Страница 63 из 125
— Прикинь, вон та — Груша! Да не прозвище это, имя! Зовут её так! А теперь зацени фигуру — вот умора, полное совпадение! — сколько раз слышала девочка за своей спиной, только в разных издевательских вариантах.
«Ничего, вот вырасту, сяду на диету и похудею!» — утешалась она, заправляя за ухо прядь вьющихся волос, и очень сама себе верила. То, что можно сесть на диету прямо сейчас, Груша, конечно, осознавала. Но с вечными пирогами и другой домашней выпечкой, которой закармливала её мама (мучным ведь питаться дешевле), понимала — это бесполезно. А когда пыталась просто есть этих пирогов поменьше, то всегда остро ощущала безудержный голод, сосущий её большое пухлое тело, и неизменно срывалась, наедаясь до болей в желудке в очередной «последний раз».
И кушала Груша мамины чудесные пироги ровно до двадцати семи лет, пока та не решилась на переезд к сестре в деревню, понимая, что девочке хочется самостоятельности. Вот только по отъезду мамы вместо обещанной себе диеты «самостоятельная девочка» полностью перешла на магазинные плюшки и булки, потому что готовить было лень, а привычка питаться мучным оказалась непреодолимой.
Последствия не заставили себя ждать: Груша окончательно превратилась во что-то огромное и бесформенное на отёкших тумбообразных ногах. Над такой толщиной даже перестали насмехаться и все поголовно принялись её жалеть. Даже незнакомые. И только одно примеряло бедную Грушу с жизнью в ненавистном теле — непомерно разросшуюся плоть венчала хорошенькая кудрявая головка чуть толстощёкой красавицы. Которая обожала кокетничать, щуря лукавые глаза под длиннющими густыми ресницами и хохотать, демонстрируя идеальные зубы. При такой головке оставалось всего-навсего скинуть энное количество килограмм, и Аграфена свято верила — когда-нибудь это обязательно произойдёт. Либо она пересилит себя и сядет, наконец, на диету (да хоть с очередного понедельника!), либо её организм заработает на «самопоедание» и ненавистная толщина вдруг возьмёт и… рассосётся. Бывают же случаи, когда люди внезапно худеют!
Старуха была очень грязной, пахучей и наверняка сумасшедшей, потому что при более пристальном осмотре под ближайшим фонарём её брови оказались густого синего цвета. Чем уж намалевала бабуля себе такую красоту было неизвестно, а вот за гигиеной и состоянием своей одежды старая женщина явно не следила.
— Мешковину что ли на себя нацепила? — изумившись, подумала Груша, разглядывая грубые ветхие нити, под которыми явственно просвечивало голое тело. — Даже бомжи с помойки так не одеваются, на них просто старьё… Ой, да она вроде как без трусов? Ну, точно бабка с приветом!
На старуху она наткнулась когда удирала от типа, к которому сама же и прицепилась на сегодняшней, очень редкой в её жизни вечеринке. Удирала не потому что он её преследовал (даже не собирался!), спасалась от стыда за собственное глупейшее поведение. Спокойно дожить до двадцати восьми лет более-менее в ладу с собой (как бы ни выглядели со стороны её объемы), и вдруг пойти в полный разнос на почве банального опьянения!
— Самое смешное было настаивать, будто я ему очень понравилась… — ела себя поедом Аграфена, отвлекшись от старухи, но продолжая топтаться рядом чуть не в обнимку с фонарём. — Целую лекцию про одиночество этому несчастному прочитала, целую философию о преимуществе душевной красоты над телесной под это дело подвела… Ох и дура! Ещё и на бегемотиху обиделась! Я и есть самая жалкая бегемотиха из вонючего болота в период острой течки… Кстати о болоте — неужели это от меня… фу ты, да это же от бабки так несёт!
Оторвавшись от фонаря, пьяная Груша нетвёрдо шагнула прочь, но в этот момент бабулю тоже шатнуло и она… жалобно мяукнула. От неожиданности Груша икнула, развернулась и уставилась на старуху. Густо-синие брови и просвечивающая через ветхую ткань голая… гм… голый живот не отрицали мяуканья такой колоритной личности. Однако минуту спустя Груша разглядела под мышкой у бомжихи котёнка, но только потому, что тот решил вырваться. Неприятные, в каких-то странных болячках старческие руки не вынесли атаки и разжались, отчего котёнок с размаху плюхнулся на асфальт. Но никуда не сбежал, а просто лег на заскорузлую ступню хозяйки и откинулся на бок. Совсем не миленький, очень тощий и пыльный, с вытянутой крысиной мордочкой и — о боже! — с только одним здоровым глазом. Второй, как с острой жалостью заметила Груша, у бедной зверюшки вытек. И именно этот факт дал толчок к последующим событиям.
