Выбор единорога

Священнослужители удалились. Палач приковал узницу и тоже собирался выйти, когда решил найти обломок меча. Вместе с ним он нашел и рог. Чуть поколебавшись и убедившись, что его никто не видит, он поспешно запихнул диковинку за пазуху.

Андре плохо помнил свое заточение. Те несколько дней слились для него в один. Отчаянье и горе душили его. Все это время юноша просидел в углу, погруженный в себя, игнорируя еду и не обращая внимания на внешние раздражители.

А вот казнь каждым мигом врезалась, выжглась в его памяти. Андре под охраной ранним утром вывели на площадь, где уже собирался народ. Кандалы не надели, просто связали руки за спиной. Стоило увидеть сложенный на эшафоте костер, как тотчас все стало ясно. Сердце ухнуло куда-то вниз, отказываясь биться.

Вскоре вывели его мать. Та шаталась от слабости, ноги не слушались ее, лицо превратилось в восковую маску, а посреди лба зияла кровоточащая рана. У Андре что-то оборвалось внутри. Рог… Они вырезали ей рог! Это конец! Верная смерть! Андре стиснул зубы, чтобы не завыть.

Проходя мимо сына, Верина нашла в себе силы улыбнуться ему. Собственная смерть ее не страшила, главное, он будет жить! Поэтому она гордо взошла на эшафот. Ее привязали к столбу, и епископ зачитал приговор - сборник нелепиц.

Андре смотрел, не в силах отвести взгляд. Рядом оказался святой отец, сжавший его плечо и тихо говорящий:

– Не смотри, мальчик. Отвернись. Тебе не годится видеть это.

Но Андре ничего не чувствовал и не слышал. Его взгляд оставался прикованным к эшафоту. Вот палач подошел к его матери, а когда отстранился, то ее тело безжизненно обвисло. Перед тем, как сжечь, ее задушили. И это можно расценивать как акт милосердия. Сгореть заживо - очень страшная смерть.

Заполыхал костер, а Андре стоял и смотрел, словно вкопанный, даже, кажется, не дышал. Ни звука, ни всхлипа не срывалось с его губ, только слезы текли по щекам, которых сам парень даже не замечал. Потом он не раз задавался вопросом: как ему удалось сдержаться, не потерять контроль и не превратиться. Тогда на него словно ступор нашел.

Когда все было кончено, и люди начали расходиться, стражники повели Андре к уже готовой к отправке телеге. Так, под надзором двоих крепких стражников, его и отправили в монастырь.

Дорога была извилистой и трудной, так как святая обитель находилась в весьма глухом месте. Но Андре было все равно. Он полностью замкнулся в себе. Ничто его не трогало.

Сдав парня с рук на руки монахам и объяснив в чем дело, подтвердив слова эдиктом епископа, стражники поспешили укатить восвояси.

Как ни странно, но братья-бенедиктинцы отнеслись к юноше очень благожелательно. Возможно, одной из причин стала внешность Андре. Со своими тонкими чертами лица, длинными белокурыми волосами и бездонными синими глазами, даже своей немотой он походил на ангела.

До сих пор Андре не проронил ни слова и не собирался выдавать себя впредь, так же как и совершать необдуманных поступков. С гибелью матери что-то непоправимо изменилось в нем самом. Все человеческое куда-то ушло, уступив место холодной расчетливости и цинизму, а также инстинкту выживания. Столь не свойственные в таком юном возрасте качества. Лишь много лет спустя Андре понял, что в ту пору звериная сущность взяла над ним верх, дабы сохранить разум.

Поначалу парень вместе с другими послушниками и монахами выполнял различную работу в поле или монастыре, пока настоятель не обнаружил феноменальную способность Андре к обучению. Тогда его начали учить грамоте, дабы сделать писцом. Многие книги монастыря изветшали и нуждались в переписи. К тому же немота для подобной профессии лучшая рекомендация.

Андре был несказанно рад этому новому занятию, поэтому обучение шло очень быстро. Наставники не переставали хвалить его.

Но все же жизнь в монастыре оставалась тяжелой и имела свои минусы. Как то неусыпный надзор и наказание за малейшие провинности, приобщение к церковной жизни и последующему постригу ("немота" хотя бы спасала Андре от заучивания молитв, к тому же он не видел в этом никакого толка) и воспитание абсолютной покорности и аскетизма. Это юноше давалось особенно тяжело и пугало больше, чем самый тяжелый физический труд. Но он давно запер все чувства глубоко внутри, решив, что ему надо просто выучиться, и тогда можно идти на все четыре стороны.

Так Андре провел в монастыре два года. Два года он не проронил ни слова, и ни разу не принимал своей истинной сути, хотя однажды снизошло понимание, что он может сделать это в любой момент.

Наступила вторая весна в монастыре, и Андре всерьез задумался, что пора и честь знать. Вся его натура рвалась прочь, подальше от тесных каменных стен монастыря. Окончательную точку в этом решении поставил брат Франц, который начал относится к молодому послушнику вовсе не по-братски. Сначала это были лишь намеки, и "немой" Андре усиленно делал вид, что ничего не замечает. К тому же неискушенный парень в самом деле смутно представлял, что от него хотят.

Послушникам запрещалось выходить без сопровождения за пределы монастыря, но нужно было пасти овец и коз обители, поэтому обычно эту работу выполняли монах и два послушника. Чем и воспользовался брат Франц.

Они, как и положено, вышли втроем, но третьим оказался туповатый Анхель - родня была рада избавиться от него, отдав в монастырь. Парень годился только для самой примитивной работы и умом так и остался пятилетним ребенком.

Стоило выгнать стадо на пастбище, как брат Франц тотчас начал свои притязания. Сначала издалека, но потом все ближе и настойчивее.

– Ты такой красивый! - подсаживаясь рядом и ловя недоуменный взгляд парня. - Настоящий ангел! А ангел не должен отказывать в своей благодати. Ну же, иди ко мне. Такой скромный, такой добродетельный.

Монах начал откровенно распускать руки, а Андре после заключения вообще не терпел, когда к нему прикасаются. Поэтому ошеломленный брат Франц услышал приятный, но холодный как лед, голос:

– Пошел вон!

– Что?

Монах хлопал глазами, потом решил, что ему показалось, а глаза парня горят вовсе не от гнева, и возобновил попытки. Еще секунду спустя он получил копытом в лоб. Последнее, что увидел брат Франц, - это серебристо-белую морду с длинным сияющим рогом.

Обернувшись единорогом, Андре коротко всхрапнул и, решив, что святой обители с него достаточно, скрылся в лесу. В монастыре попричитали, сделали зарубку о внеочередном чуде, так как то, что рассказал Франц, было или чудом или бредом, поставили свечки кому надо, на том и успокоились.

А Андре окунулся в лес, словно очутившийся на свободе дикий зверь. Он несся сквозь чащобу, не зная устали и ничего не опасаясь. Голод ему не грозил, хищники тоже. Звери в этом были умнее людей, и даже самый голодный волк или медведь обходил единорога стороной, как и любую другую нечисть. Что до лихих людей… Звериное чутье предупреждало о них задолго до появления. Да и слишком глухие это были места.