Страница 63 из 73
– Интересно получается, Нина Васильевна: мы пересчитываем рыбу задолго до того, как она к нам попадёт. Селёдка ещё гуляет где-то в море и не подозревает, что она уже бесповоротно вошла в план нашей добычи, что для неё приготовлены уже и чаны и бочки…
– По этому поводу есть даже сказка, – в тон ему отвечала Вологдина.
– Какая же?
– О том, как делили шкуру неубитого медведя…
Доронин хмурился и снова спешил на рыбозавод, в засольный цех или на холодильник.
Предстояла нешуточная битва. Весенняя путина должна была дать более трёх четвертей всей сахалинской сельди.
Ответственность, лежавшая на Доронине, возрастала ещё и потому, что весенняя нерестовая сельдь шла только к западному берегу, где помещался комбинат. Японцы столь хищнически ловили сельдь на восточном побережье, что она уже много лет назад перестала туда заходить. Это суживало фронт путины, составлявший теперь немногим более сотни километров.
К весне в распоряжении Доронина оказалось много рыболовецкой техники. Ни один пароход не приходил с материка без грузов для доронинского комбината. Точно кто-то заботливый и бесконечно богатый всё время держал в поле своего зрения и этот небольшой комбинат на западном берегу Сахалина. Поступали рыбонасосы и моторы. Беспрерывным потоком шли тарные материалы и дель для сетей. Огромную помощь оказывали рыбокомбинаты Северного Сахалина. Главк перебрасывал флот, невода и людей с восточного побережья. Наконец, по приказу министра, к западному берегу направился из Приморья огромный рефрижератор.
Когда это стало известно, Нырков созвал митинг. Теперь уже не горсточка людей слушала его, как когда-то. Несколько сот человек собралось у «русского дома», как по привычке называли рыбаки первую построенную ими избу. За последнее время вокруг неё вырос уже целый рыбачий посёлок.
– Что мы есть, товарищи, – начал Нырков, – если рассматривать нас, так сказать, отдельно, самих по себе? Островитяне! Кругом вода… Край света! А вместе со всей страной мы – могучая сила. То, что мы сахалинцы, – это частность. А вот то, что мы Советский Союз, – это главное!
Доронин стоял на крыльце дома, откуда по традиции всегда выступали ораторы, и смотрел на море. Несколько десятков судов покачивалось в ковше, и это был далеко не весь флот, имевшийся теперь на комбинате, – много судов ещё ранним утром ушло в море.
Доронин вспомнил, как несколько, месяцев тому назад, убедив людей в том, что часть новых судов необходимо передать колхозам, он нетерпеливо и даже с некоторой тревогой ждал подкрепления.
Теперь колхозы уже получили флот и вернули рыбокомбинату суда, которые были им в своё время переданы. В руках Доронина оказалась техника, о которой он не мог и мечтать. А в кармане лежала телеграмма о том, что из Владивостока выходит флотилия новых судов.
Митинг окончился. Возвращаясь в контору, Доронин размышлял о том, что путина потребует от него уменья оперативно маневрировать людьми и материальными средствами. Как только на одном из участков побережья покажется рыба, надо будет немедленно бросить туда людей, суда, машины, невода, спецодежду, соль, тару. И в то же время нельзя будет забывать и о других участках, где также может появиться сельдь.
Доронин обычно возвращался домой очень поздно. Он жил теперь в рыбачьем посёлке, в том же доме, где Вологдина. Их комнаты были расположены по соседству.
Как бы поздно Доронин ни приходил, он всегда брал книгу и часа два проводил за чтением. Книги по технике рыбного лова, привезённые им из Средне-Сахалинска, были уже давно прочитаны. Теперь его снабжал литературой Венцов, у которого имелась неплохая библиотека по рыбному делу. Кое-что нашлось и у Вологдиной. Это было тем более кстати, что давало Доронину повод лишний раз заглянуть к своей соседке.
Сегодня в доме было особенно тихо. Большинство рыбаков ушло в море. Остальные рано легли спать: им предстояло подняться в пять часов утра.
Доронин уже собрался по привычке прилечь с книгой в руках, как вдруг из комнаты Вологдиной до него донёсся приглушённый голос. «Кто это у неё в такой поздний час?» – с любопытством подумал он.
