Страница 16 из 18
– А ну-ка, полезай в кузов, подбери себе и всем остальным, что понравится…
В один миг я оказалась наверху и стала выбирать друзьям по одной вещи, почему-то перечисляя по именам:
– Мариет, это тебе! Асланчик, это тебе! Это Нине, Саре, Махмуду…
Закончив выбор, я вылезла из-под брезента и стала ждать, когда меня спустят на землю. Но не тут-то было! Водитель строго спросил:
– Почему ты себе ничего не взяла?
Я отвечаю:
– У меня всё есть, мне ничего не надо! – хотя каждая из вещей привлекала меня и пришлась бы по душе.
Он, видимо, всё понял и, поднявшись в кузов, молча стал развязывать другой мешок, порылся в нём и достал зелёный плащик и беленький беретик с оригинальным хвостиком на макушке, и с улыбкой, сильно изменившей его лицо, вручил мне этот подарок. Радости моей не было предела, эти вещи мне так понравились, особенно плащ. Мы ещё долго потом бежали за уходящими машинами, махали руками, счастливые и радостные…
Но, к сожалению, надеть обновку сразу не было никакой возможности. Стояли знойные дни, воздух был сухим и пыльным. Если какие-то темноватые тучки задерживались над селом, я быстренько надевала свой драгоценный плащ и выбегала на улицу, замирая в ожидании. В один из таких моментов меня подозвала соседка, тётушка Натуг, и говорит:
– Луизочка, детка, прошу тебя, не надевай свой плащ, пока не пойдёт настоящий дождь. Я думаю, это будет скоро…
И как в воду глядела! Вскоре с неба хлынул обильный грозовой поток, я тут же натянула свою ненаглядную обновку и, широко раскинув руки, с радостным криком побежала навстречу тёплому и столь долгожданному дождю, с громом и даже молнией… Весь день мы с подругами ликовали, шлёпали по лужам, по очереди переодеваясь в мой зелёный плащ. Была такая радость, что светлая память о ней осталась на всю жизнь…»
Рассказ мамы об этом случае Мурат мог слушать множество раз, отлично понимая причины радости тогдашней ребятни по поводу маленьких, но таких желанных счастливых мгновений. Ведь с самых малых лет ему нравилось, когда люди улыбаются друг другу…
Когда семья выросла количественно и у Мурата появились сёстры, он стал чувствовать себя не только старшим по возрасту, но и ответственным за успехи в школе всех Ахеджаков, в том числе и за наличие оптимизма, хорошего настроения, справедливо считая, что заряженность любого человека позитивностью в большой степени зависит от общей доброжелательности, и прежде всего, конечно, в семье.
Луиза рассказывает, что перед началом учебного года ей приходилось ездить в Краснодар, чтобы приобрести для детей одежду, обувь, другие необходимые вещи. Дело это было довольно хлопотное. Времена были не те, что сейчас, когда главная трудность заключается в том, чтобы правильно сориентироваться в товарном многообразии. В ту пору важно было найти нужное, а в обстановке всеобщего дефицита это было совсем не просто. Дети за лето вытягивались, вырастали из привычных размеров, и проблема их экипировки была достаточно непростой.
В семейном кругу на Дне рождения мамы
Луиза готовилась к этому загодя, заранее предвидя трудности пешего путешествия по краснодарским магазинам. Когда Мурат подрос, она стала брать его с собой в качестве советчика, ну и, конечно, носильщика. Он вырастал в крепкого и сильного парня, и к тому же хорошо разбиравшегося в хитросплетениях тогдашнего товарного дефицита. Безропотно таскал за мамой тяжеленную сумку, без всяких жалоб перенося испепеляющую кубанскую августовскую жару. Да и задача была не для слабых. Иногда они присаживались на парковую скамейку, чтобы передохнуть, попробовать мороженое, выпить водички, съесть захваченный из дома чебурек. Мурату явно нравилась городская суматошная жизнь, да и Краснодар, потонувший в тенистой густой зелени, тоже.