Пустив нетрезвую слезу, она вознамерилась отнять у старухи котенка, забрать его к себе и хорошенько накормить (хотя никогда прежде ничего подобного не делала). А потому, умильно улыбаясь, наклонилась к зверёнышу, сюсюкая что-то невразумительное. Но тот, вместо того чтобы обрадоваться, вдруг подскочил и мигом взобрался по расползающемуся платью хозяйки на её костлявое плечо. Груша опять с пьяной настойчивостью потянулась за ним, намереваясь через силу осчастливить глупое животное, и вдруг встретилась со старухой глазами.
— Придется кота подбирать вместе с бабкой… не выжить ей на улице… А может — ну их? Есть ведь милиция, всякие приюты. — Трусливые мысли в её голове почти забили благородные, а потом нехотя отступили перед отрешённым, абсолютно бездумным взглядом старческих глаз. — Видать бабуля уже в глубоком детстве, таращится аки младенчик, осталось агукнуть и слюнки пустить… О-о, вот и наши слюнки, очень мило. Интересно, она ещё не разучилась говорить?
Груша зачем-то прокашлялась и начала:
— Э-э… бабулечка, вы себя как чувствуете? Вам есть куда идти, а то я бы проводила… Поздно, говорю, холодает, спать пора!
Бабка отреагировала: потянулась в её сторону шеей, опять пустила обильную слюну, с хлюпаньем втянула назад в нос что-то гадкое и, сделав два нетвёрдых шага, целеустремлённо пристроила свою грязную растрёпанную голову на пышную Грушенькину грудь. И замерла, оцепенев, будто прислонилась к доброй тёплой печке. При этом запах от бомжихи шёл убийственный! Разгневанная Груша вскрикнула, резко оттолкнула сумасшедшую вместе с цепляющимся за неё котишкой и пошла прочь. Но, вздрогнув, обернулась, услышав странный металлический звук и шум от упавшего тела. Потерявшая равновесие бабка рухнула плашмя, предварительно приложившись о столб фонаря головой. Котёнка она погребла где-то под своим телом.
До своей квартиры Груша их дотащила, бросить на улице почему-то не смогла. Их, потому что бедную дохлую животинку она тоже подобрала и пристроила в собственный карман. Поместился почти полностью, хотя и вниз головой. По ночному позднему времени прохожих не было и тело старухи (а также хвост из кармана) никто не увидел. Затащив свою страшную ношу в чистенькую однушку на первом этаже, Груша поскорее закрыла дверь, отдышалась, попила в ванной прямо из-под крана водички и вернулась в коридор к лежащим на полу бренным останкам. И только теперь, переведя дух, поняла что наделала. Перед ужасом совершённого преступления отступило даже опьянение, до этого крепко дурившее мозги.
Она пометалась туда-сюда по коридору, соображая — куда бы теперь пристроить своих ужасных подопечных. Надумала тащить к гаражам у себя же во дворе, но только бомжиху. Уж из-за неё-то точно не будет никакого расследования! Когда найдут — просто увезут и похоронят. А вот котёнка Груша решила проводить в последний путь сама. Чтобы хоть как-то загладить свою невольную, но всё равно ужасную вину перед убиенной, которую так неудачно толкнула. Не было бы этого толчка и падения с ударом о фонарь, они бы разошлись каждый своей дорогой…
— Ну, нет. Я конечно дура, но не сволочь! — почти закричала вслух вдруг обозлившаяся на себя Груша, которую просто раздирало острое чувство вины и чужой беды. — Никуда я покойницу больше не потащу! Позвоню сейчас ментам, навру, конечно, что не толкала, а нашла уже такой и надумала оказать помощь… А они скажут — хотели оказать помощь мертвецу? Не заметили что тело давно в трупном окоченении? Кстати — а почему?! Бабуся с первой минуты была твёрдой и негнущейся как полено, а ведь окоченение, судя по детективам, наступает спустя несколько часов? Мамочка родная, что же они мне припишут? Звонить или не звонить? Чёрт, чёрт, чёрт!!!