Страница 17 из 22
И верно замечено, не толпы загорелые до черноты, что с песнями машут косами, а производительные машины под управлением хорошо подготовленных механизаторов в сжатое время должны убирать за смену по 150–180 гектаров колосовых… Кстати, я, в продолжение слов Трубилина, подчеркнул бы важную деталь, прозвучавшую в «Кубанских казаках»: на митинге, что состоялся на станичной площади в честь окончания жатвы, секретарь райкома партии Денис Корень с нескрываемым восторгом говорит с трибуны, что район дал стране рекордный для Кубани урожай колосовых – по 26–27 центнеров с гектара…
Для нынешнего дня это, конечно, более чем скромная цифра, но не надо забывать, что в ту пору сельскохозяйственное производство края в основном только и опиралось, что на энтузиазм, с высоты которого и сам Денис Корень оценивал итоги четвертой послевоенной жатвы. Этот массовый энтузиазм Иван Пырьев и воплотил в том замечательном фильме, который вот уже почти семь десятков лет не сходит с экранов и волнует все новые и новые поколения мечтой о гармоничной жизни в селе…
Но уже на третий год своей работы Трубилин стал отдаляться от романтических иллюзий, хорошо понимая, что какой бы замечательной не была техника, весь вопрос заключается в создании сильных производственных коллективов и того технического порядка, о котором неустанно напоминал Хрущев, выступая перед широкой партийно-хозяйственной общественностью:
«…Сейчас у нас машинно-тракторные станции, в частности, на Украине, плохие, а когда смотришь на Московскую область, это, товарищи, как Мамай прошел – ничего нет, никаких мастерских, вся техника под открытым небом, просто страшно смотреть. Люди работают – холодно, грязно, все вымазаны. Просто сарай паршивый! Разве можно так за техникой ухаживать?..» и дальше в таком же откровенном духе.
В ту пору Трубилин вставал чуть свет, хорошо сознавая, что времени на раскачку нет. Тогда и начиналось в районе создание базовых мастерских, которые потом высоко оценил сам Хрущев, побывавший на Кубани с одним из первых своих рабочих визитов. Тем не менее он неустанно требовал резко улучшить состояние дел в этой отрасли, утверждая, что сколько бы тракторов, комбайнов, сеялок-веялок селу не дали, если там не будут созданы надлежащие производственные условия, если в коллективах будет продолжаться текучка кадров, которым все безразлично, никакого толку не будет. Но при этом подчеркивал, что надо, прежде всего, создать людям для работы хорошие условия, где бы любая работа стала бы в радость.
Хрущев обращался с этим напрямую к руководителям МТС, подчеркивая, что именно от них во многом зависят условия работы: организация питания, теплые и удобные цеха, внедрение ремонтных механизмов, хороший инструмент.
«…Надо, чтобы механизатор имел возможность помыться после работы, принять горячий душ, покушать, переодеться, привести себя в порядок, а не тащиться после смены в замасленной телогрейке домой голодным и холодным, да еще и пешком. В деле повышения производительности любая мелочь важна, если она облегчает труд человека…» – говорил часто и неустанно.
При каждом посещении краев и областей Хрущев подчеркивал: «А еще более важно, чтобы трудоемкие процессы при ремонтах и обслуживании техники были механизированы, максимально облегчены. Чтобы механизатор не на собственном горбу вытаскивал из трактора мотор, а делал это в специализированном цеху, где имеются краны, на специальных стендах, где технические условия определяют порядок и схему ремонтов. А то зайдешь в тот сарай и видишь по всем углам разбросанные детали, где не то что поршневое кольцо потеряешь, но и сам мотор не найдешь…»
Иван Тимофеевич, как впрочем и большинство молодых руководителей той поры, целиком и полностью был на стороне первого секретаря ЦК КПСС. Правда, Трубилина, человека рыцарской честности, слегка коробило, что после ХХ съезда КПСС, где был осужден культ одной личности (то есть Сталина) и клятвенно провозглашены принципы коллективного руководства, в конце концов, после разгона «антипартийной группы», Хрущев вновь сосредоточил в одних руках партийную и государственную власть, став одновременно главой КПСС и председателем правительства.
