Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 16



В сущности, так и произошло – сегодня именно на Дальнем Севере находится основная оборонная судостроительная база России, со стапелей которой сходят атомные субмарины, радикальное оружие, что заставляет оголтелых помнить о неотвратимом возмездии…

К лету 1942 года война из события перешла в будни, с пониманием, что так будет долго. Быстро испарилось ликование от разгрома германских войск под Москвой. Враг, преодолев иллюзии блицкрига, с весны следующего года навалился на Советский Союз с удесятерённой силой, декларируя на всех углах, что от этой страны надо оставлять только пустыню. Гитлер выделяет Восточный фронт из своей многолапой агрессии как главный, нацелив туда основные силы и ресурсы покорённой им Европы. Но как ни старался, война всё равно приобретала вязкий, затяжной характер, и в её котле свежие дивизии из рейха исчезали, как клёцки в раскалённом вареве…

19 июня 1942 года, за трое суток до годового отсчёта войны, Сталин принимает у себя высшее руководство военно-морского флота, адмиралов Кузнецова и Исакова.

Когда в 2008 году тиражом всего 350 экземпляров были опубликованы журналы записей лиц, лично принятых Сталиным, картина минувшего стала принимать вид документальной завершённости. Сразу стала понятна степень вранья, которым оперировали идейные «перевёртыши», утверждавшие, что в дни начала войны Сталин запил с горя, спрятался в дачном схроне, откуда чуть ли не силой его вытащил Жуков.

Нет-нет, я не оголтелый поклонник Сталина, я просто сторонник правдивой трактовки очевидности. А факты говорят, что 22 июня 1941 года рано утром, в 5 часов 45 минут, ровно через час после нападения Германии, в кремлёвский кабинет вождя вошли высшие персоны страны: председатель правительства В.М. Молотов, нарком внутренних дел Л.П. Берия, нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник ГлавПУРа Л.З. Мехлис, начальник Генштаба Г.К. Жуков, члены совнаркома А.И. Микоян и Л.М. Каганович.

Начинается напряжённая работа, люди заходят – выходят. Читаешь лаконичные записи журнала – и видишь, как появляются другие, ответственные за разные отрасли руководители. В полдень кабинет покидает Молотов. Через полчаса возвращается и сообщает, что посол Германии, граф Шуленбург, вручил ему официальную ноту о начале войны.

Вскоре Молотов снова уходит, на этот раз надолго, и страна, затаив дыхание, слушает по радио выступление председателя Совета народных комиссаров, транслируемое из студии Центрального телеграфа (это в двух шагах от Кремля), о вероломном нападении фашистской Германии. Для миллионов советских людей жизнь разрублена на «до» и «после». Именно он, Вячеслав Михайлович Молотов, от имени Советского правительства объявил о начале Отечественной войны. Великой её сделают время и многонациональный советский народ…

На следующий день, уже в половине четвертого утра, в том же кабинете с участием различных персон, в частности, генералов А.Д. Жихарева, Н.Ф. Ватутина, руководителей народного хозяйства Н.А. Вознесенского, А.И. Шахурина, И.М. Зальцмана, снова начинается активная работа по всесторонней мобилизации страны на борьбу с врагом. И так практически каждый последующий день, по многу часов. Где тут растерянность, где дача, где схрон, запой? Язык бы поганый вырвать!

Исаков появился в кабинете Сталина на 363-й день войны. По всему фронту, от Полярного круга до Чёрного моря, идут тяжёлые и упорные бои. Накануне пришло страшное сообщение из Воронежа – двухмоторный «Хейнкель» угодил полутонной бомбой в скопление детей, собранных в городском парке, – только погибших триста! Сталин чернее тучи:

– Кто позволил собрать такое количество детей в одном месте? Почему ПВО ясным днём «проворонила» налёт немецкой авиации?

От сталинских «почему?» мороз по коже…

Разговор с моряками идёт о судьбе Севастополя. На столе утренняя сводка, из которой следует, что войска Манштейна вышли к Северной бухте, перерезан участок железной дороги в районе Волчанска. Положение крайне тревожное. Начальник оперативного управления Генштаба, генерал Павел Бодин, желая «подсластить пилюлю», доложил, что Генеральный штаб, подведя итоги года войны, свидетельствует об объективных успехах Красной армии – отборные германские войска в значительной степени уже перебиты.

