А. Ф. Орловым, датированная 22 декабря 1825 г.: «Я просила его придти, так как хотела спросить его о Федоре Барыкове и узнать, действительно ли он невинен… Сначала мы говорили о Федоре; слава богу, он чист – иначе это было бы ужасно для Varette [В. П. Ушаковой, фрейлины Александры Федоровны. – П. И.]…»[309]. Влияние подобного рода интереса императрицы к одному из подследственных могло быть достаточно значимым при решении его участи.
Определенное воздействие могли оказывать и прямые ходатайства членов императорской семьи и ближайших к ней лиц за арестованных. Влияние посторонних факторов на ход следствия особенно ощущается в фактическом изъятии из расследования Л. П. Витгенштейна, И. А. Долгорукова, И. П. Шилова, П. П. Лопухина. Большие возможности влияния на расследование имели отцы Лопухина и Витгенштейна – председатель Комитета министров П. В. Лопухин и главнокомандующий 2-й армией П. Х. Витгенштейн. Видимо, свою роль сыграла близость Долгорукова и Шилова к брату Николая I Михаилу Павловичу: его заступничество могло оказать большое влияние на решение их дел. Однако акты официального прощения не могли изменить личной позиции императора. Сохранился рассказ В. А. Олениной, относящийся к Долгорукову. По ее мнению, «Долгорукой был очень умен, с большими способностями». Описывая личные качества князя, рассказчица особо остановилась на негативном отношении к нему первого лица государства как наиболее значимом и характерном факте, сопроводив его, очевидно, распространенным в светском обществе рассказом о прощении Ильи Долгорукова в 1826 г.: «К[нязь] Илья Андре[евич] Долгорукой просил в[еликого] к[нязя] Мих[аила] Павловича испросить ему у Госуд[аря] прощения, что великий князь и исполнил, но Госуд[арь] простил, жестоко говоря: „Если ваша гнусная жизнь вам так дорога, я вам ее дарю“. Потом на бале… он, видя Долгор[укого], стоявшего возле окна, с которого шнур упал ему на плечо возле самой шеи, он ему сказал: „Mon p[rin]ce, prenez garde, le corde vous tombe au соu“»[310]. Рассказ, сохранившийся в виде светского анекдота, передает отношение первого лица государства к спасшемуся бывшему участнику декабристской конспирации. Следует иметь в виду, что И. А. Долгоруков был старшим братом пользовавшегося благосклонностью императора будущего шефа жандармов В. А. Долгорукова, в 1825 г. офицера наделенной особым доверием Николая I Конной гвардии.
Таким образом, нужно признать несомненным влияние родственных связей с близкими ко двору семьями, близости к императорской семье, а также и служебных связей некоторых из участников тайных обществ на исход расследования.
Самый любопытный и отчасти трудно объяснимый случай, связанный, по нашему мнению, с влиянием фактора служебных связей, – это исход дела В. Д. Вольховского. Отсутствие наказания в его отношении не вполне понятно, это единственный пример, когда, строго говоря, установленный член Северного общества, принимавший участие в обсуждении программы действий организации, избежал наказания. Возможно, имело место заступничество прежнего (до 1824 г.) или настоящего руководства Главного штаба – П. М. Волконского, И. И. Дибича, А. Н. Потапова. Сыграла свою роль известность Вольховского как участника экспедиций в Среднюю Азию, а также, не исключено, его служебные способности, известное усердие к службе, ценившееся государем, репутация дельного способного офицера.
Сохранившиеся прошения родственников о помиловании или смягчении участи арестованных доносят до нас ту аргументацию, которую использовали их авторы для обоснования своей просьбы. Помимо апелляции к христианским чувствам милосердия к «заблудшим», дополнительным основанием для чего служил молодой возраст, чаще всего в этих документах вновь фигурирует весьма примечательная ссылка на «вовлечение злонамеренными людьми» в заговор, чем и объяснялся факт участия в «злоумышленном» тайном обществе и антиправительственном мятеже[311].
