Фактор Z (сборник)

Ну, недолго играли. Я переглядел. Налюбовался вдоволь своим отражением в фасетках. Ничего себе такое отражение. Видали и похуже. Бледен ликом, да глазами темен и сух. Ничего, сильнее уже не обезвожусь, чай.

Рыло свое — шириной в торец бревна, обхвата этак в три — сороконожка наконец от меня убрала, буркала свои фасетчатые закатила, и из глазниц полезли собственно клетчи. Маленькие, кто по колено, кто, покрупнее — до пояса. Многоногие, толстенькие, на тлю похожи. Или на таракашек. Лица только злобненькие, все в грызуще-кромсающих заусенцах. Кстати-кстати…

Я присмотрелся. Нет, ну так ведь и есть! А я все гадаю, что у нас такие интересные… кхм, дефекты на конструкциях время от времени оставляет.

А вот кто.

Но говорить вслух я до поры ничего не стал. Словами тут не поможешь. Инстинкты — они инстинкты и есть. Хоть у хищников, хоть у падальщиков.

Я еще раз внимательно посмотрел в рыло ближайшего ко мне клетчи, напоминающее вывернутую наизнанку мясорубку. Ну так и есть. Ничего, наставлю ловушек, не сунутся в следующий раз любители поживиться на халяву, по старой доброй привычке.

Чем хорошо наше время — гуманных ловушек можно не ставить. Такое понятие как убийство превратилось в юридический кунштюк. И только. Распылять на атомы непрошенных гостей я же не собирался? Не собирался. А все остальное в наше прогрессивное время лечится. Ну то есть исправляется. Сшивается. Приклеивается. Подвязывается веревочками, на крайний случай.

Клетчи между тем отрыгнул тускло-розовый бугристый комок мобильного терминала и с энтузиазмом впился в него жвалами. За ухом засвербило, и монотонный голос в голове сказал:

— Наша приветствовать ваша. Отставание работе графика есть место быть. Сектор ваш. Причина любопытна есть весьма нам.

Клетчи без пиетета относились к грамматике. Программы-переводчики у них были самые что ни на ест примитивные. Впрочем, мы и сами хороши. Их языки учить даже и не пытались. То есть даже если где-то кто-то в наше безразличное ко всему время и занимался вычленением слого-смыслового рисунка из прищелкивающего щебетанья клетчи, то об этом — а уж тем паче о результатах столь недюжинного труда нам здесь, на орбите, было неизвестно.

Учитывая время, прошедшее с момента первого контакта с клетчи и их соройниками, надежды на успех подобной расшифровки уже не оставалось.

Впрочем, нужды в ней не было с самого начала. Клетчи ясно дали понять, кто они и что им от нас нужно, предоставив для реализации своих целей всю имеющуюся у них технологию. Небогатую технологию, да и не особенно-то продвинутую, если честно — но у нас не было и такой.

Кто знает — возможно, спустя десяток-другой лет мы и сами додумались бы до всего этого, но нам не дали этого времени, четко обрисовав человечеству его дальнейшую перспективу и внушив ему абсолютную тщетность самостоятельного трепыхания в колыбели собственной культуры.

Как всегда, все уже решили за нас.

И — как всегда — ради нашего же блага.

Лицемерами, однако, клетчи и иже с ними не были. Сориентировав нас в нашей грядущей — весьма незавидной судьбе — они тут же предложили вариант, который устраивал наилучшим образом обе договаривающиеся стороны. Ну, то есть мы оказывались не в полном пролете и приобретали даже какие-то перспективы. Типа интеграция в сообщество галактических разумных. То, о чем мечтали те, кому было, чем мечтать. Но вот форма и содержание оказались совершенно не теми, на которые мечтателям хотелось бы рассчитывать.

Дело было в основном в том, что живым в космосе места не было.

* * *

— Ждем поставки материала, — ответил я клетчи. — Оттого и простой. Наверстаем.

— Поставка ожидаться время когда.

Это вопрос, стало быть, такой.

Отвечаю, краем глаза присматривая за «таракашками», разбредшимися кто куда по всем наблюдаемым в поле зрения поверхностям.

