Страница 28 из 37
Лейси в конечном итоге отключается на заднем сиденье после того, как мы останавливаемся на заправке, где я ей приобретаю чрезмерно сладкую газировку и пару энергетических батончиков. Как только на горизонте начинает виднеться рассвет, слабый и неясный, бледно-розовый цвет окрашивает пасмурное небо, я натыкаюсь на «Уолмарт» на съезде с шоссе и терпеливо начинаю дожидаться, когда его, наконец, откроют. Лейси остается спать в машине, когда я направляюсь внутрь, чтобы приобрести там пару тройку вещей. Кассир бросает косой взгляд на мой свежий, фиолетовый кровоподтек на предплечье, где парень схватил меня немногим ранее, и сочувственно качает головой. То, в каком состоянии я нахожусь, и учитывая ранний час и кипу наспех схваченных джинсов, футболок и несколько пар обуви, говорит само за себя. Она определенно точно предполагает, что я сбежала от агрессивного парня или что-то вроде того.
Удивительно, насколько может обеспечить легкость вашего побега пара джинсов и балеток. Я чувствую себя более уверенно, чем в моих пижамных штанах. Лейси просыпается ровно восемь часов спустя, приходя в сознание достаточно продолжительное время, чтобы, наконец, суметь сказать мне, что она не умеет водить, прежде чем я решаю, что мы проехали достаточно на нашей машине и что нам, наконец, необходимо от нее избавиться. Мы останавливаемся в округе Джексон, штата Орегон, и бросаем машину на стоянке винного магазина с ключами, которые все еще находятся в замке зажигания, чтобы кто-то наверняка угнал машину. Затем мы проходим пять кварталов до мотеля Rest Eаzy, где я быстро регистрирую нас под вымышленными именами и затем отключаюсь.
***
Зет
— Что, твою мать, ты имеешь в виду, говоря, что ее дом оказался пустым?
Каллум один из моих парней, и в данный момент ему следует аккуратно подбирать слова, чтобы, сказать то, что необходимо, зная, в каком дерьме он находится прямо сейчас. Я велел ему следить за домом Слоан ночью, но долбаный придурок звонит мне только в одиннадцать часов утра, чтобы сказать, что дом был пустым, когда он приехал туда.
— Когда ты в последний раз проверял дом? — решительно требую я ответа.
Он молчит на протяжении некоторого времени, затем отвечает:
— В полночь, — я могу слышать ощутимую дрожь в его голосе.
Я надеюсь, что он может слышать мой убийственный тон.
— Прости что? Потому что мне кажется, что я только что услышал слово «полночь», когда я тебе сказал, чтобы ты проверял их каждые два часа.
— Я знаю, Зи. Но это место находится в тысячах миль от цивилизации, чувак! Мне потребовался час, чтобы только найти его. Я подумал, что никто не сунется туда по этой жуткой дороге посреди ночи. Это, черт побери, опасная затея!
— Ты знаешь, что на самом деле опасно? — рявкаю я. — Я. Я, мать твою, чертовски опасен. И прямо сейчас я чертовки близок к тому, чтобы вылететь обратно в Сиэтл и самолично прибить тебя. Ты понимаешь меня?
— Прости меня, Зи! Серьезно, я обязательно найду их, клянусь, чувак.
— Ни хрена подобного. А сейчас ты мне скажешь все, что обнаружил, когда вошел в дом. — Мой голос становится тише с каждым следующим словом, кто угодно, кто знает меня достаточно хорошо, может точно сказать, что это опасный знак.
— Там были глубокие отметины от шин. Могу точно сказать, что они не от машины докторши. Ее развалюха все еще припаркована возле дома. И там было огромное количество следов и глубоких отметин в грязи. Полагаю, что это все выглядело так, будто кого-то волокли по земле или тому подобное дерьмо
— Волокли или тому подобное дерьмо? Ты сейчас на самом деле заставляешь меня задумываться о таких «приятных» вещах, Каллум. Известно ли тебе, как чувствуется, когда твои пальцы ломают один за другим, гавнюк? Потому что перспектива продемонстрировать тебе это, становиться все более и более привлекательной с каждой проходящей минутой. Где. Они?
— Я не знаю, босс. Но собираюсь выяснить это прямо сейчас. Прямо сейчас!
