Столпы вечности

— Вот только этого никто не может, — горько отозвался Вооз.

— Даже если иного пути ? Вооз, подумайте. Мы сорвиголовы. Кто-нибудь где-нибудь всегда совершает то, на что не отваживаются остальные. Быть может, именно нашему обществу предназначено воплотить инструкции ибисоглавца.

— Вы не рискнете. Если попытаетесь, вас постигнет неудача. Вы не перенесете этой агонии. Я и то не сумел. Никто не сумеет, и независимо от того, кто подвергнет себя этому, дело будет провалено.

— В любом случае, — добавил он после паузы, — как насчет более широкой перспективы? Вселенная породила миллионы видов, и любой из них может оказаться способен к такой трансформации. Например, ибисоголовые представляются мне более предпочтительными кандидатами, нежели мы, люди.

Хеврон рассмеялся.

— А разве вы не впадали в тот же грех, капитан? С какой стати вы должны стать камешком, который сдвинет лавину? Но такое соображение вас не останавливает. Мы полагаем, что человек уникален. Снова и снова проявляется его превосходство над остальными расами, ведь им, даже если они более развиты интеллектуально, недостает человеческой смелости. Ибисоглавец пытался принизить это могучее качество людей, приравнивая его к одержимости. Но именно благодаря такому качеству, верим мы, человеку суждено унаследовать новую Вселенную. Взгляните!

Он вдруг выбросил вперед руку ладонью наружу. На миг-другой словно бы сконцентрировался, затем на ладони проявились бледные слова, налились кроваво-красным:

— Идентифицирующий девиз нашего общества. Стигма, проявляемая волевым усилием. Вы тоже можете ее получить, если хотите.

— Надеюсь, ты-то не приверженец их доктрины? — спросил Вооз у Эбарака.

Эбарак усмехнулся прежней слабой усмешкой.

— Я ученый, — ответил он. Побарабанил костяшками пальцев по рабочему столу, извлекая гулкий звук. — Вещество и сила — реальны, идеи — нет. Что же до веры, не подкрепляемой доказательствами, то мне некогда этим заниматься.

Хеврон взмахнул рукой, позволив девизу поблекнуть.

— Абан не слишком масштабно мыслит. Наука покоится на философском фундаменте, без философской мысли она ничего не стоит. Ваш собственный наставник указал мне на это, капитан. Но что-то говорит мне: вы не склонились на нашу сторону.

— Нет, — сказал Вооз. Ему не понравился ни сам Хеврон, ни его философское общество, которое, чуял он, не остановится ни перед чем. — Ваше учение заинтересовало меня, однако мои цели полностью негативны. Меня не заботит будущее существование, в какой бы то ни было форме.

Хеврон не выказал никакого разочарования.

— Но мы так или иначе вынуждены работать вместе. — Он развернулся к Эбараку. — Я в любом случае собирался сегодня связаться с тобой. Орм вот-вот настигнет капитана Вооза. И вполне возможно, что твои с ним контакты тоже от него не укроются. Я не могу его больше задерживать; вам лучше скрыться. Давайте перенесем все действия на окраинную планету, которую я выбрал для этой цели. — Он развернулся к Воозу. — Кристаллы, оборудование и большую часть персонала отправим на нескольких кораблях в разных направлениях. Вы улетите первым. Потом сможете к нам присоединиться.

— Почему я должен позволять диктовать мне эти действия? — враждебным тоном перебил его Вооз.

Директор Клики усмехнулся.

— Вы что, настолько беспечны? Вы не понимаете, почему исследования времени под запретом? Что бы тут ни болтал Абан, а ученые правительства полагают изменение времени возможным. Клика — традиционалистская организация, как и любое правительство в любой ситуации. В ее глазах исследования времени чреваты катастрофой. Если я скажу, что Очистка уполномочена установить ваше местонахождение и взялась за эту работу с небывалым рвением, поверите ли вы, какой риск навлекли на себя уже самим прибытием сюда? Возможно, возвратясь к себе в офис, я получу донесение о том, что ваш корабль проследили до Катундры. Я сумею оттянуть атаку на несколько часов, но не больше. Итак, поступайте по слову моему: берите свою девушку и улетайте, пока не слишком поздно.