– Если привести только людской ущерб, – говорит Бодин, – мы потеряли четыре с половиной миллиона человек против десяти миллионов немцев…



Безусловно, это крайне сомнительное сравнение. Присутствующие всё понимают, но молчат, хотя бы потому, что безмолвствует вождь. В том едином тягостном молчании крылась, скорее, надежда, чем сомнения, и это, как ни странно, примиряло всех: и военных, и штатских, вождя и его окружение. Сталин сознавал, что, несмотря на успокаивающие реляции Бодина, с потерей Крыма обстановка на левом фланге фронта, особенно на Северном Кавказе и на Черноморском побережье, резко обострится.

Продолжая, Бодин добавляет, что «немец» за год войны потерял на советско-германском фронте более 30 тысяч артиллерийских орудий, 24 тысяч танков, 20 тысяч самолётов, против наших, соответственно: 22 тысяч пушек, 5 тысяч танков и 9 тысяч самолётов. Воистину – святая ложь! Потери наши огромны, значительно больше германских, особенно в личном составе армии и боевой авиации, главным образом, в первые недели войны уничтоженной на земле.

Сталин тогда принял решение: для усиления организации противостояния проникновению врага на Кавказ направить туда генерал-лейтенанта Бодина и вице-адмирала Исакова. Первого – начальником штаба формируемого Закавказского фронта, второго – представителем Ставки под Новороссийск, наказав ему главное: с возможной потерей Севастополя сохранить во что бы то ни стало боеспособность Черноморского флота как основной ударной силы, спасти корабли и личный состав.

Через пять месяцев, точнее – 2 ноября 1942 года, Павел Иванович Бодин, не пожелав пасть на землю во время свирепой бомбёжки, погибнет под Владикавказом в ходе тяжёлых оборонительных боёв, когда танковые клинья Клейста будут таранить наши обескровленные стрелковые дивизии в районе северо-осетинских ущелий. Его тело завернут в бурку и отвезут в Тбилиси, где похоронят со всеми воинскими почестями. Бодин пополнит собой список павших советских генералов, количество коих к той поре, конечно же, превышало число убитых генералов противника. Их участь и наше возмездие были ещё впереди…

Там же, в Тбилиси, почти родном ему городе, в те дни умирал Исаков, раненый во время бомбёжки под Туапсе за две недели до гибели Бодина. Обездвиженный, без малых надежд на поправку, он находит силы и пишет лично Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович! Если придётся умереть, прошу назвать моим именем один из эсминцев. Буду продолжать бить ненавистного врага!..»

В тот же вечер телеграф отстучал ответ:

«Товарищу Исакову. В случае кончины лучший корабль ВМФ будет носить ваше имя. Желаю поправиться. Ваш Сталин».

Вопреки очевидному, случилось невероятное – Исаков поднялся. Отныне он всегда будет прикован к костылям, короткий обрубок культи не позволит приладить протез. И так четверть века – единственный в мире безногий флотоводец.

А корабль его именем всё-таки будет назван, из новой серии больших противолодочных (БПК). Он вступил в строй 13 декабря 1970 года, через три года после смерти адмирала, и служил Родине до июня 1993 года, почти четверть века. С ним связаны многие доблести нашего флота, особенно во время боевых дежурств в Атлантике и Средиземном море. В апреле 1975 года БПК «Адмирал Исаков» участвовал в грандиозных морских учениях «Океан», проводившихся под командованием министра обороны СССР, маршала А.А. Гречко, лично знавшего Ивана Степановича по боям под Новороссийском.

За время дальних походов «Адмирал Исаков» прошёл 30 тысяч морских миль, но самое удивительное, почти мистическое, с ним произошло в конце биографии, когда он был уже разоружён, списан и продан на слом. Это было время, когда «гайдары» и «чубайсы» напропалую дербанили всё, что составляло мощь и державность государства. Отлично помню, как со всего Северо-Кавказского военного округа тащили в Кущёвскую, на танкоремонтный завод, сотни бронемашин, обречённых на утилизацию. Буквально завалили станичные подходы танковой сталью, которую небольшой заводик, давясь и захлёбываясь, «грыз» день и ночь. Спешили в угоду заокеанским «друзьям» оголить границы и рубежи.