Звонок прерывается. Я стискиваю зубы, крепко закрываю глаза и сжимаю свой кулак вокруг телефонной трубки, пока она не издает жалобный треск под натиском силы. Я пользуюсь моментом. Тяжело сглатываю. Глубоко вдыхаю.
Сегодняшний день начался не слишком хорошо.
Безрассудное, бешеное беспокойство скручивает мой желудок, отчего внутри него все практически закипает. Какого хрена со мной не так? Мои ладони становятся чертовски влажными от пота, и сердце барабанит так сильно, что складывается такое ощущение, будто оно вот-вот вырвется из груди. Я поднимаюсь на ноги, чувствую легкое головокружение.
Дыши, дыши, ради всего святого, говорю я. Черт побери, дыши. Но это, кажется, совершенно не помогает. В последний раз, когда я чувствовал себя подобным образом, это когда решетка мой камеры захлопнулась перед моим лицом в первую ночь в Чино, и я осознал насколько облажался. Чувствовал себя полностью беззащитным. Чувствовал себя в полной власти другого человека. Я не жил так со времен, когда был со своим дядей. И тогда я поклялся себе, что больше никогда не допущу этого. Я позволил себе погрузиться в состояние паники в ту первую ночь, и затем я подавил все это внутри себя. Пришел к пониманию, что они могли засадить меня за решетку и указать мне время, когда я могу принимать пищу, когда могу принимать душ или тренироваться, но у них нет никакой гребаной власти над тем, как я чувствую себя по этому поводу. После этого я ходил повсюду с высоко поднятой головой, как бы говоря тем самым всем вокруг «Ну, рискните и испытайте меня. Попытайтесь и спровоцируйте меня». Не было никакого смысла в обязательной драке с другими заключенными, чтобы доказать насколько жестоким ублюдком я был, когда начал отматывать свой срок в Чино. Я был ходячим приглашением, отрытым предложением для любого идиота, который хотел бы испытать меня. Никто не решился. Ни разу. После этого у меня исчезло чувство беспомощности, и я осознал, что мог ощущать контроль несколькими пусть и небольшими способами, даже внутри тюрьмы.
Но не сейчас. Щемящее ощущение, которое выворачивает мои внутренности, стягивая все в моем желудке, органах, мышцах и даже заставляет сворачиваться кровь.
Совершенно, черт побери, недопустимо.
Я не знаю, где они.
Я не знаю, где она
Я не знаю, как их найти.
И я ничего не могу поделать с этим.
Но мне необходимо сделать что-то. Мне необходимо. Я хватаю свою кожаную куртку, стараясь ощутить ее вес, чтобы убедиться находятся ли в ней все еще ключи от «Камаро». Я буду ехать весь день и всю ночь, если это будет необходимо. Я найду девочек. Моих девочек. Мою девочку.
С другой стороны двери Хулио и один из охранников, который стоял на входе прошлой ночью, тот, что самый высокий, уже направляются по коридору с серьезными выражениями на их лицах. Серьезный взгляд на лице мексиканского босса мафии это плохой знак.… Когда Хулио что-то подозревает или чувствует угрозу, он действует отлично от своих ощущений — улыбается. Когда он подозревает, что кто-то считает его за дурака, шпионит или же пытается кинуть его в делах бизнеса, в которых он не приемлет такого отношения, именно в этот момент улыбка с его лица исчезает.
— Куда-то направляешься, ese? — интересуется Хулио. Но сейчас здесь нет никаких братьев. Только легкое презрение, что проглядывается в его словах, которое дает мне понять, что я чертовски, мать его, облажался. Ese —обращение, которое употребляется только к другому испанцу. Хулио же использует его намеренно иронично, чтобы подчеркнуть мою не принадлежность к этому месту и людям. Он прекрасно понимает, что происходит что-то, черт побери, серьезное. У охранника, который стоит рядом с ним, за пояс джинсов заправлена пушка, а большой палец его руки просунут за ремень, что располагается вблизи пушки.
Я пожимаю плечами.
— Да так, никуда. Собирался пройтись и забрать подругу. Ты же сам сказал, чтобы я привел кого-нибудь на «мероприятие». — Которое должно произойти только через пару дней, но я должен рискнуть. Эта первая отмазка, которая приходит мне на ум.