Пройдёт чуть больше десяти лет, и во многом его жизнь будет связана с этим дорогим его сердцу городом – он станет управленцем высокого уровня, вице-губернатором, одним из тех, кто определяет уровень жизни крупнейшего региона страны. Но даже проезжая по краснодарским улицам уже в служебном автомобиле, он часто говорил попутчикам:
– Вон в том тенистом уголке мы с мамой ели замечательный кубанский пломбир. Так хотелось привезти его домой, да вот ни разу не получалось – по дороге быстро таял…
Мурат никогда не дистанцировался от тех лет, когда был простым и мало кому известным парнем из небольшого адыгейского аула, и чувство сопричастности к среде, которая вырастила и воспитала его, впоследствии часто определяло его управленческие решения.
Луизу некоторые факты даже озадачивали, особенно когда после окончания школы они приехали в краевой центр, чтобы приобрести экипировку для студенческой жизни сына. А купить надо было немало – и пальто, и спортивный костюм, и обувь, и другие необходимые мелочи – рубашки, майки… И всё, чтобы было не хуже, чем у других! «Сын вырос вон в какого красавца, – думала мать. – Разве можно, чтобы он выглядел беднее остальных!» Конечно, с деньгами были трудности, но что-то скопили для такого случая…
Мурат безропотно тащил на плече большущую спортивную сумку, но почти у каждого прилавка начинался тихий спор…
– Мам! – шептал он прямо в ухо. – Всё! Мне больше ничего не надо… Давай лучше бабушке что-нибудь подберём. Вон посмотри, какой симпатичный свитер. Тёплый, из чистой шерсти. Да и платок, вон тот, очень ей подойдёт… Правда?..
– Всё, уговорил! – вспоминает Луиза. – Купили кофту, купили платок бабушке… Потом что-то мне, сёстрам… Мурат, несмотря на тяжесть поклажи, был счастлив…
Он вообще был из тех людей, которые больше радуются не когда получают подарки, а когда дарят их. Это у них наследственное. В ту поездку на улице Красной оказалось немало нищих. Я знаю, у многих они вызывают не самые лучшие чувства. «Какие такие беды выгоняют людей на улицу с протянутой рукой? Иди работай, и всё необходимое у тебя будет…» – рассуждаем не без резона.
У многих, но только не Луизы! Она даже откладывала немного денег, чтобы раздать их нищим, более того, и алкоголикам, от которых за версту несло вечным несчастьем. Когда однажды она попросила сына разменять двадцатипятирублёвую купюру, чтобы подать милостыню очередному бродяге, Мурат молча выполнил её просьбу и, положив в картуз нищего пятирублевую бумажку, тихо сказал, склонившись к материнскому плечу:
– Мам, как же хорошо ты сделала… Спасибо тебе за этот пример!
Он понимал, а с возрастом – тем более, что разные пути приводят человека в состояние бомжевания, иногда и не совсем праведные, и тем не менее, нищим подавал всегда. Так уж была устроена его внутренняя душевная организация – близко к сердцу принимать судьбы немощных и обездоленных людей. Может быть, даже слишком близко для человека его служебного уровня.
Луиза рассказывала, что когда однажды она увидела по телевидению ужасающие кадры в станице Камышеватской, где в ночном пламени, мгновенно охватившем ветхое здание стариковского приюта, погибли десятки немощных постояльцев, у неё буквально оборвалось сердце, и не только от пожара. Дело в том, что в одном из угарных эпизодов она увидела сына, худого, почерневшего, совсем не похожего на того Мурата, который ослепительной улыбкой заставлял оттаивать любую душу. Луиза схватилась за сердце – сын только-только вернулся с очередной тяжёлой операции и вместо того, чтобы лежать под капельницей, стоит вот тут, посреди подавленной горем толпы, ещё более истощённый, заросший, с ввалившимися щеками, с тоской и видимой болью в глазах, размахивая руками, что-то говорит, говорит…
Через три дня он появился дома, измученный и до предела уставший:
– Ты даже не представляешь, мама, что мне пришлось пережить! Пожар – это, конечно, страшно! Но ещё страшнее другое – ведь некоторых из этих обездоленных стариков родственники не навещали десятки лет, а прослышав о материальной помощи, что положена в таких случаях, тут же слетелись, как вороньё… Понятно, что лично им помогать никто не собирается, что сразу внятно объяснили. И что ты думаешь? Они тут же развернулись и демонстративно уехали, не дождавшись даже похорон… Боже мой! Что творится в этом мире… Почему алчность разъедает душу, как саркома… Разве можно жить с таким грузом?.. У них же дети, даже внуки. Они смотрят и выводы делают…