Новости эти ошеломили Вооза. Он почувствовал себя уязвимым, осознал, что окружающий город по сути представляет собой вражескую территорию — а он здесь в милях от своего корабля, сочлененный с ним лишь пуповинами тонких лучей. Неужели их может оказаться достаточно, чтобы его отследили? Ему прежде не приходила в голову такая мысль. Он подразумевал, что правительство упадочной эконосферы не имеет доступа к новейшим технологиям, а лучи интегратора останутся для них незримы. Но он принимал во внимание лишь обычные методы слежки...

Его встревожило также, что завеса приватности над его миссией изменить время оказалась сорвана. Другие умы сочли это возможным, приравняли к политической интриге, и оттого концепция налилась парадоксальной ирреальностью. Он сомневался, что эти люди ему друзья. Стремление Хеврона к сотрудничеству, скорее всего, продиктовано тем, что у Вооза до сих пор с собой клад времякристаллов.

Мэйси шевельнулась, резко открыла глаза и стала испуганно озираться.

Вооз успокаивающе положил руку ей на плечо.

— Хорошо, — обратился он к Хеврону, — мы поступим, как вы советуете.

10

И вновь небеса цвета лимонного шербета. И вновь, сидя на склоне холма, любовался он угасающей Вселенной.

Вот только на сей раз холм был другой, и бурливший жизнью город в долине — тоже. И на сей раз рядом с ним сидела Мэйси, а его мысли и чувства были сравнительно смешанными.

— Ты долго добирался, — проговорила она.

— Я допустил ошибку, — сказал он. — Остановился на Алькадроне купить топливные элементы. Меня засекли агенты Очистки. Пришлось убить троих.

Вскоре после отлета с Катундры они с Мэйси расстались, поскольку Вооз полагал риск задержания слишком высоким и не желал втягивать ее в это дело. Она, впрочем, настояла на встрече. Когда он прибыл на Шаунс, выбранный Хевроном мир, она уже ждала его.

Он двигался запутанным, блуждающим курсом, и путь отнял восемь стандартных месяцев; но не осторожности одной ради. В определенном смысле Вооз утратил глубинное чувство своей цели. Он должен был бы чувствовать надежду и облегчение, ведь появлялся намек на успех его миссии, но было похоже, что само путешествие истощило его силы, а железная твердость устремлений вопреки всему надломилась, выставляя все его усилия в непрезентабельном тривиальном свете.

— Хеврон наверняка здесь, — произнесла Мэйси.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Почему ты так думаешь?

— Эбарак юлил в последнюю нашу встречу, и вокруг него отирались какие-то официалы. Наверное, Хеврон прилетел посмотреть, как у них дела с исследованиями. Впрочем, Эбарак мне и так бы не сказал.

Вооз хмыкнул. С Эбараком он уже встречался, и ученый ему тоже ничего не сказал.

Хеврона, вероятно, разочаруют достигнутые Эбараком результаты. Научная ценность их была огромна, однако к удовлетворению распаленных амбиций директора и его группы никакого отношения не имела.

— Они создали новый миф о будущем, — пробормотал Вооз. — Миф о Вселенной, контролируемой оператором, и оператор этот — человек. — Он покачал головой. — Люди в ролях новых богов новой Вселенной. Какой абсурд. Антропоморфизм, доведенный до предела. Они совсем слетели с катушек.

— Слетели с катушек?

— Извини. — Мэйси не поняла идиомы, имевшей не вполне ясное техническое происхождение. — Утратили перспективу. Мозгами поехали. — В его словах прозвучала горечь. — Я имею в виду, что сотрудники Хеврона, скорее всего, обезумели и наверняка отчаиваются. Стремное зрелище.

Мэйси вдруг рассмеялась неприятным издевательским смехом. Он удивленно и чуть испуганно обернулся к ней.

— Да ты сам тот еще фрукт, Иоаким. Ты судишь об их безумии, но своей манечки не замечаешь. Как это смешно!