Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 18

Да простит меня Господь за возражения классикам, но больше (во всяком случае, не меньше) у горцев почитались не кинжал и сабля, а плуг, мотыга, жернова, каменные крупорушки, лесорубные топоры и каменотёсные инструменты. Почитаешь романы Машбаша – и ещё раз убедишься, что тягловые волы у адыгов ценились не ниже, чем ездовые скакуны, а боевая сабля шла наравне с кузнечным горном.

Я думаю, даже сегодня ни единую адыгейскую семью, особенно сельскую, невозможно выдернуть из исторического контекста, а уж тем более такую, как Ахеджаки и Уджуху, имеющие длинную родовую летопись. Им, как двум горным ручьям, суждено было слиться в единый поток благодаря брачному союзу Казбека Ахеджака и Луизы Уджуху, родившейся тоже в ауле, и тоже небольшом, – ауле Габукай Теучежского района.

С этим местом связана практически вся жизнь рода Уджуху – и горести, и радости, и становление большой семьи. Здесь родились отец и мать Луизы, здесь так счастливо зарождался их сердечный союз, и здесь так трагически всё закончилось.

Юсуф, несмотря на то, что окончил педучилище и учительский институт в Краснодаре, недолго был учителем – ушёл всё-таки из школы. Время было тревожное, Германия лязгала оружием, горела земля Испании. Молодая советская республика, которой со всех сторон угрожали европейские мастодонты, формируя Красную армию, делала ставку на новые поколения, на молодёжь, охваченную патриотическим энтузиазмом. Во всех источниках информации звучали тогда призывы: «Комсомол – на самолёт!», «Красный флот ждёт молодых романтиков!», «Комсомол – Красной армии!».

Первокурсница Луиза Ахеджак. 1959 г.

Дедушка Мурата Юсуф Уджуху. г. Горький, 1958 г.

Боевая Труба позвала и Юсуфа. В год рождения дочери он поступает в Бобруйское пехотное училище и буквально за несколько дней до начала войны, 10 июня 1941 года, получает звание лейтенанта и диплом с отличием. Через несколько дней он уже командир взвода 1136-го стрелкового полка 155-й дивизии, которая дислоцируется на Западной границе. Время было тревожное, и даже домой не успел заехать молодой лейтенант. А в ночь летнего противостояния полк разбудили первые выстрелы. Это они, юные лейтенанты сорок первого, сердцем своим закрыли ещё спящую страну…

Из трёх братьев Уджуху – Рашида, Адылгирея и Юсуфа – раньше всех в армию ушёл самый младший – Юсуф. Он стал одним из первых советских офицеров-адыгов, и его личная судьба на долгие годы переплелась с ратной судьбой отечества, которому он был верен до последнего своего часа, отдав армии почти тридцать лет жизни. С первых минут войны как кадровый военный сразу вступил в бой. Испытал всё – отступление, окружение, отчаянные рукопашные схватки при прорыве вражеских цепей, гибель боевых друзей, горькие вести из дома. Все фронтовые испытания – всё, кроме плена. А вот старший брат – Рашид – в плену побывал, прошёл все круги лагерного ада. Когда вернулся домой, трудился в местном колхозе, но прожил недолго.

Но самая трагическая судьба выпала на долю среднего – Адылгирея. Он увлекался поэзией, как журналист принимал активное участие в организации первых поэтических вечеров в Майкопе, слыл творческой, одарённой личностью. Адылгирей ушёл на фронт добровольно. Ему казалось, что он не может быть в стороне, когда народ воюет, когда братья уже в боевом строю, когда трагически гибнут безвинные души – юная невестка, прежде всего…

Когда погибла Самет, трёхлетняя Луиза, в сущности, осталась сиротой, поскольку отец, воевавший на Западном фронте, в любой момент мог сгореть в пламени страшных боёв – армия ещё отступала. Крохотной девчушке трудно было понять, что мамы уже нет, но рассказы о ней стали заполнять её маленький мир, в который с испепеляющей жестокостью ворвалась война, вот так сразу отняв и мать, и лишив на долгие годы отца.