— Минус десять минут. Груз на подлете. Кстати, рекомендую наблюдателям покинуть опасную зону и наблюдать откуда-нибудь из другого места.

Разворачиваюсь и делаю знак Славику. Он все слышал, разумеется, да если бы и не слышал… Ну да вы знаете. Мы с ним давно в связке. Очень давно. Он еще доброволец. Поднялся сюда еще до введения обязательной повинности. Грань поколений. Сознательный малый.

Хотя конечно, и ему, и мне приятнее думать, что он просто нашел здесь то, что всегда искал.

Как и я сам.

Я обшариваю взглядом выделенный для запуска сектор пространства и в какой-то момент вижу короткий взблеск в пустоте — там, где среди звезд ничего не должно быть. Командую готовность Славику — а он уже оседлал скутер и гарцует теперь на разнонаправленных столбах водяного пара, как на строптивом коне.

Воды в пространстве полным-полно. И то верно — льдину зашвырнуть на орбиту ничуть не сложнее, чем любое другое… гм, тело. Куда ни плюнь, повсюду болтаются кометы и ледориты, так что с топливом проблем нет вообще никаких. Втыкаешь в льдину реактор, и привет — маршевый движок готов. Сопла ориентации остается прицепить, да заслонки, чтобы ракетой и с помощью основной тяги управлять можно было. Все, ты на коне! А как реактор льдину растопит, пересаживайся на другую. Всего и делов.

Льдин у нас было в достатке. Я прыгнул на свою и врубил испаритель на полную, одновременно разворачивая магнитную ловушку. Представьте себе клюшку для лакросса, или бейсбольную перчатку с рабочей зоной в полсотни метров диаметром? Ну вот, такая она, ловушка. Пуски проходят обычно в штатном режиме, рассеивание единиц груза минимально.

На что это похоже? Представьте себе, что в вас стреляют очередью из очень крупнокалиберного пулемета, а вам надо аккуратно изловить все пули и не одной не пропустить, а сами пули, несмотря на всю смертоносность, хрупки и драгоценны, как минский фарфор…

Представили? Право слово, лучше не представлять такого.

Но мне моя работа нравится. И эта ее часть — в том числе, а где-то даже и в особенности.

А потом счет пошел на мгновения, и мы со Славиком затанцевали на своих хрустальных кониках по приличного объема кубу пространства, ловко выхватывая из ниоткуда транспортные монокассеты, которые электромагнитная пушка несколько минут назад зашвырнула на орбиту по прожженному в атмосфере лазерным лучом незримому туннелю, внутри которого был тот же вакуум, что и здесь, наверху.

Кассеты стремительно гасили ускорение в тенетах магнитного поля, и мы сбрасывали из в эластические авоськи, пристроенные к седлам наших ракеток. Кассет было две сотни — как раз столько, сколько нам нужно для того, чтобы выполнить суточный объем работ.

Поток контейнеров иссяк так же внезапно, как и начался. Весь космос построен на контрастах: черное — белое, есть — нет, жизнь — смерть.

Или — или. Полутонов здесь нет.

Улов мы оттащили к рабочему понтону, извлекли из сетей и вскрыли упаковку.

В каждой из кассет — по сути, фольгированном легком пакете — было человеческое тело.

Мертвое человеческое тело.

Труп.

Две сотни трупов.

Мужчины и женщины, обнаженные, за исключением широких браслетов на запястьях и лодыжках, все примерно одного сложения и пропорций, без видимых признаков насилия. С совершенно безмятежным выражением очень похожих лиц.

Как если бы они спали очень спокойным сном.

Вечным сном…

Такой же груз сегодня получила — или еще только получит — каждая из десятков тысяч бригад монтажников вроде нашей, что работают по всей длине окружности орбитального кольца.

Фабрики смерти там, внизу, работали более чем исправно.

Клетчи — особей девять-десять, точнее сосчитать у меня все не получалось из-за того, что они все время суетливо менялись местами — сгрудились на краю рабочей платформы и во все свои многочисленные глаза смотрели на мертвецов.

Даром что еще не облизывались, гады.

Впрочем, за что мне их ненавидеть? Они же пришли к нам с миром. Правда, условия этого мира оказались таковы, что иная война была бы предпочтительнее.