Несомненным фактором воздействия на следствие являлось высокое статусное положение некоторых из обнаруженных следствием членов тайных обществ. Привлечение их к следствию, а тем более наказание, могли повлечь за собой значительный и нежелательный для правительства резонанс в обществе и за границей. В совокупности с другими причинами и обстоятельствами данный фактор приобретал серьезное значение, что также способствовало освобождению от расследования ряда лиц. Наиболее четко просматривается влияние нежелательности привлечения к процессу П. В. Лопухина, А. А. Суворова (как внука полководца, известного всей Европе), Л. П. Витгенштейна.
Важным обстоятельством при решении об освобождении также являлось отсутствие серьезных уличающих показаний на момент прощения, касавшихся главных предметов расследования: планов покушения на императора и военного выступления. В случае отсутствия «важной вины» легче было получить прощение, – и, естественно, выносить решения о прощении. Об этом прямо свидетельствуют примеры Суворова, Моллера.
В каждом случае можно выявить то или иное сочетание нескольких перечисленных причин, – очевидно, это сочетание в итоге дало основание для прощения или освобождения от наказания. Но определяющим фактором явилась все же, по нашему мнению, непринадлежность большинства освобожденных к тайному обществу, возникшему после 1821 г., отсутствие данных, говорящих в пользу осведомленности подследственного о политической цели конспирации.
Сам факт освобождения из-под ареста без наказания, подтвержденный выдачей соответствующего документа о «невинности» освобожденного, факт кратковременного расследования без ареста, либо, наконец, непривлечения к допросам оказывал определенное влияние на последующее восприятие степени причастности такого лица к «делу», в первую очередь, в ходе следствия, а затем и в общественном мнении. Несомненно, все это трактовалось как свидетельство о невиновности освобожденного, непричастности к политическим замыслам осужденных.
Итак, можно констатировать, что при анализе актов помилования и освобождения от наказания выявляются мотивы прощения: официально заявленные и реальные. Официальное обоснование причин освобождения некоторых из участников заговора заключало в себе ссылку на слабую степень «прикосновенности» освобожденных от наказания членов тайных обществ, которая вдобавок «извинялась» молодостью и кратковременностью «заблуждения». Мы уже видели, какие формулировки оказались отраженными в справках «Алфавита» Боровкова о А. А. Суворове, С. Н. Жеребцове, Ф. В. Барыкове. В обществе было распространено представление о полной «невинности» освобожденных, как бы удостоверенной во время кратковременного расследования, что часто не соответствовало действительности.
В чем причина отчетливо выразившейся незаинтересованности следствия в наказании лиц менее замешанных, но все же серьезно причастных к открывшемуся делу? Прежде всего, напрашивается простое объяснение: перед нами стремление власти ограничить рамки процесса – от этого зависели скорость в продвижении и успех следствия. Думается, эта причина действительно имела место, вызвав к жизни ряд распоряжений императора, зафиксированных в документах следствия, смысл которых состоял в ограничении направленности расследования главными лицами и главными обвиняющими статьями. В то же время, перед властью стояла и другая задача: ограничить размер выявленного тайного общества, чтобы снизить резонанс от масштабного политического заговора как внутри России, так и за ее пределами. Большие цифры привлеченных к расследованию и ответственности лиц могли негативным образом сказаться на облике власти и нового императора, вызвать нежелательное впечатление в широких общественных кругах, подтолкнуть к заключениям о серьезном недовольстве правительством в России или оппозиции широких дворянских кругов, влиятельных сановников и т. д. Тем более, что достаточно заметная часть членов первых тайных обществ значительно продвинулась по служебной лестнице к моменту начала следствия, и к 1826 г. многие из них находились в высоких офицерских и генеральских чинах.
309
Междуцарствие. С. 92.
310
«Князь, берегитесь, веревка касается вашей шеи» (франц.). См.: Декабристы. Летописи Государственного Литературного музея. Вып. 3. М., 1938. С. 487. Письмо В. А. Олениной П. И. Бартеневу (1869 г.).
311
РГИА. Ф. 1409. Оп. 2. Д. 4580. Ч. 4. Л. 14–16. См. также: «Государь! Исповедую тебе яко боящийся Бога»: Прошения родственников декабристов о помиловании арестованных. 1826 г. / Вступ. ст. и публ. П. В. Ильина// Исторический архив. 2001. № 1. С. 156–177.