Юсуф Уджуху был трижды ранен, однажды – очень тяжело, но всякий раз после госпиталя возвращался на фронт. Последнее его сражение, упорное и жестокое, состоялось под Кёнигсбергом, под крепостными стенами старой прусской столицы, которую немцы защищали с упорством маньяков.

У него было несколько боевых орденов и особо почётная для адыга медаль – «За оборону Москвы». Военная судьба бросала его в разные места, все одинаково опасные, но эта судьба, словно услышав материнские молитвы, в конце концов, пощадила его.

В Габукай с фронта редко приходили письма, свёрнутые нехитрым солдатским способом – треугольником, но если приходили, то откуда – никто не ведал. Номер полевой почты – и всё! И только после 9 мая стало ясно, какие дороги пришлось пройти Юсуфу, прежде чем он добрался до родного дома.

Луиза рано узнала, что её отец – военный, и всегда с гордостью рассматривала фронтовую фотографию, на которой папа – в форме офицера. А вот от мамы остался только неясный снимок, с которого застенчиво улыбалась ослепительно красивая девушка…

Сказки бабушки Гошехурай

– Что хорошо помню, – рассказывает Луиза, – так это рассказы старших о моей маме, особенно истории бабушки по отцу, Гошехурай, и её дочери, тёти Цацы, моей кормилицы. Говорили, что Самет была удивительно живой, доброй, с сияющими счастливыми глазами, к тому же Аллах наградил её замечательным голосом. Она часто пела мелодичные песни, которые слышала во время радиопередач и запоминала на слух. Аульчане ещё долгие годы вспоминали её, искренне оплакивая. Я помню, как в детстве часто ловила на себе жалостливые взгляды соседей, которые заранее считали меня круглой сиротой. Так вполне могло быть, поскольку после очередного госпиталя папа снова и снова возвращался на фронт…

Но если говорить откровенно, Луиза никогда не ощущала себя потерянной, а уж тем более – лишённой заботы. Мать и отца ей заменила бабушка, та самая Гошехурай, и её дочь Цаца, которые сделали всё возможное, чтобы маленькое дитя как можно быстрее вышло из ощущения сиротства. Она постоянно была окружена семейной любовью и опекой. Луиза росла вместе с сыном Цацы, своим двоюродным братом Сагидом Пшимафовичем Катбамбетовым. Они и теперь, когда Сагид уже стал уважаемым человеком, опытным инженером-механиком, главой семьи и отцом троих детей, продолжают дружить семьями. Ведь несмотря на техническую профессию, Сагид продолжал, как в детстве, увлекаться поэзией, помня наизусть многие стихи Пушкина, Лермонтова, Маршака, Теучежа… И это было, несомненно, влияние их родной бабушки, по тем временам – уникального человека, одной из самых образованных женщин довоенной Адыгеи. Не секрет, что в ту пору коренное сельское население только постигало азы грамотности. Юная Гошехурай, как губка, впитывала в себя поток знаний, которые несло в далёкие аулы новое время. Поэтому именно книга стала её постоянным спутником…

– Она и Цаца были самыми начитанными людьми из тех, кого я когда-либо встречала, – вспоминает Луиза. – Уже потом, много лет спустя, и Муратик завороженно слушал бабушкины рассказы. Гошехурай знала множество сказок и народных сказаний. Мало того, она доносила их до слушателя столь проникновенно, что оторваться от этих рассказов было невозможно. Вечерами, когда мы гостили у бабушки Гошехурай, Муратик пристраивался рядом на диване и, затаив дыхание, слушал. Иногда только спрашивал: «Наночка, а дальше что было с этим Былагъуц?» Былагъуц – герой бабушкиного повествования…

Одолев всю аульскую библиотеку, Гошехурай пошла дальше. Друзья Адылгирея открыли для неё абонемент в областном центре и присылали в аул книги, причём рядом с новинками всегда шли произведения адыгейских писателей на родном языке. Она владела им в совершенстве, прививая и внукам любовь к родному языку, а заодно и уважение к национальным обычаям и традициям, прежде всего – почтение к старшим и любовь труду.