Но за стенкой слышался только один голос. Вологдина не то разговаривала сама с собой, не то читала вслух. Прислушавшись, Доронин различил обрывки слов: «Ни живой души… ни птицы… ни мухи…»
Ему захотелось увидеть Вологдину. Что она читает в такой поздний час? Ведь ей тоже вставать в пять часов утра. А сейчас уже два…
Доронин вышел в коридор и тихонько постучал в соседнюю дверь.
Вологдина сидела на кровати, поджав под себя ноги. На ней был пёстрый халат. В руках она держала книгу.
– Простите, что так поздно, – извиняющимся тоном сказал Доронин. – Но я услышал ваш голос… Вы не заняты?
– Нет, – улыбнулась Вологдина. – Сижу и читаю.
– Вслух?
– То есть как вслух?
– Очень просто. Я потому и зашёл. Могу даже повторить слова: «Ни птицы, ни мухи…»
– Да, действительно… – пробормотала Вологдина. – Значит, в самом деле… Ужасно нелепо.
– Что же вы читаете?
Вологдина показала ему обложку. Доронин прочёл: «А. Чехов. Остров Сахалин».
– Хотите, прочту то самое место? – спросила Вологдина.
Доронин кивнул головой.
– «На этом берегу Найбучи, – начала Вологдина, – слышно, как на постройке стучат топорами каторжные, а на другом берегу, далёком, воображаемом, Америка. Налево видны в тумане сахалинские мысы, направо тоже мысы… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого здесь ревут волны, кто их слушает здесь по ночам, что им нужно и, наконец, для кого они будут реветь, когда я уйду…»
Вологдина положила раскрытую книгу на кровать. Несколько секунд длилось молчание.
– А знаете, Нина Васильевна, – неожиданно сказал Доронин, – я, пожалуй, не уйду… я останусь…
– Где? – растерянно спросила Вологдина.
– Ну… на острове, – вспыхнув, пробормотал Доронин.
– Почему вы это говорите мне? – чуть прищурив глаза, спросила Вологдина.
– А… кому же? – совсем уже растерялся Доронин.
– Ну, Костюкову, предположим, – ответила Вологдина.
Доронин стоял, опустив голову.
– Вы… – глухо начал он, – вы… конечно, не так поняли. У нас был разговор, помните, тогда зимой… вы сказали…
Он говорил сбивчиво, не глядя на Вологдину и думая про себя: «Ну конечно, она смеётся надо мной. И как это меня угораздило!…»
Заставив себя поднять голову, он взглянул ей прямо в глаза и окончательно смутился.
На лице Вологдиной не было и тени насмешки. Глаза её смотрели внимательно и мягко. Она улыбалась доброй улыбкой.
Доронин торопливо заговорил:
– Работы здесь не на один год. Мы ведь только начало положили. Надо создавать мощную рыбную индустрию…
Он замолчал, почувствовав, что все эти слова ни к чему. Вологдина прекрасно поняла, что именно он хотел сказать.
Пробормотав: «Спокойной ночи!», Доронин почти выбежал из комнаты.
Вернувшись к себе, он почему-то на цыпочках подошёл к кровати и сел. «Что же произошло? – думал он. – Ведь кажется, ничего не случилось, только я сказал совсем не то, что нужно, и теперь она будет смеяться надо мной, – ведь я вёл себя как мальчишка…»
Но, говоря себе все это, Доронин чувствовал, что произошло нечто очень хорошее…
Он долго сидел на кровати и наконец понял, что не сможет сейчас уснуть, что ему нужно делать что-то, двигаться, говорить.
Доронин приложил ухо к стене. Оттуда не доносилось ни звука. Но он почему-то почувствовал, что и Вологдина но спит. От этого на душе у него стало ещё радостнее. По-прежнему на цыпочках он вышел из комнаты и направился к конторе.
Ещё подымаясь по лестнице, Доронин услышал длинные телефонные звонки. Телефон был его гордостью. Связь установили месяц назад, и теперь директор комбината в любую минуту мог переговорить с любым заводам или участком.
Быстро, перескакивая через несколько ступенек, Доронин вбежал в кабинет и схватил трубку. Говорил директор рыбозавода.