Но слушая смелые и сокрушающие рутину высказывания Никиты Сергеевича, особенно касающиеся направлений конкретно его деятельности (механизации сельского хозяйства), Трубилин соглашался, что простые, ясные, а главное доступные для понимания сентенции главы государства дают надежду, что страна, наконец, выходит на ту магистраль, которую следующий, 21-й внеочередной съезд партии определил, как путь к созданию коммунистического общества.
Буквально затаив дыхание он слушает по радио в самой кубанской глубинке то, как Никита Сергеевич нацеливает специалистов его круга на будущее:
«…Решение по МТС – могучее решение, но только если оно в руках настоящего руководителя, не в руках такого, который считает часы, с утра до вечера формально отбывает время, не общается с людьми, не организует их на ударную работу. Так ничего из такого решения не получится. Нужно много времени, чтобы самотеком шло созревание людей и чтобы они самотеком дошли до освоения передового опыта. Но времени, товарищи, нам не дано! Нам надо в 2–3 года проделать большую работу. Как говорится, вскрыть настоящие пласты высокого плодородия наших земель с тем, чтобы получить обильные урожаи и высокопродуктивное животноводство и создать условия полного удовлетворения запросов населения в продуктах питания и нуждах нашей легкой промышленности в сельскохозяйственном сырье…
Правительство отпускает сегодня на это большие средства, и надо организовать работу по формированию условий технического обслуживания сельского хозяйства так, чтобы каждая МТС являла собой высокоорганизованное, передовое предприятие. Надо строить машинно-тракторные станции и делать это хорошо, добросовестно. Здесь успех во многом зависит от руководителя. Находите новые организационные возможности, гоните от себя рутину и лень, а государство материалы и ресурсы вам даст. Вот тогда это будет настоящее, большевистское руководство, а не говоруны, болтуны и прочие названия, которые можно дать таким горе-руководителям…»
Для Трубилина слова эти были, что называется, в самую «десятку» и отвечали его основным чаяниям. Говоруном (а уж тем более болтуном) он отродясь не был, а человеком, нацеленным на результат – всегда. Но усилий своих по этому поводу никогда шумно не декларировал, а просто делал свое дело лучше всех, что вскоре это заметили многие. Маститые руководители хозяйств, этакие подобия персонажей из «Кубанских казаков», «степные орлы», прошедшие огонь, воду и медные трубы, уже давно перестали называть его Ваня. Больше по имени-отчеству, а уж когда совсем уважительно, то тогда «Тимофеевич».
Знали, что Тимофеевич никогда не подведет и техника от него всегда прибудет в полной исправности, с толковыми и расторопными ребятами за штурвалами. То время для Ивана Тимофеевича стало не только накоплением опыта, но и периодом начала взаимоотношений со многими замечательными людьми, у которых многому чему научился и дружбу с которыми пронес потом через всю жизнь.
Одним из таких людей стал Александр Александрович Мамонов, который по возрасту был старше Трубилина на бездну лет. Когда Иван только родился, Мамонов уже заканчивал сельскохозяйственный техникум, но эта разница только укрепляла союз преемственности, что вообще впоследствии отличало поколение таких, как Трубилин, а его уж так тем более.
Зоотехник по образованию, Мамонов прошел войну сапером от трагического начала и до победного конца, но в армии не остался (хотя и звали), а поехал работать в совхоз «Венцы-Заря» Гулькевичского района. Через несколько лет окончил Всесоюзный сельскохозяйственный институт, а аккурат в год смерти Сталина назначается главным зоотехником хозяйства, откуда вскоре переходит на работу секретарем Гулькевичского райкома партии.
Познакомившись с Мамоновым, Иван Трубилин не просто ощутил всю неуемную энергетику этого человека, а увидел в нем некое продолжение шолоховского Давыдова, когда человек смело идет на слом своей привычной и достаточно благополучной жизни, только ради одного – быть в центре нового для себя живого и результативного дела. Тогда многих удивило, что секретарь райкома партии, по всем параметрам перспективный партработник, вдруг переходит на работу в колхоз. Да ладно бы, передовой, где люди не только с песнями, как в «Кубанских казаках», идут на работу, но с ними и возвращаются домой.